&A в Goldman Sachs, руководителем инвестиционно-банковского направления Chase. Харрисон попросил Ли остаться в качестве главного генератора идей для бизнеса, но управленческие функции – и титул – отныне переходили к Бойзи. Осенью того года Ли и остальные инвестиционные банкиры Chase были еще дальше задвинуты в тень, когда Chase договорился о поглощении J. P. Morgan. Chase жаждал заполучить первоклассный бизнес J. P. Morgan в области слияний и поглощений и операций с ценными бумагами, который дополнял бы крепкие позиции в сфере кредитования, но никто не подумал о том, к чему приведет неизбежная борьба за власть, которая развернется после объединения двух организаций{357}.
В мастерстве кредитования LBO и операций на рынке мусорных облигаций Ли не было равных, и он хорошо разбирался в инвестиционной деятельности Blackstone. В ходе многолетнего сотрудничества Ли установил тесные отношения с ее партнерами. «В решающие моменты истории Blackstone мы чувствовали, что Джимми всегда был рядом с нами»{358}, – говорит бывший партнер Blackstone Брет Перлман, работавший в компании с 1989 по 2004 г.
Ли, который до того работал в намного более крупных и зрелых организациях, считал, что сможет сразу же принести пользу Blackstone. «Большинство компаний прямых инвестиций выросли из маленьких фирм-бутиков, – рассказывает Ли. – Там партнеры собирались на заседание и обсуждали: “Давайте заключим эту сделку, давайте заключим ту сделку”. Там не было ни структуры, ни инфраструктуры, не было и управления персоналом и рисками. Но к 2000 г. та же Blackstone находилась в бизнесе уже 15 лет, и ее деятельность расширялась. Она выходила на глобальный уровень и многое была готова сделать».
Питерсон и Шварцман предложили ему весомую долю в Blackstone и пост вице-председателя вкупе с функциями непосредственного руководителя текущей деятельностью компании. К ноябрю они выработали объемное соглашение, составили пресс-релиз, и Ли был готов к переходу. Он уже поставил Харрисона в известность о том, что ведет переговоры с Blackstone. Но сказал Шварцману, что, прежде чем подписывать контракт, хотел бы лично встретиться с Харрисоном и сообщить ему об уходе. В один из ноябрьских дней Ли передал своему патрону сообщение с предложением о встрече. Харрисон сбежал с заседания комитета иностранных советников банка, чтобы услышать, что же хотел сказать ему Ли.
«Я сказал: “Мне здесь отлично работалось. Это мое самое любимое место в мире. Но теперь я собираюсь заняться другим делом”, – вспоминает Ли. – Харрисон ответил: “Пожалуйста, дай нам денек, чтобы собраться с мыслями и постараться отговорить тебя от этого решения”».
Хотя Харрисон сам отстранил Ли от управления делами, он не хотел терять одну из ключевых фигур, от которых зависел успех Chase. Харрисон пустил в ход все средства и постарался затронуть все эмоциональные струны. «Собрались директора и другие старшие менеджеры, – рассказывает Ли. – Они отвели меня в помещение, которое я называю “комнатой без углов”, куда приводят собирающегося увольняться сотрудника и начинают бомбардировать его фразами типа “О! Я помню тебя еще ребенком!”. “Старшие друзья” играют на твоей привязанности: “Твой дом здесь, Джимми Ли!”».
Уговоры сработали. В конце встречи от готовности Ли спрыгнуть с корабля Chase не осталось и следа. Вечером он дозвонился до Шварцмана, который находился в отеле Ritz Carlton в Неаполе, штат Флорида. Звонок застал Шварцмана на веранде. «Джимми сказал: “Я просто не могу так поступить. Билл попросил меня остаться. Я работал с Биллом на протяжении всей своей карьеры”», – вспоминает Шварцман.
Он не мог поверить своим ушам. «Стив воскликнул: “Эй! Что случилось? Я был уверен, что ты уволишься, а потом придешь к нам и подпишешь контракт!” – вспоминает Ли. – Он спросил: “Дело в деньгах? Тебе нужно больше денег?”» Ли ответил, что деньги тут ни при чем.
«Джимми исключительно преданный человек, – отмечает Шварцман, – и людям, и организациям». Но в тот момент Шварцман чрезвычайно расстроился и, поскольку у него не было других кандидатов, приостановил поиски своего номера два{359}.
Но нехватка управленческих кадров продолжала остро ощущаться в Blackstone. Нагрузка на Шварцмана только усилилась, когда в 2001–2002 гг. Blackstone развернула кампанию по сбору средств для очередного фонда Blackstone Capital Partners IV с капиталом $6 млрд. Поэтому в середине 2002 г., два годя спустя после неудачи с Ли, Шварцман снова занялся поисками подходящего человека. Хедхантер Том Нефф предложил ему встретиться с Тони Джеймсом, который тогда возглавлял в Credit Suisse First Boston инвестбанковское подразделение и группу альтернативных инвестиций{360}. Шварцман и Джеймс были знакомы еще с 1989 г., когда Donaldson, Lufkin & Jenrette, где в то время работал Джеймс, и Blackstone спорили о параметрах облигаций для финансирования покупки железнодорожной компании CNW, но с тех пор их пути не пересекались.
Теоретически Джеймс обладал всеми необходимыми компетенциями{361}. В DLJ он был суперзвездой. Всего через семь лет после окончания школы бизнеса, в 1982 г., его назначили в банке главой группы по слияниям и поглощениям – примерно в то же время Шварцман занял аналогичную должность в Lehman Brothers. Спустя три года Джеймс создал подразделение DLJ Merchant Banking, где собрал инвестиционных банкиров, призванных искать компании, в которые банк мог бы инвестировать собственные средства. В 1990-е гг. DLJ Merchant Banking привлекал деньги внешних инвесторов для нескольких фондов, по объему лишь немногим уступавших фондам Blackstone. В процессе этого Джеймс, непосредственно курировавший инвестиционную деятельность DLJ до конца 1990-х, показал одни из лучших результатов в данной области. Когда Шварцман связался с ним в 2002 г., инвесторы сформированного в 1992 г. фонда DLJ с капиталом в $1 млрд получили после вычета комиссий банка среднегодовую доходность более 70 % – астрономический показатель, особенно если учесть, что он поддерживался на протяжении столь длительного периода. Это вдвое превышало достижение фонда Blackstone 1993 г., показавшего весьма приличную среднегодовую доходность 34 %{362}.
Джеймс преуспел и как менеджер – в 1995 г. он возглавил весь инвестиционо-банковский бизнес DLJ. Хотя над ним находились еще два уровня руководства, многие внутри и вне банка рассматривали его как фактического главу DLJ и считали той движущей силой, которая привела к трансформации банка из небольшой аналитической компании в крупного игрока на Уолл-стрит. «Официально он не управлял банком, но, вероятно, был в нем главной фигурой, и благодаря ему банк стал тем, чем стал, – утверждает Сабин Стритер, бывший банкир DLJ и крестный отец одного из детей Джеймса. – Тони был самым ценным специалистом, когда-либо работавшим в DLJ»{363}.
«Он блистал в DLJ, – подтверждает другой банкир, работавший в банке в 1990-е гг. – Он руководил инвестиционным комитетом, а когда управлял DLJ Merchant Banking, подразделение целиком зависело от него». Джеймс всегда считался «самым умным парнем в банке», подчеркивает его бывший коллега.
Когда в 1990 г. обанкротился Drexel Burnham Lambert, Джеймс поспешил нанять многих его лучших банкиров, включая Кена Моэлиса, звезду M&A, и трейдера Беннета Гудмена, который помог DLJ создать группу инвестирования в высокодоходные облигации. При Джеймсе DLJ добавил подразделения по реструктуризации и мезонинному кредитованию, фонд фондов и даже небольшой отдел инвестиций в недвижимость – бизнес-портфель, очень похожий на тот, что сформировали у себя Питерсон и Шварцман.
Но главным достижением Джеймса в DLJ стало проведенное при его непосредственном участии слияние DLJ с Credit Suisse First Boston в 2000 г. Швейцарская материнская компания CSFB, Credit Suisse, выложила $11,5 млрд стремясь вывести свой второразрядный американский банк в первые ряды с помощью банкиров и клиентов DLJ. Джеймса назначили соруководителем инвестиционно-банковского подразделения CSFB и направления альтернативных инвестиций. Но к 2002 г. дела в CSFB резко покатились под гору. Тогда весь инвестбанковский сектор, кормившийся на буме M&A и IPO конца 1990-х гг., переживал спад. Банки теряли огромные деньги и тысячами увольняли сотрудников.
CSFB значительно переплатил за DLJ на пике рынка, и многие из ведущих фигур DLJ, положив в карман миллионы долларов от продажи своих акций, вскоре после слияния покинули банк. Некоторые в CSFB обвиняли Джеймса в том, что именно он убедил швейцарскую компанию заплатить такую высокую цену, а затем позволил сбежать талантливым специалистам. Когда после серии стычек с регулирующими органами CSFB возглавил новый генеральный директор Джон Мэк, он как бы продвинул Джеймса по служебной лестнице, создав для него новую должность председателя глобальных инвестбанковских операций, где ему, однако, никто не подчинялся, а на его место назначил нового человека. Хотя Джеймса не уволили, как многих других банкиров в тот период, его коллега в DLJ назвал новое назначение «достойной смертью»{364}.
Хотя Джеймсу после слияния и достался пакет на $1,1 млн акций DLJ, он не мог им воспользоваться до лета 2002 г., а пока что ему оставалось сидеть и ждать, но было очевидно, что пришло время искать новую работу.
С точки зрения Шварцмана, Джеймс обладал идеальным набором навыков и опыта: «В сущности, Тони был прирожденным предпринимателем. И на протяжении многих лет он в DLJ, как говорится, нажимал на курок – в качестве главного инвестора принимал все ключевые решения». Сходство между деятельностью DLJ и бизнесом, выстроенным Blackstone, также поражало: «Его карьера была точной копией моей. Крайне удивительное совпадение».