{268}.)
Уход Роджера Альтмана получился далеко не таким тривиальным. В его случае главными поводами для раздора стали лояльность и деньги. Дело в том, что Шварцман затаил на Альтмана обиду за отказы на их с Питерсоном настойчивые просьбы перейти в Blackstone, пока компания не закончила формирования первичного фонда. Альтман дорого заплатил за свое колебание, получив всего лишь 4 %-ную долю в компании. Он вскоре, словно мощным магнитом, стал притягивать в Blackstone доходы, обеспечивая приличный поток комиссионных за консультационные услуги по слияниям и поглощениям и организовав две наиболее успешных покупки в первые годы существования фонда – Transtar и Six Flags. Разумеется, незначительная доля в компании вызывала у него возмущение.
«Раскол между Роджером и Стивом с Питом произошел из-за того, что Роджер действительно переживал из-за своих акций», – считает бывший партнер Blackstone.
Несколько лет Альтман боролся за больший кусок пирога, и в начале 1992 г. Шварцман и Питерсон уступили ему, увеличив его долю примерно до 7 %{269}.
Но перемирие длилось недолго. Альтмана всегда привлекала политика, и в свое время он даже прервал карьеру в Lehman для того, чтобы поработать в администрации Картера. Вскоре после увеличения его доли в Blackstone он стал негласно участвовать в предвыборной президентской кампании своего друга и однокурсника по Джорджтаунскому университету Билла Клинтона. Эта деятельность отнимала у него массу времени в ущерб работе на Blackstone. Питерсон, который был наставником Альтмана в Lehman, как никто другой понимал его увлеченность политикой. Вспоминает Остин Бейтнер, бывший партнер Blackstone и друг Альтмана: «Когда я решил уйти из Blackstone ради поста в правительстве, Пит одним из первых поздравил меня с этим назначением. Я уверен, что точно так же он отнесся и к выбору Роджера»{270}.
Шварцман был менее великодушен. «Почти сразу после того как ему увеличили долю, Роджер начал тратить почти треть своего рабочего времени на предвыборную кампанию. Стива это не обрадовало», – вспоминает бывший партнер фирмы.
События в личной жизни Шварцмана только усиливали его раздражение. В 1990 г. его жена Эллен подала на развод и стала требовать от него огромных отступных. «Вся эта история с Роджером, требовавшим увеличить его долю в партнерстве, происходила как раз в то время, когда Стив считал, что будет вынужден отдать половину своего состояния Эллен», – говорит бывший партнер Blackstone. «Шварцман изливался коллегам, жалуясь на Эллен, пожелавшую отнять у него 50 % состояния, – вспоминает другой экс-партнер. – Он изводил нас своими жалобами». (Поскольку на тот момент состояние Шварцмана оценивалось примерно в $100 млн, Эллен, по-видимому, претендовала на $50 млн или того больше.)
Развод еще сильнее укрепил Шварцмана в намерении защищать с трудом заработанное богатство. Он больше не собирался делиться своей долей с партнером, который потом будет пренебрегать работой в компании. «Даже самую крошечную долю в Blackstone приходилось вырывать у Стива зубами. Он был не из тех, кто милостиво раздает акции», – говорит тот же бывший партнер.
В январе 1993 г., когда Альтмана назначили заместителем министра финансов в новом правительстве Клинтона, он снова скрестил шпаги со Шварцманом и Питерсоном по поводу денег. На этот раз предметом спора стала его потенциально ценная 3 %-ная доля в Blackstone Financial Management, быстрорастущей компании под управлением Ларри Финка, специализировавшейся на инвестициях в бумаги с фиксированным доходом. Альтман цепко держался за свою долю в BFM, но основатели Blackstone отказали ему под предлогом потенциального конфликта интересов. Ведь тот факт, что высокопоставленный чиновник министерства финансов владел значительной долей в компании, торгующей казначейскими ценными бумагами, не выдерживал никакой критики{271}.
В 1994 г. Альтман покинул Вашингтон с еще большими передрягами. В августе ему пришлось уйти в отставку из-за вмешательства в проводимое конгрессом расследование по делу Whitewater – финансового и политического скандала, который вырос на почве сомнительных сделок с земельными участками в штате Арканзас в 1980-е гг. и в котором оказались замешаны Билл и Хиллари Клинтон. Хотя против четы Клинтонов не выдвинули обвинения в связи с их ролью в этом деле, но других фигурантов дела Whitewater осудили за мошенничество. Когда Альтман вернулся в Нью-Йорк, то, по словам его друга, Роджер был уверен, что Шварцман и Питерсон забудут прошлое и попросят его вернуться в компанию, но такого приглашения не последовало{272}. Тогда Альтман открыл собственную фирму Evercore Partners, быстро утвердившуюся в качестве ведущего консультанта по вопросам M&A и прямых инвестиций.
«То, что ему не предложили вернуться обратно, не имело никакого отношения к делу Whitewater, – убежден бывший партнер Blackstone. – Это целиком было связано с тем, что происходило до того»{273}.
Уход Альтмана оставил зияющую дыру в операциях Blackstone по слияниям и поглощениям, что усугублялось сокращением вовлеченности Питерсона в дела компании. Другие направления деятельности после 1992 г. развивались семимильными шагами, а группа M&A буксовала на месте. Ее неспособность угнаться за взрывным ростом этого бизнеса у Брюса Вассерштайна раздражала Шварцмана, несмотря на то что он оставил Вассерштайна далеко позади на арене LBO.
Какой бы значимой ни была потеря Альтмана, но тяжелее всего отразился на компании уход Ларри Финка. К началу 1992 г. активы под управлением BFM взлетели до $8,1 млрд и совместное предприятие зарабатывало $13 млн в год после вычета налогов{274}. В середине 1992 г. дела шли так хорошо, что Финк и Blackstone уже строили планы по привлечению внешнего капитала через IPO. На тот момент Финк, Ральф Шлосстайн и другие старшие менеджеры BFM в совокупности владели через партнерство 45 % бизнеса, тогда как Blackstone Group и ее партнеры – еще 35,3 %. Бóльшая часть оставшейся доли принадлежала Финку и Шлосстейну лично.
Но в скором времени Финк и Шварцман столкнулись лбами из-за денег. С целью привлечения в компанию первоклассных профессионалов Финк настаивал, чтобы ему предоставили право выделять им долю в BFM, т. е. использовать ту же приманку, при помощи которой Шварцман в свое время заманил Финка в Blackstone. До тех пор Шварцман и руководители BFM именно так и поступали, регулярно отдавая часть своей доли вновь прибывшему старшему персоналу. Но после того как доля Blackstone уменьшилась почти до 35 %, Шварцман подвел черту, заявив Финку, что материнская компания не может позволить себе и дальше делиться акциями.
Некоторые связывают неуступчивость Шварцмана с его бракоразводным процессом. «Его измучили мысли об этом, – поясняет бывший коллега Шварцмана. – Представьте, что деньги для вас имеют такое же значение, как для Стива, и вот вы осознаете, что можете потерять половину с трудом заработанного состояния. Естественно, что вы станете несговорчивым».
Ситуация зашла в тупик, и Шварцман оказался на пороге второго развода – теперь между Blackstone и группой Финка. Убежденный в том, что Blackstone стала тормозом для его великих замыслов, Финк отложил планы IPO и потребовал немедленной продажи своего подразделения. Шварцман сначала решительно этому воспротивился, но потом уступил{275}. В июне 1994 г. фирма, которая к тому времени сменила название на BlackRock Financial Management и увеличила активы до $23 млрд, была продана PNC Bank Corporation of Pittsburgh за $240 млн{276}. Партнеры Blackstone прилично заработали на этой продаже, положив в карман $80 млн вдобавок к $30 млн, полученным ими от BFM в качестве дивидендов за предыдущие шесть лет{277}. Шварцману лично досталось больше $25 млн, чего ему хватило для того, чтобы откупиться от Эллен. (Хотя точная сумма, предусмотренная бракоразводным соглашением, никогда не раскрывалась, но, по данным Business Week{278}, она превысила $20 млн.)
BlackRock продолжала превосходить даже самые смелые мечты Финка. За следующее десятилетие она превратилась в инвестиционную империю с $1,2 трлн активов, главным образом ценных бумаг с фиксированным доходом и ценных бумаг в сфере недвижимости. В 2006 г., изменив структуру собственности, BlackRock вышла на фондовый рынок и к 2010 г. стала крупнейшей в мире публичной управляющей компанией, в два раза больше своего ближайшего конкурента, с $3,2 трлн активов и 8500 сотрудниками в 24 странах. На Уолл-стрит Финка признали «королем» наравне со Шварцманом. Ныне он является советником президента Обамы по вопросам оздоровления экономики США.
Впоследствии Шварцман открыто признал{279}, что поторопился с продажей BlackRock. Хотя он лично заработал на этой сделке кругленькую сумму, но если бы сохранил хотя бы 3 % в BlackRock – меньше трети от доли, которой владел на момент ее продажи PNC, то в 2010 г. стал бы богаче примерно на $1,3 млрд.
После вынужденного ухода Генри Сильвермана из Blackstone группа LBO сократилась до минимума. Она состояла из нескольких подающих надежды молодых специалистов и Дэвида Стокмана, единственного корифея средних лет, интеллектуала с трудным характером.
Чрезвычайно динамичный Стокман заставлял свой мозг работать на предельных оборотах, потребляя больше кофеина и никотина, чем французский экзистенциалист. Казалось, он никогда не выпускал из рук кружку и сигарету, попеременно то с жадностью глотая кофе, то глубоко затягиваясь. Позже он бросил курить, но пристрастие к кофеину осталось. Партнер Blackstone Чин Чу, в то время младший сотрудник, вспоминает, как однажды они со Стокманом полетели в город Кокомо, штат Индиана (в 80 километрах к северу от Индианаполиса), где находилась штаб-квартира принадлежавшей Blackstone машиностроительной компании Haynes International. Однако, когда они прибыли на место и сели в арендованный автомобиль, Стокман повел машину в другом направлении. Чу спросил, куда они едут, и Стокман ответил: «Ближайший Starbucks есть только в Индианаполисе». Потратив два часа на поездку до столицы штата и обратно, они наконец-то добрались до офиса Haynes