Вернулся Саргачев с пластмассовым подносом в руках, на котором стояли бутылка коньяка с надетыми на горлышко стаканчиками и бумажные цветные тарелочки с бутербродами.
За встречу! — наполнив стаканчики, сказал Саргачев.
Будь здоров.
Итак, начнем, — прожевав бутерброд, заговорил Валерий. — Ты назначен шефом, а значит, в мои обязанности входит, в меру знаний, обрисовать картину положения в Гонконге. Тебе, надеюсь, известно, что я являюсь ведущим специалистом по гонконгским мафиозным структурам?
Нет. Я лишь сегодня узнал о твоем знании китайского.
Я, между прочим, знал его с детства. Отец несколько лет работал в китайском консульстве... Бывал в Гонконге?
Пока не приходилось.
Думаю, придется. Так что рассказывать о красотах города, об ароматах китайской кухни, а также красных фонарях массажных салонов я не буду, а сразу беру быка за рога. Российские мафиози проторили дорожку в Гонконг и завязали дружбу с главарями местных тайных обществ, крестными отцами. В Гонконге их называют триадами. Подобный союз может породить на свет неуловимого и всемогущего монстра. Спецслужбы Гонконга уже давно обратили внимание на частые вояжи русских, не раз предупреждали московских коллег, однако придраться было не к чему. До момента, пока не была перехвачена небольшая партия героина, следовавшая с Востока. — Саргачев щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету, глубоко затянулся. — Тебе, конечно, известно, что, как правило, героин попадал в Россию через Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Это пакистано-аф- ганский героин. Задержанная партия, как выяснили наши специалисты, выше качеством, произведена то ли в Камбодже, то ли в Лаосе, и уж точно не в Пакистане. Значит, открывается или уже открыт новый путь транспортировки. Возможно и другое: воронежские тайные склады уже наполнены качественным дальнеазиатским героином, и российские наркодельцы лишь ждут удобного случая, чтобы выбросить его на рынки.
Это война кланов. Не будет же сидеть сложа руки тот же Тофик Алиев, торгующий анашой и прочими травками, глядя, как уплывают денежки!
Война уже идет.
Я имею в виду большую кровь.
И она не за горами.
Интересную картинку ты нарисовал, — проговорил Турецкий. — Или еще не вечер? Есть события и покруче?
Возвращаюсь к триадам. Я несколько неверно истолковал значение этого слова, назвав триадами лишь крестных отцов. Понятие более обширно и включает в себя тайные общества, живущие по своим суровым законам. Достаточно сказать, что они уже несколько столетий контролируют значительную часть финансового мира Гонконга. Хотя и первоначальный смысл также справедлив. Система хорошо законспирирована, все триады обеспечены документами, подтверждающими их легальный бизнес. А теперь — насчет покруче... В Гонконге проживает весьма респектабельный господин — некий Джек Кан. Его мать русская, внучка одного из сподвижников Колчака, отец — китаец. Кан занимается торговлей оружием новейшего образца, и даже атомным. По последним сведениям, достиг в этом деле заметных успехов. Теперь сопоставь следующее. Банковские и торговые законы Гонконга отличаются большой гибкостью. Аферисты всего мира используют это обстоятельство с большим личным наваром. И наши нувориши очухались. Отмыт уже не один миллиард долларов. Скажу больше.Триады сейчас активно отмывают наличную валюту, поступающую по каналам российской мафии. Обе стороны торопятся. Первое июля девяносто седьмого года не за горами. Территория и Тайвань переходят к Китаю. А там, как говорится, не попляшешь. В спешке, глядишь, тот же Джек Кан возьмет и продаст аккуратную установочку с атомным зарядом какому-нибудь Ване Иванову. А?
Все это очень любопытно, — после некоторого молчания сказал Турецкий. — Но я практик, Валера.
А я штабист. Мне приказано доложить тебе о положении в Гонконге, что я в меру своих возможностей и сделал.
Спасибо, — снова помедлив, ответил Турецкий.
Уточняю. Я не всегда был штабистом.
Знаю.
Нет, Саша, не знаешь. Я об этом предпочитал молчать.
Теперь-то скажешь?
У меня за пазухой два с полтиной года Афгана и три месяца Чечни. Два ранения. После чеченского пришлось уйти в штабисты.
Наливай, — хмуро сказал Александр. Выпили не чокаясь и даже не закусили. А лебеди на пруду снова застыли.
Мама! — послышался детский голосок. — Посмотри, мама! Они живые?! Мама!
Живые, детка, живые. Лебедь и лебедушка, — ответила крохотной дочурке молодая мама. — Это самые верные птицы на земле. И если вдруг погибает один из них, второй или вторая поднимается высоко в небо и падает наземь, сложив крылья.
И умирает?
И умирает. Ты что, маленькая? Ты что плачешь?
Жа-алко-о...
Лебедь и лебедушка, — проговорил Валерий. — И-эх!
Пока ты ходил в ларек, я бабушку твою припомнил, Евдокию Егоровну... — Турецкий подождал ответа, не дождался и продолжил: — Я вот все думаю, какая кошка пробежала между нами.
Когда?
После последнего нашего выступления в комнате бабы Дуни. Крепко ты, помню, переживал по поводу какой-то Ларисы...
Она давно не какая-то Лариса, — перебил Саргачев. — Она Лариса Ивановна Стрельникова, вице-премьер России.
Редко чему удивлялся Турецкий, но на этот раз даже присвистнул.
На посошок? — предложил Саргачев.
Мне достаточно.
Тогда идем.
Убрать бы надо, — кивнул на поднос Турецкий.
Уберут.
И действительно, не успели они сделать нескольких шагов, как откуда-то возникли два мужичка, булькнули остатки коньяка в стаканчики, приветливо помахали оглянувшимся щедрым незнакомцам и запрокинули головы — только кадыки запрыгали.
В прокуратуру подкатили на леваке. Расплатился с водителем Саргачев.
Буду нужен — звони, — прощаясь, сказал он.
Позвоню.
Долгим взглядом Турецкий проводил отъезжавший «форд», рассеянно ответил на приветствие малознакомого сотрудника, вошел в здание, поднялся в кабинет, заварил крепчайший кофе, присел и задумался.
Разговор в принципе-то получился. Тайную жизнь Гонконга Саргачев, надо отдать ему справедливость, представил кратко и ясно. Будто сам побывал в одной из триад. И респектабельный господин Джек Кан представился Турецкому словно живой. Полурусский-полукитаец, светлые волосы, черные глаза, высок, сухощав, умен. А что, если он и в самом деле продаст какому-нибудь русскому уголовничку небольшую такую атомную бомбочку? И не одну.
Дела-делишки... Отмыты миллиарды долларов черного российского капитала... О чем думаешь, «важняк»? Что тебя насторожило, то ли в облике бывшего товарища, то ли в поведении, или все-таки разговор не понравился? Быть может, прав Меркулов, и становишься ты, Турецкий, слишком подозрительным, циничным человеком? Да нет же, не в этом дело! Ведь открылся же ты сразу, полез с объятиями, накатило теплое такое чувство, а значит, доброго и светлого в ваших с Валеркой отношениях было больше, чем плохого, заурядного, неприметного. И ты как бы окунулся в молОдые бесшабашные годы, скинув с плеч полтора десятка лет, надеясь получить в ответ подобное же отношение, а получил хотя и дружескую, но холодновато-сдержанную улыбку, не полыхнул в глазах Саргачева огонек, они остались безразличными. Впрочем, теперь понять можно. Афган, Чечня, ранения... Любопытно, кто же все-таки подсуропил ему эту ответственную должность? Ведь знатоков китайского языка в России хватает. И профессионалы по мафиозным структурам тоже найдутся. Можно прямо сейчас назвать пять- шесть фамилий. А тут, вишь ты, прибыл боевой офицер, не имеющий специальной подготовки, и нате вам, пожалуйте в кабинет с высоким потолком!
И тут же остановил себя Александр: он ведь совершенно не представляет себе, имеет или не имеет спецподготовку Саргачев...
— Да что ты к нему привязался?! — вслух гаркнул Турецкий, ударил кулаком по столу, допил кофе и открыл папку, переданную ему Меркуловым.
В папке лежали оперативные донесения, в большинстве своем от имени и за подписью Грязнова. В виде исключения Меркулов поручил «Глории» внедрить своих людей в студенческую среду. Из этих донесений Турецкому стало ясно, что среди студентов университета имени Патриса Лумумбы есть богатые люди, в общежитии процветает проституция, хорошо налажена поставка русских девушек в публичные дома Востока и Европы и обнаружен героиновый след...
Зазвонил телефон.
Слушаю.
Здорово! — раздался в трубке голос Славы Грязнова. — Чего не едешь?
Изучаю твои сочинения.
Ну и как?
Наловчился, однако.
А ты думал!
Главное — имена, фамилии в полном порядке. А также национальность. В скобочках. Нигериец, алжирец, вьетнамец... И вдруг гляжу, затесался какой-то сянганец. Из какой он страны, Слава?
Должно быть, из Сянганя, коли сянганец...
Продолжай и дальше в том же духе.
Нет, что ли, таких, сянганцев? — Показалось, что Грязнов слегка обиделся.
Почему же? Есть.
Ну, значит, и порядок!
Для неграмотных объясняю: Сянган — древнее китайское название Гонконга. Население — более семи миллионов. Девяносто восемь процентов — китайцы. Так что твой сянганец наверняка чистокровный китаец.
Во гад! — рассмеялся Грязнов. — То-то, смотрю, не похож он на сянганца! Когда будешь-то?
Накрутил тебе хвост Костя? — хмыкнул Турецкий.
Приезжай, пока жду, а то ведь и один отвалить могу, — не реагируя на тон Александра, продолжал гнуть свою линию Грязнов.
Куда ехать-то? В особняк?
А то куда же? Адресок не забыл? Могу напомнить.
Жди... сянганец, — вздохнул Турецкий и положил трубку.
В кабинет вошла следователь Лилия Федотова. Она, как всегда на службе, была в прокурорской форме с погончиками, но сшитой на заказ, потому и сидела она на женщине прекрасно, не скрывая, а как бы наоборот — подчеркивая стройность фигуры и длинных ног. Разве что юбка коротковата. Лилю нельзя было назвать красивой в классическом понимании этого слова, но какое-то неуловимое обаяние исходило от всего ее облика. Зеленоватые глаза с длинными ресницами, тонкие брови, густые каштановые волосы, матовый цвет лица, круглый подбородок, — казалось бы, ничего особенного — таких девиц немало ошивается возле «Националя», — но представить Лилю среди них было невозможно. От тех за версту несет не то чтобы развратом и похотью, но привычной работой проститутки, за которую хорошо платят. В Лиле чувствовалось настоящее воспитание, а вернее, порода, держащая ее в рамках человека, знающего себе цену. Но Турецкий нутром мужчины, немало повидавшего на своем веку женщин, чуял в Лиле истинную женскую страсть, а потому давно, как говорится, положил на нее глаз.