Козлы, остановиться, кому сказано! Или стреляем, блядь! — Видимо, нервы сидевших в «мусоровозе» были взвинчены до предела, и потому после прозвучавшей команды громкоговоритель разразился хорошими и не очень хорошими русскими словами.
В «девятке» все разом, обернулись: метрах в трехстах стояла милицейская «пятерка».
Удивительно, но на сидевшего за рулем милицейская команда не произвела никакого впечатления; лицо его оставалось спокойным и непроницаемым, как дамба. Пронзительный скрип тормозов, резкий поворот руля — автомобиль развернуло на сто восемьдесят градусов, и машина, вспарывая дальним светом рваные клочья тумана, понеслась навстречу ментам. «Девятка» шла в лобовую — улица была неширокой, с односторонним движением, и чтобы избежать столкновения, «пятерка» свернула на тротуар.
Когда до «мусоровоза» оставалось не больше двадцати метров, водитель «девятки» резко затормозил и, протянув руку назад, к Валерику, скомандовал:
Автомат давай!
Тот, словно завороженный, медленно протянул вперед АКС.
Рывок дверцы, и незнакомец, вскинув «Калашникова», выскочил из салона. Оставшиеся внутри изумленно следили за его действиями — выверенными, отточенными, быстрыми, но в то же время несуетливыми: ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения.
Мгновение, и вечернюю тишину улочки пропорола гулкая автоматная очередь. Заклацали по асфальту свежеотстрелянные гильзы, с треском осыпалось лобовое стекло милицейской «пятерки», из развороченного радиатора повалил густой белый пар, но спустя секунду эти звуки заглушили крики и стоны находившихся в машине.
Свежий ветерок колыхал тюлевую занавесочку на окне кухни. Отсюда, с последнего этажа, тускло освещенный двор был виден как на ладони: пустынная детская площадка, мусорные баки, припаркованные на ночь машины.
Невысокий мужчина с вытатуированными на руке церковными куполами поднялся с табуретки и, подойдя к окну, опасливо выглянул наружу.
Ну что, Шмаль, никого? — глухим голосом спросил Кактус.
Да тихо вроде. — Шмаль отошел от окна и, усевшись за стол, взглянул на незнакомца исподлобья.
Сразу после расстрела милицейской машины, всего полчаса назад, этот загадочный человек повел себя так, словно всю жизнь воевал на московских улицах. Бросив автомат в салон «девятки», он вновь сел за руль и после непродолжительного ралли по окрестным дворам остановил автомобиль на пустыре в полукилометре от этого дома.
Ваша тачка? — коротко спросил он у Кактуса и, узнав, что автомобиль угнан специально для дела, дернул капот и, отсоединив бензиновый шланг, грамотно поджег машину. — Там отпечатки пальцев, — предвидя естественный вопрос, спокойно объяснил неизвестный свои действия.
Вскоре все пятеро уже были тут, на квартире Шмаля. То, что незваный спаситель очутился вместе со всеми, выглядело вполне естественно.
Однако было непонятно, откуда вообще взялся этот загадочный тип?
Почему он с риском для жизни вступился за людей, которых прежде никогда не видел?
Почему, в конце концов, чересчур борзый?
И вообще — кто он такой?!
Бросив в сторону незнакомца настороженный взгляд, Кактус поинтересовался:
Зачем ты нам помог?
Я не люблю, когда трое бьют одного, — последовал ответ. — Зато люблю, когда один бьет троих. Особенно если это менты.
Столь замечательная жизненная позиция не могла не вызвать восхищения.
От кента возвращался, — спокойно продолжал спаситель, — сигареты кончились. Подошел к киоску и вижу — мусора на вашего пацана наезжают. У того — проблема. Да и мент тот меня послал. Ну и пришлось ввязаться.
Извини, а ты вообще‑то кто? — осторожно перебил Шмаль.
Человек, — последовал спокойный ответ.
Ну, это понятно. А как тебя звать–величать, кто ты конкретно?
Казалось, человек только и ждал этого вопроса.
Зовут меня Максимом, фамилия — Нечаев. А погоняло мое — Лютый. Не слыхал?
Чалился? — оживился Кактус, словно невзначай выставляя напоказ татуированные руки.
Было дело… Под Нижним Тагилом, 77–я статья. По–новому — 209–я, — охотно пояснил Лютый и, поймав вопросительные взгляды Валерика и Серого, добавил: — Бандитизм.
Валерик, — негромко скомандовал Кактус, — ну, что там у тебя?
Качок, то и дело бросая в сторону спасителя откровенно уважительные взгляды, принялся вытаскивать из карманов купюры.
Рассортировав кредитки по достоинству и пересчитав их, Шмаль констатировал:
Два миллиона триста семьдесят пять тысяч.
Дай‑ка сюда! — Татуированная рука Кактуса потянулась к стопке банкнот. — Та–ак, Максим, лимон мы оставляем себе, а остальное ты забирай. Или я не прав, пацаны? — Говоривший обвел остальных вопросительным взглядом.
Да ладно, зачем они мне? — Лютый равнодушно передернул плечами.
Брось, не менжуйся! По–честному! — запротестовал Кактус, однако Нечаев был категоричен:
Спасибо, пацаны, за заботу, но мне эти филки без надобности. На общак отдаю.
Некоторое время собравшиеся молчали, гость невозмутимо курил, остальные же переваривали только что полученную информацию.
Ну, кто я такой, вы теперь знаете. — Максим аккуратно затушил окурок. — Но ведь и я тоже имею право узнать, кто вы такие?
Кактус и Шмаль переглянулись — вопрос спасителя был вполне резонным, и теперь надлежало представиться спасенной стороне.
Похоже, в этой компании верховодил все- таки Кактус, потому как именно он, откашлявшись, принялся повествовать…
Почти три месяца назад он, Василий Александрович. Фалалеев, покинул одно из учреждений исправительно–трудовой системы МВД, где провел три года. В ИТК под Красноярском Кактус сидел за мошенничество и насмотрелся всякого. В его отряде были самые разные люди: и растратчики, и хозяйственники, и простые работяги, получившие срок за банальную драку, и классические, заматеревшие блатные, просидевшие за колючей проволокой большую часть жизни. Но лучше всего жилось не им, а «бывшим спортсменам, а ныне рэкетсменам», иначе говоря, осужденным членам организованных преступных группировок. Бандиты получали самые богатые передачи, их слова имели значительный вес, но самое главное — даже на зоне у них всегда водились деньги. Последнее обстоятельство позволяло не только мотать срок с относительным комфортом, но и выходить на свободу по условно–досрочному освобождению.
И если уж за колючей проволокой все решали деньги — что говорить про волю!
К концу срока Кактус, имевший на зоне статус «стремящегося», то есть мужика, желавшего примкнуть к блатным, задался естественным вопросом: что делать после «звонка», как обустраивать собственную жизнь? Хотелось всего и немедленно: дорогую тачку, престижную квартиру, свору красивых длинноногих блядей — как у сидевших вместе с ним бритоголовых уродов, этих комиссованных по черепно–мозговой травме спортсменов! Тем более что он, Фалалеев, считал себя куда умней и изворотливей «быков» из организованных преступных группировок, хотя и не имел таких физических кондиций.
Однако тогда Кактус так и не принял конкретного решения. Освободился, вернулся в Москву, целыми днями бродил по центру города, осматривался, удивлялся, как изменилась столица за время его отсутствия: умопомрачительные тачки, дорогие магазины, реклама заморских курортов.
«И кто себе может такое позволить? — спрашивал сам себя недавний арестант и, вспоминая знакомых по зоне бандитов, отвечал на собственный вопрос: — Ясно кто».
Вскоре Фалалеев встретил друга юности Колю Артемова. Тот также успел побывать на зоне, правда, по наркоманской статье, за что и получил погоняло Шмаль. Друзья весь вечер просидели в кафе, и когда вторая бутылка водки подошла к концу, незаметно перешли к главному вопросу бытия: что делать?
Удивительно, но Шмаль уже приблизительно представлял, как можно заработать деньги. Буквально за несколько дней до этой встречи в его руки попала забавная книжечка из жизни Москвы бандитской. Хроника криминального беспредела 80 — 90–х годов, состряпанная по материалам уголовных дел и муровским ориентировкам, она тем не менее наводила на любопытные размышления. Биографии российских «крестных отцов» впечатляли: бывший тракторист Сергей Тимофеев, известный как Сильвестр, ставший одним из самых влиятельных московских мафиози; недоучившийся студент Мансур, сколотивший одну из самых сильных столичных бригад.
«А мы что — хуже?» — спросил тогда Шмаль приятеля и по выражению его глаз увидел, что понят правильно.
Таким образом, способ заработать много был найден; задержка была лишь за рядовыми исполнителями, или, как их еще называют, «быками».
Впрочем, и эта проблема решалась достаточно просто.
В микрорайоне Сабурово, где жили друзья, находилась школа олимпийского резерва. Наиболее перспективных выпускников и решено было рекрутировать во вновь создаваемую банду. Боксеры, борцы, тяжелоатлеты, не обладавшие иными достоинствами, кроме крепких бицепсов, и должны были составить, по мнению друзей, костяк будущей бригады. Вскоре в микрорайонную банду влилось и несколько демобилизовавшихся из Чечни военнослужащих, вроде Валерика: по мнению Кактуса, опыт боевых действий и карательных акций против мирного населения пришелся бы как нельзя кстати.
Лютый слушал не перебивая и, когда говоривший закончил, поинтересовался:
Ну и как успехи?
Пару барыг выставили, чуток капусты подгребли, — попыхивая сигаретой, подхватил Шмаль, — правда, закончилась быстро… Ну, несколько киосков нам уже платят «за охранные услуги». Но это так, мелочевка. Пацаны четыре машины на запцацки угнали. Ничего, сошло.
А почему бы вам к какой‑нибудь сильной бригаде не примкнуть? — последовал естественный вопрос.
Ну, Максим, ты, видно, не знаешь, что теперь на Москве творится, — хмыкнул Кактус.
А что такое творится? — с интересом спросил Лютый.
Ну, смотри… Допустим, подфартило нам: рванули какого‑нибудь жирного бизнеснюгу, — начал объяснять Фалалеев. — Один раз удачно, второй, третий… Поднялись, значит, так хорошо. А затем, рано или поздно, какая- нибудь серьез