Чем он занимался дальнейшие пять лет, где жил, с кем сотрудничал — непонятно, но получалось, что всего полгода назад Лютый словно выплыл из небытия, чтобы встать во главе организованной преступной группировки.
Как это получилось?
Сколько ни задавал себе этот вопрос Вадим Андреевич, ответить на него так и не смог. Нет, в том, что Нечаев оказался бывшим кадровым офицером спецслужб, не было ничего необычного. Вон сколько уволенных в резерв кагэбэшников да гэрэушников стекаются под знамена солнцевских, измайловских да подольских авторитетов, и это давно уже никого не удивляет. Настораживало другое: в отличие от Петрова, который не скрывал своего «комитетского» прошлого, Лютый никогда о нем даже не заикался.
И это, естественно, наводило на подозрения.
Петров начал наблюдение за Нечаевым лишь после того, как выяснил через архивы все, что только было возможно. Несомненный профессионализм главаря группировки, неожиданно оказавшегося недавним коллегой, предполагал работу грамотную, аккуратную и чистую, и Вадим Андреевич мобилизовал все свои способности и навыки.
Установить миниатюрный радиомаяк в джип Лютого не составляло большого труда — теперь все передвижения «объекта» по столице фиксировались с достаточной точностью. Звуковые сканеры, способные прослушивать как обыкновенные телефонные переговоры, так и мобильные, позволяли быть в курсе ближайших планов Нечаева. И теперь составление досье перешло к решающему этапу: сбору информации обо всех контактах Максима Александровича.
Был у Петрухи один несомненный плюс: когда его принимали в группировку по рекомендации еще одного бывшего сотрудника «семерки», уже подвизавшегося в рядах сабуровских, Лютый был в отъезде, и обязательное собеседование проводил Кактус. Теперь он был формально представлен главарю — таков уж установленный Лютым порядок, — но хитрый Кактус предусмотрительно умолчал об особенностях бывшей службы и высокой квалификации новичка. Поэтому Петруха не вызвал у Максима никакого интереса и по принятой в группировке иерархии остался под началом Кактуса. Кроме того, Максим интуитивно избегал в своем новом качестве лидера группировки лишних контактов с бывшими коллегами, даже в случае их вступления в банду. Петруха, по виду неприметный и безобидный «топтун», был для Лютого одним из многих, и потому оставалась надежда, что Максим не запомнил эту серенькую, ничем не примечательную личность.
Огромный «Шевроле–Блейзер» медленно плыл в потоке автомобилей по Кутузовскому проспекту. Соседние машины испуганно шарахались в сторону, уступая дорогу, — ни у кого даже и мысли не было подрезать тяжелый джип. И не потому, что столкновение с этой чудовищной, напоминающей танк машиной не сулило бы автовладельцам ничего хорошего. Тонированные антрацитно–черные стекла, никелированный кенгурятник, отливающий холодным серебром, вызывающе высокий прут антенны, уверенная манера езды — все это косвенно свидетельствовало о том, что машина может принадлежать криминальному лидеру.
За рулем действительно сидел лидер сабуровских, сам Лютый. Теперь Максим походил на типичного авторитета новой формации даже внешне: модная стрижка «бобрик», дорогой кашемировый пиджак, огромная цепь червонного золота на шее. Не вязался с этим обликом только взгляд серых глаз, окруженных сетью мелких морщинок: такой взгляд, точный, строгий и чуточку печальный, бывает у людей, которым приходится подолгу пристально вглядываться вдаль.
Свернув с Кутузовского на неширокую улицу, Лютый проехал несколько кварталов, закатил в проходной двор и остановился у стареньких потрепанных грязно–белого цвета «Жигулей». Дальнейшие действия Нечаева отличались продуманностью и быстротой: выйдя из «Шевроле–Блейзера», он тут же пересел в «Жигули» и, проследовав в соседний двор, быстро переоделся, не выходя из машины. Свернутый кашемировый пиджак уместился в спортивной сумке, а вместо него на плечах Максима появилась потертая джинсовая куртка. Темный парик, накладные усики и очки в роговой оправе до неузнаваемости изменили его облик. Еще минута, и «Жигули», скрипя подвеской, выкатили на противоположную улицу.
Спустя час неприметная машина ехала в сторону Рязанского шоссе. Обладатель накладных усиков то и дело посматривал на часы: через сорок минут у него была запланирована встреча с Прокурором.
Когда Максим подъехал, машина Прокурора уже стояла на месте встречи, и Нечаев вышел из своих «Жигулей».
Замечательно выглядите, Максим Александрович! — Высокопоставленный кремлевский чиновник, выйдя из салона правительственного лимузина, с чувством пожал Нечаеву руку и улыбнулся.
Лютый пожал плечами:
Сами понимаете, конспирация.
Удачно, удачно, — усмехнулся Прокурор, — но при желании вас все равно можно узнать.
Понимаю, — вздохнул Максим, — мимика, жесты, ритм движения. Чтобы все это изменить, следует серьезно заниматься собой. А у меня времени на это нет.
Не удивительно…
Их встреча происходила на небольшой площадке–отстойнике рядом с оживленной трассой. Мимо со свистом проносились малолитражки, тяжело катили переполненные пригородные автобусы, тяжеловесные фуры междугородных перевозок, и субтильные деревца на обочинах пригибались от вздымаемых потоков воздуха.
Прокурор, достав сигаретную пачку, зашелестел целлофаном обертки и, прежде чем закурить самому, предусмотрительно протянул сигареты Максиму.
Прошу.
Спасибо. — Максим закурил и тут же поймал себя на мысли, что никогда прежде не угощался сигаретами этого человека. Это могло означать, что Прокурор стал ему доверять больше, чем прежде.
Ну, рассказывайте, что у вас нового, — произнес руководитель совсекретной структуры КР, — покушений больше не было?
Нет.
Думаю, и не будет.
Почему?
Прокурор неторопливо снял очки, извлек из кармана белоснежный носовой платок, долго протирал линзы, словно находя в этом занятии непонятное удовольствие.
Лютый смотрел на собеседника вопросительно, не мигая, тот видел это, но не спешил с ответом.
Почему вы так думаете? — повторил Нечаев с нажимом.
Позавчера коньковский Вист и Силантий из Очакова встречались с нашим общим знакомым, — начал объяснять Прокурор.
С Алексеем Николаевичем? — сразу догадался Максим.
Да. Приехали за советом. Или, как это у них называется, «развести рамсы». Мол, что дальше с вами делать.
И что же им Коттон насоветовал? — Казалось, Максим не до конца верит Прокурору.
Заключить с сабуровскими мир. Во–первых, худой мир лучше доброй войны, а война уже всем надоела, во–вторых, и коньковские, и очаковские и без того обескровлены, а в–третьих… судя по всему, в недалеком будущем обе группировки могут влиться в вашу криминальную империю.
Неожиданно на шоссе рядом с отстойником остановилась двадцать первая «Волга» — ржавая, побитая, эдакий ветеран свалки металлолома. Странно, но подобные раритеты до сих пор встречаются на московских дорогах. Нечаев, продолжая слушать, автоматически обернулся в сторону «Волги». Из салона вылез невысокий сутулый мужчина в замасленной телогрейке, дернул капот, склонил голову, что‑то бормоча себе под нос.
Может быть, переберемся на другое место? — предложил Лютый на всякий случай, словно что‑то почувствовав.
Вас смущает этот старинный драндулет? — догадался Прокурор и продолжил чуточку иронично: — Думаю, ничего страшного не произойдет, если мы продолжим беседовать тут. Видимо, это усталый сельский труженик, продав продукцию своего фермерского хозяйства, едет домой. К сожалению, он еще не настолько богат, чтобы приобрести более современную и надежную машину.
Так на чем мы остановились? — напомнил Нечаев, продолжая, однако, краем глаза наблюдать за «Волгой» и ее владельцем.
Насколько мне известно, Силантий настроен воевать до победного. Вы ведь изучали его досье и знаете сами: он человек весьма амбициозный, жесткий, неуступчивый, а главное, не очень умный. Вист пока колеблется, но, судя по всему, предпримет шаги для примирения.
Если это действительно произойдет, в столице у нас не останется конкурентов. Не считая, конечно, несговорчивого Силантия. Но его ликвидация — дело нескольких недель. А после его гибели очаковские разбегутся в разные стороны.
Вот–вот, — поджал губы Прокурор, — думаю, к концу этого года вы станете единоличными хозяевами Москвы и Подмосковья. И тогда можно будет приступить к уничтожению «короля крыс»… Как вы понимаете, на этом заключительном и решающем этапе главная роль отводится вам, Максим Александрович.
Что вы имеете в виду?
Обладатель золотых очков не успел ответить — неожиданно водитель «Волги» отошел от машины и направился к ним.
Мужики! — крикнул он еще издали. — У меня, бля, предохранитель полетел. Может быть, у вас чего такого найдется? — кивнул он в сторону прокуроровской «ауди».
От этой машины не подойдет, — неприязненно хмыкнул Нечаев и, едва взглянув на водителя, поймал себя на мысли, что манера держать себя эдаким рубахой–парнем чуточку наигранная и потому малоубедительная.
Замасленная телогрейка со следами свежей земли, линялые джинсы, вязаная лыжная шапочка с легкомысленным помпоном… Лицо невезучего автовладельца было серым и морщинистым, левую щеку сверху вниз пересекал глубокий, сразу бросающийся в глаза шрам. Словом, оно было вполне обычным для сельского пролетария, но руки, хотя и были перемазаны машинным маслом, не имели следов тяжелой физической работы.
Руки эти еще более насторожили Максима. Хотя мысли его были полностью заняты беседой с Прокурором, нечто в облике и повадках этого странного деревенского работяги с руками интеллигента показалось ему отдаленно знакомым.
Будто он этого человека где‑то мельком видел и даже, может быть, разговаривал с ним. Но Нечаев в своей бурной жизни сталкивался с таким количеством людей, что, как он ни напрягал память, ничего путного вспомнить не сумел.
Еще и поэтому подозрения и настороженность остались и укрепились.
Сунув руку в карман куртки, где лежал пистолет, Максим посоветовал, но уже подчеркнуто доброжелательно: