Мне многое неясно, Валерий. Однако вопросы, зависящие от тебя, вижу довольно отчетливо.
Видишь в общих чертах. Имеются и частности.
О частностях ты предпочел умолчать, а я пока и не настаивал.
Всему свое время. Многое мне было неизвестно.
А теперь?
Кое-что прояснилось.
Поконкретнее не можешь?
По-настоящему, с первой нашей встречи, ты мне не доверял, — не отвечая на вопрос, сказал Саргачев.
Было, — согласился Турецкий. — Искал лохматую руку, что вознесла тебя в кресло на Огарева.
Нашел?
А ты как думаешь?
Впрочем, для тебя это семечки, — помолчав, ответил Саргачев. — Я люблю Ларису. И в этом все дело.
Хорошо, если любовь взаимна.
Хочу надеяться... Поконкретнее, говоришь? А я ведь сказал — спрашивай.
Ладно, — решился Александр. — Ты знаком с Анатолием Павловым, редактором «Прогресса»?
Была встреча. Чисто случайная. Ларисе вдруг ни с того ни с сего захотелось поехать на похороны Кузьминского. И тут как тут он полковник госбезопасности Павлов... Не делай удивленный вид, Саша! Ты же следователь по особо важным делам! И поехали. Сидели в машине, поглазели, послушали и уехали.
Турецкий в самом деле удивился, но не тому, о чем подумал Саргачев, а тому, как легко и просто тот сообщил о поездке на похороны.
Тебе не кажется странным, что вице-премьер России едет навеки прощаться с телом оголтелого националиста?
Нет. Не кажется.
Почему?
Да чисто по-человечески. Они сидели в Государственной Думе почти рядом. И потом... все мы смертны.
Вот об этом я как-то не подумал... Но ведь чело- век-то государственный. Вице-премьер.
Она прежде всего женщина. Всколыхнулась душа, и поехала. Нацепила очки, надела широкополую шляпу— и вперед! Хорошо!
Охрана-то где была?
А полковник Павлов на что?
Твоя встреча с Бурятом в документиках этих, между прочим, не отмечена, — постучал по папке Турецкий.
Вопрос не ко мне. К господину Би.
Ты-то как считаешь?
Думаю, не с руки, даже шефу спецслужбы, обострять отношения с Джеком Каном.
Большое внимание уделяет полковник Павлов госпоже Стрельниковой. И уже давно, — снова постучал по папке Турецкий.
Тебе ли не знать, если человека продвигают — ищи мужика в погонах, — усмехнулся Валерий. — Полковник Павлов уделял внимание госпоже Стрельниковой. Теперь он заинтересован другим человеком.
Имя, отчество, фамилия? — как бы пошутил Александр.
Андрей Андреевич Васильев. Друг детства. Что- нибудь слышал?
Гениальный картежник?
Он самый.
И что понадобилось Павлову от Роберта Веста?
Разве Андрей под твоим «колпаком»? — удивился Саргачев.
Не под моим. Все нувориши под «колпаком» грандиозным, имя которому — народ. Земля слухом полнится. Вот и до меня дошел слушок.
Павлов — сотрудник ФСБ. Вероятно, казино входят в сферу его деятельности.
И коню понятно, — равнодушно ответил Турецкий. — Любопытно другое: куда пойдут денежки Веста?
Вот бы знать! — усмехнулся Валерий, наливая коньяк.
Турецкий набрал телефонный номер, услышал длинные гудки, бросил трубку.
Где же все-таки Грязнов?!
А где, по-твоему, был бы в данной ситуации, скажем, комиссар Мегрэ?
На месте преступления, — подумав, ответил Турецкий.
Едем.
Но-очь! — постучал по часам Александр.
Настоящая жизнь в Гонконге начинается ночью.
Едем.
...Ас директором частного сыскного агентства Вячеславом Ивановичем Грязновым история получилась прелюбопытная.
Расставшись с друзьями возле гостиницы, он огляделся и, приметив небольшое кафе, бодро зашагал к нему. За стойкой бара стоял китаец, на лице которого при виде посетителя разлилась привычно-ласковая улыбка. За столиком сидел лишь один человек, по виду американец, так, по крайней мере, решил Слава, потому что мужчина курил сигару и время от времени потягивал пиво из высокого бокала. Слава вытащил разговорник, открыл страницу на букву «П».
Пива. Два, — показал он два пальца. — И сто пятьдесят. Водки.
Китаец наполнил бокалы пивом, капнул в фарфоровую чашку водки, вопросительно посмотрел на посетителя, еще добавил.
И-эх! — вздохнул Слава, отобрал у бармена бутылку, безошибочно налил свою норму. — Вот так, господин Ли!
Ли! Ли! — широко заулыбался китаец, тыча себя в грудь.
Ты смотри! — искренне удивился Грязнов. — И в самом деле Ли!
После пива и ста пятидесяти Слава повеселел. Он шел по улице, заглядывал в крохотные магазинчики, барчики, кафе, располагавшиеся почти сплошь, вплотную друг к другу; остро пахло китайской кухней, и, почувствовав голод, Слава заказал в ближайшем заведении что-то вроде наших сосисок, обильно политых соусом и обложенных зеленью. И лишь после того, как сосиски исчезли в Славином желудке, он подумал, а не змею ли слопал. Долго изучал Слава меню, пытаясь разобраться в нем с помощью разговорника, не разобрался, махнул рукой и пошел дальше. Улица привела его на берег моря. Вдалеке стояли морские суда, виднелся огромный порт, покачивались на воде белоснежные яхты. Вдоль берега высились большие здания.
Слава остановил проходившего мимо китайца, который тут же оскалил зубы в улыбке и поклонился.
«Виктория»! Гостиница «Виктория»! Где?
Китаец залопотал по-своему, знаком приглашая следовать за ним.
Гостиница оказалась рядом, не прошли и двухсот метров.
Спасибо, — поблагодарил Грязнов и даже поклонился.
Китаец, однако, не уходил, искательно улыбаясь, смотрел на Славу.
А-а, — догадался Грязнов, подавая китайцу доллар.
В холле гостиницы к Славе сразу же подошел высокого роста китаец в белом костюме и обратился к нему по-английски. Грязнов в ответ гулко кашлянул в кулак.
Что угодно господину? — по-русски, с мягким акцентом спросил китаец.
Выпить, — не придумав ничего лучшего, брякнул Слава.
Ресторан, бар, кабинет?
Бар.
Пожалуйста, — повел рукой китаец. В баре было прохладно, играла негромкая музыка. Грязнов заказал коктейль, присел за столик возле окна, выходящего в сторону моря. Слава завернул в гостиницу «Виктория» недаром, он знал, что убили Кузьминского именно в этой гостинице, и еще в Москве решил про себя, пока бегают Саргачев с Турецким по начальству, побывать в этой самой «Виктории», авось на что-ни- будь и набредет. Тайной мыслью Славы было завести знакомство с девушкой, на которой закололи вождя, а уж с путаной-то он разберется, повидал на своем веку всяких. Там, глядишь, и поведет следок куда надо. Но теперь он затосковал. Предположим, выйдет он на девушку. И что дальше? Она жучит по-китайски, он по-русски. Разговорник тут не поможет. Переводчик нужен. Саргачев, к примеру. «Нет уж, не надо, — подумал про себя Слава. — Как-нибудь сам. А может, она и по-русски чешет? Вон китаец в белом, портье небось, как стрижет!»
За столиками в баре сидели в большинстве своем люди белой расы. Доносился смех, непонятная речь, какая-то молодая парочка млела в танце. При мысли, что девушка может понимать по-русски, Грязнов несколько взбодрился, допил коктейль и вернулся в холл. И снова предупредительно подошел к нему китаец в белом, портье, как предположил Слава.
Господину угодно отдохнуть?
«Была не была! — подумал Грязнов. — Иду на вы!»
Господину угодно узнать подробности убийства русского гражданина Кузьминского, — решительно произнес он, протягивая китайцу удостоверение. — Агентство частное. Я веду расследование.
Ни одна жилка не дрогнула на лице портье, взгляд остался таким же привычно-предупредительным, правда, удостоверение он просмотрел внимательно, возвращая, тонко улыбнулся.
Мне ничего неизвестно, господин директор.
Даже было убийство или его не было вовсе? — съязвил Слава.
Простите.
Портье хотел было уйти, но Грязнов, дотронувшись до рукава его костюма, знаком отозвал в сторону. «Сколько же ему дать? — подумал Слава. — Полтинник?» Они зашли в тень огромной пальмы, и Грязнов, не мешкая, сунул китайцу бумажку в пятьдесят американских долларов.
Убийство было, — сказал китаец.
И при весьма интересных обстоятельствах. Вы не могли бы подсказать адресок девушки?
Прошу, — вместо ответа пригласил портье, подвел к столику, на котором вразброс лежали журналы и газеты, указал на кресло. — Посидите, пожалуйста.
Ждать Грязнову пришлось недолго. Китаец появился в сопровождении рослого детины с лицом чистокровного русака. «Мишка Слон! — ахнул про себя Слава. — Он. Вот и на ногу припадает. Кто в него тогда шмальнул? Уж не я ли? Попа-ал...» Мишка не спеша спускался по широкой ковровой дорожке, скосил глаза на портье, и тот взглядом указал на Грязнова. Слава прикрылся журналом, сделав вид, что не приметил Слона, который тяжеловато опустился в кресло напротив и закурил. Так они сидели некоторое время и молчали, один курил, второй читал.
Открой личико, господин директор, — не выдержал Слон.
Здорово, Миша, — бросая журнал и протягивая руку, широко улыбнулся Грязнов.
Здорово, — не сразу ответил Слон. — Постой... Где-то я тебя видел...
Напоминаю. Востряково. Вас трое. Ты, Скворец и Грач. Нет чтоб руки вверх, а вы когти рвать...
Товарищ подполковник! Здорово! — И Мишка, обхватив Грязнова ручищами, прижал его к широченной груди. — Во где встретились-то, а?
Бывший подполковник.
Погнали? А за что?
Видать, хорошо ловил таких, как ты.
Могёт быть, — осклабился Слон. — Теперь приличные менты не в моде.
Верно говоришь, Миша, — согласился Грязнов.
А в какие директора-то записался?
Частное сыскное агентство. Ксиву показать?
Надо будет — посмотрим, — подмигнул и Мишка. — Ну, пошли.
Куда?
Ты же адреском интересовался. Брякну шефу, прикажет — и с нашим удовольствием!
На лифте они поднялись на третий этаж, и Мишка распахнул высокую красного дерева дверь. Видел Грязнов шикарные номера в столичных гостиницах, в «Москве», «Славянской», но, глянув на просторный зал, обставленный дорогой мебелью, на раскрытые белые двери, ведущие в глубину помещения, поневоле поразился.