Это стоит генеральских погон.
Жду, — ответил Саргачев и прикрыл дверь.
В ожидании «гавриков», как называл своих подчиненных, работников «Глории», Вячеслав Грязнов, сидел он в кабинете, бездумно рисуя на листе бумаги нечто напоминающее готические соборы. Почти сразу после приезда из Гонконга Турецкий очень подробно, но упуская даже мельчайших деталей, обрисовал Грязно ну результаты расследования дела: убийство Кузьминского — наркобизнес. Славу более всего интересовали старые знакомцы — Грач и Скворец, охранники Кузьминского. С излишней заинтересованностью рассмотрел он и пикантные фотографии госпожи Стрельниковой и Павлова, сделав при этом весьма неприличные замечания. Не реагируя на Славины словечки, Турецкий попросил Грязнова заняться полковником ФСБ.
«Деньги найдем. Иди и работай. Докладывай мне ежедневно», — закончил товарищескую беседу Турецкий. И Слава с легкой душой принялся за дело. Пригласив Николая Щербака и Михаила Самохина, которого все называли просто Самоха, он поставил перед ними следующие задачи наружного наблюдения. Первая: полковник госбезопасности Анатолий Сергеевич Павлов. Вторая: «шестерки» Вани Бурята — Скворец, Грач и Мишка Слон. Третья: гений картежной игры Роберт Вест. «Чего-то много ты наговорил, — мрачно произнес Самоха. — И все вдвоем?!» — «В придачу две машины, «ауди» и джип», — ухмыльнулся Слава. «Не пешком же ходить, — еще больше помрачнел Самоха. — Без Крота не обойтись». — «Это точно, — поддержал товарища Николай Щербак. — Без Крота никак нельзя». — «Алексей Петрович Кротов, — поправил Грязнов, подумал и добавил: — Берите». — «Теперь самый раз»,— повеселел Самоха. «От сердца отрываю!» — постучал себя по груди Грязнов. Крот, лучшии топтун «Глории», был человеком незаменимым не только как топтун, но и по части знакомств с личностями глубочайшего московского дна и господами самого высокого ранга из «новых русских». Щербак и Самоха вплотную занялись Павловым, а Крот привлек к работе нескольких знакомых из числа бомжей, проституток, официантов, швейцаров, а также двух-трех приятелей, завсегдатаев казино. Как ему удавалась наружка, не знает никто, уж такой он человек был, Лешка Крот. «Слышь, директор, — сказал однажды Грязнову Самоха. — А мы ведь не одни топчемся возле полкаша. Сели ему на «хвост» и другие». — «И кто же?» — поинтересовался Слава. «А хрен их знает! У нас две машины, а у них, может, двадцать две. Но что сели, точно». — «Раскусить надо». — «Поди раскуси. Как бы они нас не раскусили... Живчики будь здоров!» — «Что хотите-то?» — «Ребят прибавь». Скрепя сердце Грязнов выделил еще четверых детективов. «Теперь порядок, — успокоился Самоха. — Теперь отмахнемся».
Их-то, Самоху и Щербака, с нетерпением ожидал теперь в своем кабинете директор «Глории» Грязнов. Слава понимал, что слежкой в отношении сотрудников ФСБ и МВД он занимался в виде исключения. Для всего этого есть спецслужбы. Но так было угодно Косте Меркулову, замгенпрокурора России. А Костя — гений по части следствия, сыска и субординации.
Когда ребята вошли в кабинет, мельком бросив взгляд на их лица. Грязнов понял, что случилось нечто непредвиденное.
Докладывайте, голубки, — зловеще произнес он.
Влипли! — с ходу бухнул Самоха, опрокидывая большую чашку, в которой, как и обычно, был налит чай пополам с коньяком.
Давайте с самого начала. Может, ты, Коля?
Щербак по-деловому разъяснил ситуацию. Они, как обычно, нормально, по-тихому «проводили» Павлова до дома, но решили не уезжать, подождать немного. Подозрение вызвало то, что полковник оставил свою машину у подъезда, а не загнал в гараж, который стоял рядом, во дворе. Часа через полтора Павлов вышел и сел в машину. Отчалили и те, что сели ему на «хвост». «Провожали» тремя машинами, довели до Арбата, дальше подключился Крот. Он-то и сообщил, что, после того как Павлов вошел в дом Веста, подъехал «форд» эмвэдэшного полковника Саргачева и, что самое интересное, вместе с полковником вышел из машины наш Демидыч.
Неужто кто-то протрепался? — удивился Грязнов.
О чем ты, Слава, — укоризненно произнес Щербак. — Да если бы кто-то трепанул, разве возник бы Демидыч?
Ум за разум зашел! — с досадой хлопнул себя по лбу Грязнов. — Как влипли-то?
Щербак крякнул и посмотрел на товарища.
Моя вина, — буркнул Самоха.
Оба виноваты, — пришел ему на помощь Щербак. — Крот кричит, линяю, мол, жарко становится, ну мы и пошли...
А он в кустах, Демидыч-то. Лыбится, — снова пробурчал Самоха.
И что дальше?
Да ничего. В приемной ждет.
Та-ак, — протянул Грязнов, оглядывая подчиненных. — И где ночку провели?
Где были, теперь нас нет.
На пару с Демидычем?
Почему на пару? Вон Колька был.
Хорошо провели. Культурно, — солидно ответил Щербак. — Ты бы плеснул своего кофейку, а еще лучше чистенького.
Грязнов вытащил откуда-то снизу початую бутылку коньяка, налил по стопке, посмотрел, как одним махом опрокинули коньяк его частные сыскари, разом выдохнули воздух, и усмехнулся.
Теперь вижу, и впрямь культурно провели ночку... Кто Демидыча-то задвинул? Такой «шкаф» своротить мудрено.
Не ожидал Демидыч, — признался Самоха. — Да мы с ним помирились. Он парень ничего, понятливый.
Так, может, мне и разговаривать с ним не надо?
Мы с ним ни о чем таком не болтали. Он ничего, и мы ничего. Ты же предупреждал, Слава. А вот насчет полкашей не в курсе. Крот, правда, сказал, чтобы не волновались...
Ну и не волнуйтесь, — успокоил сотрудников Грязнов. — Был у меня Крот. Тьфу! Кротов! Алексей Петрович! Опохмелились, и хватит. Гуд бай! Пусть зайдет Демидыч.
Владимир Демидов был родом из Архангельской области, охотник, зверолов, рыбак, воевал в Афганистане под началом Саргачева, был женат, но разошелся, квартиру оставил жене и дочке, живет в Заветах Ильича, что по Ярославской дороге, в деревенском домике, который когда-то приобрел по совету жены, часто ночует в Москве у своего напарника. Вот все, что знал Грязнов о Демидыче.
Сидит он теперь напротив, смотрит куда-то в угол, молчит. Слава наполнил стакан коньяком, плеснул и себе.
Пей, Володя.
Демидыч молча выпил, вытер губы ладонью.
Закуси, — подал конфетку Грязнов.
Баловство, — кашлянул в кулак Демидыч.
Так и будешь молчать?
О чем говорить-то? Мы вроде договорились.
С кем?
С твоими.
А ты чей? Разве не мой?
Договорились, — повторил Демидыч.
И о чем же вы договорились?
Они че, не сказали?
Не успели. Спешил с тобой встретиться.
Буду молчать. Все шито-крыто. Саргача не трожьте.
А если тронем?
Ваше дело. Только потом пеняйте на себя.
У тебя в Заветах банька есть?
Ну.
Что — ну?
Ну есть.
Пригласил бы. Я в Гонконге у Вани Бурята парился, а уж у тебя-то сам Бог велел!
Приезжай. Истопим.
Смотрю, не удивился.
Чему?
Неужели не слыхал, кто такой Бурят?
Слыхал. Ну и че?
Тьфу! — сплюнул Грязнов. — Че! Че! Зачёкал! Бычок архангельский! Ты понимаешь, что после твоего прикола я не могу тебя отпустить? Засветил ты моих ребят. Засвети-ил! Понял?
Мое слово — закон. Сказал, буду молчать, значит, буду. Че они, не поверили, что ль?
Они-то, может, и поверили, да я не могу, не имею права поверить!
Интересно, — проговорил Демидыч и умолк.
Что тебе интересно-то?
Вроде одним делом занимаетесь, а друг за дружкой топчетесь.
Прозреваешь, — удовлетворенно улыбнулся Грязнов. — Может, подумаешь, почему за одним и тем же человеком, полковником ФСБ Павловым, топчемся и мы, и твой бывший командир?
Мне думать нечего. Мне приказали, я выполняю.
Тебе стучать приказали на мою контору! Значит, стучишь?
Не-е, — покачал головой Демидыч. — Не стучу. Не приспособлен.
А напарник? Как его... Федя?
У него спроси.
Крепкий ты мужик, Володя, — с уважением произнес Грязнов. — Я таких уважаю.
Ия тебя уважаю, — расплылся в улыбке Демидыч.
Поверю я тебе, пожалуй. Будешь молчать.
О чем говорить? — хмыкнул Демидыч. — Только прямо скажу, Саргача не трожьте.
Уже слышал.
Свистнет Саргач, все «волки» в Москве будут.
Это кто ж такие?
Коли придет час, увидишь.
Хороший командир был Саргачев?
Что ты!
И чем же он был хорош?
Я тебе, Грязнов, только одну басню расскажу, а ты смекай. Подкинули «духи» паренька нашего ночью. Что с ним вытворяли — не знаю, но, видим, исколотый весь, член вырезан и в рот воткнут. И что, думаешь, сделал Саргач?
Слушаю, Володя.
Мы их, сук, десятерых взяли. И тоже подкинули... Понял?
Понял.
А ты говоришь...
Люди меняются, Владимир. Смотри не ошибись... Ты когда дежуришь?
Завтра моя смена. Если ты уже не уволил.
Выходи. А сейчас езжай в свои Заветы, отдохни.
Демидыч поднялся не сразу, поразмышлял о чем-то, словно ожидая от Грязнова какого-то вопроса, не дождался и направился к двери.
Слава набрал номер телефона Турецкого:
Привет. Я подъеду, Саня? Минут через пятнадцать — двадцать буду. Пока.
5
В гостиной дачи Алика Попа шел своего рода сходняк. За столом сидели хозяин, самый крупный авторитет азербайджанской мафии Тофик Алиев, два его помощника Джалал и Сабир, Ефим Аронович Фишкин и представитель чеченской группировки Гирихан, известный под кличкой Гиря. На первый взгляд все они держались уверенно, а вернее, старались держаться — это было заметно по их напряженным лицам. Да и то сказать, разговор предстоял непростой: замочили джигиты Тофика парня из охраны Антона Маевского, второй, дважды раненный, ушел. Машину изрешетили, а он все-таки ушел, собака, гнались и уже почти догнали, но паренек знал, куда летел, тормознул возле ночного клуба на Цветном, и тут же подскочили к машине люди Бурята во главе с Мишкой Слоном. Пришлось спешно смываться. Сообщили Антону, а тот тут же позвонил Буряту. «Начинай, Антоша, — приказал Бурят. — Не мы первые кровь уронили». В ту же ночь, под утро, менты, дежурившие на Ленинградском вокзале, обнаружили четыре трупа, как принято сейчас говорить, лиц кавказской национальности. Они лежали рядком, словно напоказ выставленные, у стены складского помещения и все с аккуратными дырками в голове. Менты потирали руки: пусть мочат друг друга, падлы, но убийство есть убийство, а потому возбудили уголовное дело, выяснили, что убитые принадлежат к группировке Тофика Алиева, один из бомжей видел вроде две черные машины, что-то выгружали, а что, ему, бомжу, до фени. На этом дело и завяло — но лишь со стороны милиции и прокуратуры, теперь оно перешло в руки Бурята и Тофика.