После освобождения вернулся в Москву. Является одним из организаторов и лидеров так называемой сабуровской организованной преступной группировки.
Общеобразовательный уровень крайне невысок.
Характер жестокий, склонен к лидерству.
Взаимоотношения с окружающими направлены на получение примитивных чувственных удовольствий. Не всегда осознает поведенческие мотивы других людей, поскольку ориентирован исключительно на себя.
Стиль действий характеризуется быстротой и энергичностью.
Приоритеты: достижение независимости и признания, упрочнение собственного положения.
Крайне самолюбив.
Тут же помещалась фотография Кактуса, анфас и в профиль, видимо, взятая из следственного дела.
На Рассказова щурилось злое мясистое лицо — не надо было быть большим специалистом в физиономистике, чтобы понять: досье давало исчерпывающую характеристику этому Фалалееву, по кличке Кактус.
Странно, как такой недалекий и примитивный человек мог выбиться в лидеры самой влиятельной преступной группировки России?
Впрочем, Аркадия Сергеевича это не интересовало. Поднявшись, он подошел к окну, отдернул штору — в комнату хлынул яркий солнечный свет. Рассказов сощурился, потер ладонью лоб. Он чувствовал себя предельно уставшим, но усталость была приятной.
Да, теперь Аркадий Сергеевич твердо знал, на кого ставить, — на Кактуса, Василия Александровича Фалалеева.
— Крайне самолюбив, — удовлетворенно прошептал Рассказов. — Склонен к лидерству… Ну что ж, надо попробовать. Посмотрим, насколько ты самолюбив, дружище Кактус.
Огромный представительский «Зил» — «членовоз», с трудом вписываясь в повороты, катил по пыльной ялтинской улице Кирова. Внизу шумела набережная, светилась иллюминация аттракционов, гремела музыка. Там, у синего, то бишь Черного, моря праздник жизни никогда не кончался. Над улицей Кирова проплывали разноцветные кабинки фуникулера с редкими пассажирами, и все это создавало впечатление чего‑то ненастоящего, декоративного.
«Членовозом» управлял Красавчик–Стив, а Аркадий Сергеевич, сидевший рядом, от нечего делать рассматривал прохожих.
Ну, что у вас, шеф? — не оборачиваясь, поинтересовался его верный помощник.
Вроде бы нашел, что искал, — кивнул Рассказов. — Типичный уголовник с именем легендарного Чапаева — Вася. Отзывается на кличку Кактус. Примитивен, но самолюбив, жаден и жесток. Метит в лидеры. Скорее всего, более умные и опытные компаньоны не дают ему развернуться. Короче, то, что надо.
Как нам на него выйти?
Поедешь в Москву от моего имени. В смысле — от имени мистера Морозоффа, — сказан Аркадий Сергеевич и улыбнулся так, словно бы вспомнил о чем‑то приятном.
Когда?
Думаю, на следующей неделе…
Бросив рассеянный взгляд на стоянку такси, Рассказов едва не вскрикнул от удивления. Рядом с обшарпанной «Волгой» стоял человек, показавшийся ему знакомым. Спортивная фигура, коротко стриженные светлые волосы, характерный поворот головы…
Рэкс! — вскрикнул Аркадий Сергеевич, и так внезапно, что Красавчик–Стив сразу же нажал на тормоз.
Где? Кто? — не понял он.
Давай, быстро, разворачивайся — и туда! — Рассказов кивнул в сторону стоянки.
Выполнить это приказание было не так‑то легко: огромный «Зил» быстро развернуть не удалось, и за это время мужчина, в котором Аркадий Сергеевич вроде узнал своего заклятого врага, спокойно сел в машину, а та, свернув в ближайший переулок, скрылась из виду.
Не в силах совладать с волнением, Рассказов вышел из машины.
Неужели Савелий? — прошептал Аркадий Сергеевич, силясь воскресить в памяти мелькнувшее лицо. — Но что ему делать тут, в Ялте?
Вы не могли обознаться? — учтиво поинтересовался Красавчик–Стив. — Работаете много, не отдыхаете. Откуда тут ему взяться?
В самом деле, — засомневался Рассказов. — Савелий Говорков — тут? И как раз в то же самое время, что и я? Это было бы слишком неправдоподобно, более того, абсурдно: наверное, просто показалось.
Красавчик–Стив прекрасно знал все интонации шефа и понял: последняя фраза прозвучала для самоуспокоения. Он понял также, что Рассказов действительно напуган этим происшествием. Интересно было бы повидать этого Рэкса, о котором ему пришлось столько слышать.
12Кто виноват и что делать?
Три совершенно одинаковых джипа «Ниссан–Пэтрол» с тонированными стеклами, тяжело переваливаясь в разъезженной колее слякотной деревенской улицы, остановились перед небольшим, но аккуратным домиком. По всему было видно, что в доме этом живет настоящий хозяин: тусклым серебром отливала новенькая цинковая крыша, резные наличники окон покрыты свежей краской, а забор, хотя и невысокий, стоял ровно, а не кособочился, как в соседних дворах.
Дверца головного джипа медленно открылась, и из салона вылез коротко стриженный атлет с кроваво–красным шрамом на подбородке и густо татуированными пальцами. Следом вышел еще один пассажир — невысокий, кряжистый, с неприятно бегающими кабаньими глазками.
Видимо, прибывшие почему‑то стеснялись зайти в дом без приглашения, и потому, подойдя к калитке, остановились в нерешительности.
Ну что, Силантий, — легонько подтолкнул атлет кряжистого соседа, — сами к нему зайдем, типа первыми… Или как?
Да не знаю, Вист, неудобно как‑то. Давай обождем, пока дядя Леша сам выйдет.
Прокурор не ошибся, когда говорил старому авторитету о будущих визитерах: в тот день к Алексею Николаевичу Найденко действительно прибыли лидеры коньковской и очаковской бригад, не только чтобы воздать должное ушедшему на покой пахану, но прежде всего «развести рамсы», то есть разрешить проблему с сабуровскими беспредельщиками.
И коньковский авторитет Вист, и очаковский Силантий вели себя непривычно тихо: удивительно, но они, обычно такие наглые, самоуверенные и вальяжные, топтались теперь перед калиткой скромного деревенского домика, не зная, что делать — ожидать появления уважаемого хозяина или все‑таки пройти во двор первыми.
Впрочем, ждать пришлось недолго: спустя несколько минут на пороге появился Алексей Николаевич Найденко.
Здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие, — доброжелательно улыбнулся он. — Что же вы стоите? Милости прошу к нашему шалашу.
Вист выразительно посмотрел на задние джипы, в которых сидели «быки» — телохранители, и сделал знак рукой: мол, сидите и ждите, сколько надо.
Через несколько минут и он, и Силантий стояли в небольшой уютной комнате, удивленно осматривая обстановку.
Никогда бы не подумал, что такой уважаемый человек, как ты, живет как монах. — В голосе коньковского Виста звучало неподдельное удивление. — Что ты такой скромный, дядь Леш? Вон теперь в «хатах» на Матроске да Бутырке куда лучше живут!
А мне лучше и не надо, — улыбнулся хозяин, осматривая загодя накрытый стол. — Мне и так хорошо.
Дядя Леша! — Силантий осторожно потрогал корпус настенных ходиков, будто это был музейный экспонат. — Теперь ведь не брежневские времена, пацаны могут не понять! Что, не можешь себе какой‑нибудь скромный коттеджик построить, этажа так на три? Если с капустой проблемы какие, дак мы завсегда готовы отстегнуть сколько надо.
А сколько, говоришь, такой скромный коттеджик стоит? — чуть склонив голову набок, улыбнулся старик.
Ну… Если совсем близко к Москве — может на два лимона баксов потянуть. А так, средний, чтобы жить не было стыдно, — косарей четыреста—пятьсот.
Да за такие бабки, как говорится, можно на зонах подкупить всех ментов, чтобы те повыпускали всех кентов. — Сделав приглашающий жест: мол, прошу за стол, Коттон продолжил, но уже серьезно: — Поверь, Силантий, я‑то жизнь хорошо знаю и потому скажу тебе: глупости все это — коттеджи, «кадиллаки» навороченные да казино новомодные. Дешевка и мишура. Настоящему человеку для счастья совсем не это нужно. — Неожиданно ему пришло в голову, что гости никогда не поймут его, и он огорченно вздохнул, потом махнул рукой, словно жестом сказал: «Зачем это я все говорю вам? Захотите, собственными мозгами дойдете до этого, а не дойдете, вам же хуже». — Ладно, давайте закусите с дороги чем Бог послал…
Гости степенно расселись, а хозяин дома, разлив спиртное по стопочкам, произнес классический тост, обычный в криминальной среде:
Ну что, давайте за тех пацанов, что теперь парятся у «хозяина». Чтобы им жилось там веселей да срок проходил быстрей.
Давайте!
Выпили, закусили, налили еще по одной. Коттон, как и все старики, ел немного, все больше смотрел на гостей, словно пытаясь по выражению лиц прочесть их мысли. Силантий и Вист молчали, почему‑то оттягивая начало такой важной беседы, ради которой они и приехали.
Тогда Коттон решил начать разговор первым, но не в лоб, а как бы издалека.
Ну, какие новости теперь на Москве? — закуривая «беломорину», вкрадчиво поинтересовался старый вор.
Да все то же, — вяло поморщился Силантий.
А что — то же?
Дербаним потихоньку жирных клопов, с миру, как говорится, по нитке…
И что, успешно дербаните? — пуская в потолок колечко дыма, хмыкнул Коттон.
Да по–всякому бывает. Мы за бизнеснюгами гоняемся, мусора — за нами.
Мы тут тебе, дядя Леша, позвонили, чтобы совета попросить об одном деле, как говорится, глаза в глаза перетереть, — не выдержав, начал Вист.
Как дальше клопов дербанить, это вы и без меня знаете, — равнодушно передернул плечами Алексей Николаевич. — Я ведь не из этих, не из новых. А вору, как вы знаете, бригаду иметь нельзя: настоящий вор всегда одиночка.
Да не о том мы. Ты о таких гондонах — сабуровских — слышал когда‑нибудь?
Приходилось, — неопределенно ответил Коттон.
И что скажешь?
Лично я ни с кем из них незнаком, но то, что приходилось слышать, меня не радует, совсем не радует. Беспределыцики они, вот что я вам скажу. — И брезгливо повторил по складам: — Бес–пре–дель–щи–ки!
Во–во, — с воодушевлением вставил Силантий, зашелестев целлофаном сигаретной пачки, — именно беспределыцики. Да ладно, пусть лучше Вист расскажет.