Криминальный мир стремится к равновесию и саморегулированию. Естественно, появление доселе не известной преступной группировки нарушало привычную расстановку фигур на шахматной доске криминальной Москвы. Почувствовав силу, сабуровские принялись потихоньку наезжать на «чужих» барыг, переадресовывая себе «налог на охрану».
В результате произошли первые серьезные столкновения: щукинская криминальная группировка, одна из самых влиятельных в Москве, объявила сабуровских беспределыциками, после чего развязала военные действия.
Война эта длилась недолго — всего несколько недель. В ходе открытого противостояния лидеров щукинских взрывали в машинах, отстреливали из снайперских винтовок, уничтожали из гранатометов, топили в подмосковных карьерах. Потери же сабуровских выглядели минимальными. Эта победа заставила заговорить о мафиозной структуре всерьез, она стремительно набирала вес.
Удивительно, но в первое время МУР и РУОП словно бы не замечали новую группировку. Несколько «пехотинцев», то есть простых боевиков, было арестовано на стрелках по президентскому указу на тридцать суток, но затем отпущено «за отсутствием состава преступления». Двое получили условные сроки — однако никому из осужденных не инкриминировалось участие в организованном преступном формировании.
Все это подняло авторитет Максима Нечаева на недосягаемую высоту. Фраза «Лютый сказал!» сделалась последним и решающим аргументом в любом споре. Однако Максим видел, и видел явственно: Кактус, человек с неудовлетворенными амбициями и болезненным самолюбием, явно недоволен его возвышением. Фалалеев страстно жаждал лидерства, но все это время в силу понятных обстоятельств оставался в тени.
Как бы то ни было, но «король крыс» в лице сабуровских уже действовал. И теперь, по мнению Прокурора и Лютого, предстояло перейти к следующему этапу: подмять под себя Москву и Подмосковье.
Та осень выдалась в Подмосковье тихой и теплой. В конце октября воздух стал на удивление чистым и светлым, деревья скинули последние листья.
Пахло прелой листвой и грибами, тянуло дымком сжигаемых где‑то сучьев. Природа готовилась к зиме, но иногда почти августовское солнце пронизывало окрестности из‑за набегающих перистых облаков, и согретый последним теплом уходящего лета воздух растекался по необъятным просторам подмосковных полей.
Максим, в расстегнутом плаще, шел бок о бок с Прокурором по усыпанной песочком садовой аллейке, повествуя о последних событиях.
Это была обычная плановая встреча: руководитель совсекретной спецслужбы раз в неделю встречался со своим порученцем тут, в охотничьем домике, неподалеку от столицы.
— Что ж, Максим Александрович, пора подводить первые итоги. Поздравляю вас, — произнес Прокурор с едва заметной улыбкой.
С чем? — не понял Лютый. — С тем, что за эти полгода я овладел ремеслом бандита? С тем, что за это время превратился в вымогателя, рэкетира, пособника убийц и громил?
Именно с этим и поздравляю, — без тени смущения резюмировал Прокурор. — Такова была ваша задача. Помните наш разговор в Кремле и мое предложение? Я и Тогда говорил, что вымогательства, грабежи, заказные убийства, кстати, далеко не законопослушных граждан, вроде щукинских, — неизбежный атрибут вашей роли в этой операции. Цель оправдывает средства. А конечная наша с вами цель, напомню, — очистка Москвы от организованных преступных группировок.
Преступление остается Преступлением даже в том случае, если совершено против заведомого подонка, и даже с наилучшими намерениями и побуждениями, — напомнил Нечаев.
Прокурор остановился и, взглянув на Лютого так, словно видел его впервые, произнес:
Скажите, вы никогда не задумывались, чем отличается интеллигент от не интеллигента? Нет? Так вот, если первый покупает в гастрономе кусок мяса, то обязательно хочет, чтобы его завернули в дюжину цветных бумажек, перевязали ленточкой, попрыскали духами. А второй просто сует кровоточащее филе в сумку и идет домой. Но и первый, и второй будут с удовольствием есть отбивную из этого самого куска. Мне кажется, вы слишком интеллигентны Максим Александрович.
К чему это вы? — не понял Нечаев. — И вообще, как это можно быть интеллигентным слишком или не слишком? Интеллигентность — понятие абсолютное.
Вы меня подчас удивляете. — В голосе Прокурора послышались интонации учителя, беседующего со способным, но нерадивым учеником. — Неужели вы до сих пор считаете, что в современном мире можно оставаться этаким совершенно чистеньким и незапятнанным? Особенно нам с вами. Все вокруг в дерьме по уши, а мы — в белых фраках и лайковых перчатках. Нет, это даже не смешно: «Преступление остается преступлением даже в том случае, если совершено против заведомого подонка», — процитировал он Лютого. — В таком случае нет страшней преступника, чем государство, которое мы с вами представляем. Сколько преступлений оно совершает, подумайте! Умышленное убийство в виде смертной казни, грабеж в виде прямых и косвенных налогов и невыплаты зарплат, организация преступных сообществ — «подвиги» нашего ОМОНа в Чечне тому подтверждение. Ввязавшись в борьбу с теневой властью в лице организованной преступности, мы так или иначе ввязались во внутреннюю политику. А политика и нравственность — понятия совершенно несовместимые. Или я не прав?
Значит, борьба с бандитами и преступниками — вне нравственности и морали?
Если вы имеете в виду наши с вами методы — безусловно, — невозмутимо произнес руководитель совсекретной правительственной структуры. — Мы работаем на государство, а ни одно государство никогда не отличалось порядочностью по отношению к своим подданным. Государство, как справедливо учил классик, — механизм подавления своего народа. Ну и так далее. Впрочем, хватит об этом.
Нечаев мельком взглянул на Прокурора, и ему показалось, будто бы тот изменился даже внешне. На неярком октябрьском солнце хищно поблескивали старомодные очки в тонкой золотой оправе, но взгляд уже не казался таким ироничным и насмешливым, как ранее. Он был сухим, суровым и мрачноватым, и от этого взгляда Лютому стало немного не по себе.
Продолжим наши построения. Второй этап — становление сабуровской группировки — успешно завершен. Стало быть, на очереди третий, основной. В ближайшие полгода вы должны полностью поставить под свой контроль Москву и Подмосковье, вытеснив традиционные столичные группировки. Да, я понимаю, впереди широкомасштабная война на истребление. То есть то, ради чего сабуровские и создавались. За эти полгода вы должны безжалостно уничтожить все конкурирующие банды, став полноправными хозяевами столицы. Как вы понимаете, теперь я вряд ли смогу вам помогать: ведь все остальные, кроме нас с вами, играют втемную. Ну, разве какой‑нибудь форс–мажор, экстренный случай…
Я понял, — вздохнул Максим.
Вот и хорошо, — деловито подытожил Прокурор и, кивнув в сторону охотничьего домика, продолжил: — Давайте посидим у камина, попьем кофе. Заодно и обсудим некоторые технические детали.
Обсуждение заняло часа три. Усадив гостя перед компьютером, руководитель КР подробно, во всех деталях ознакомил Максима с выводами аналитиков.
Напомню, что у вас карт–бланш. Вы не ограничены в средствах. Особенно учитывая конечную цель. — Подбросив в огнедышащее жерло камина несколько поленьев, Прокурор вдруг спросил: — Или вы все еще сомневаетесь, что цель оправдывает средства?
Я пока не разобрался в этом до конца, — в замешательстве ответил Максим, не желая продолжать разговор.
Ну что же — разбирайтесь. У вас есть еще время. Позвольте я вас провожу…
У въездных ворот они обменялись рукопожатиями, и Прокурор, на мгновение задержав руку Лютого в своей, произнес:
Постойте, Максим Александрович, я прекрасно понимаю вас. Скажу больше: будь вы другим, я никогда бы не предложил вам роль поводыря «короля крыс».
Нечаев поднял глаза, теперь ему уже казалось, что во взгляде Прокурора мелькнуло нечто человечное, почти доброе.
А тот продолжил:
Если вы действительно хотите быть справедливым, то должны научиться быть жестоким. Подумайте об этом, Максим Александрович.
Подумать‑то можно, — неуверенно промямлил Лютый.
Поверьте мне, Максим Александрович, вы попали в стан врага, и, если вы хоть чуть- чуть проявите мягкость к своему окружению, это сразу воспримется как слабость, а слабость среди таких, как они, не в чести.
Я и не собираюсь их жалеть, — возразил Лютый. — Иногда мне так хочется кому‑нибудь из них башку оторвать!
Вот и держите эту злость поближе, не прячьте далеко.
Постараюсь…
5Выбор объекта
Нет ничего страшнее слова «бывший».
«Бывший министр», «бывший член Политбюро», «бывший миллионер»… Успехи, слава, богатство, власть — все это остается позади, но «бывший», словно по инерции, продолжает цепляться за безвозвратно ушедшее прошлое, и ничем не подкрепленные амбиции неминуемо превращают такого человека в посмешище.
Бывший генерал бывшего КГБ бывшего Советского Союза Аркадий Сергеевич Рассказов никак не походил на человека, способного вызвать снисходительную насмешку. В отличие от большинства ушедших в отставку сослуживцев, он не писал скандальных мемуаров, не создавал сомнительные коммерческие фирмы и банки, не выступал с лекциями в заморских университетах и не подвизался «советником по безопасности» в многочисленных «горячих точках». Тем не менее у бывшего генерала «конторы» было все: связи, деньги, но главное — огромная власть.
Связи остались еще со времен службы на Лубянке, участие в далеко не законных коммерческих проектах приносило огромные суммы, что, в свою очередь, давало власть: деньги, как известно, конвертируются во власть столь же легко, как власть — в деньги.
Конечно же, бывший функционер спецслужб прекрасно знал о возможностях родного ведомства и не забывал о длинных руках сероглазых мальчиков и излюбленных методах их работы: автомобильная катастрофа, падение в шахту лифта, пищевое отравление, а то и банальное самоубийство. Но Рассказова меньше всего волновала собственная безопасность: его личное дело, некогда хранившееся в недрах Центрального архива 16–го Главного управления КГБ СССР — ФСБ РФ, было уничтожено еще в начале девяностых.