От одного из таких людей Максим и возвращался по вечерней трассе.
Шестидесяти двухлетний Алексей Николаевич Найденко, более известный под прозвищем Коттон, вор в законе босяцкой, нэпманской формации, всегда симпатизировал Нечаеву. И не только потому, что в свое время Максим спас от надругательства его любимую племянницу Наташу, и не только потому, что стараниями Лютого престарелый пахан был выпущен из колымской зоны.
Так часто бывает в жизни: встретятся случайно два совершенно незнакомых, абсолютно разных, но симпатичных друг другу человека и возникнет между ними доверие, появятся какие‑то невидимые невооруженному взгляду флюиды. И уж когда такие люди сойдутся, то это надолго, если не навсегда.
Именно такая, на первый взгляд странная, дружба и завязалась между бывшим комитетчиком и престарелым уркаганом, давно ушедшим на покой.
Максим часто бывал у Алексея Николаевича, и не только из‑за уважения к Коттону. Его племянница Наташа испытывала к Нечаеву нежные чувства. Правда, сам Максим никак не мог определиться со своим отношением к девушке: с одной стороны, он, будучи в два раза старше Я и знавший ее еще малолеткой–школьницей, относился к ней несколько снисходительно, но с другой… Нечаев все чаще и чаще думал о девушке и всякий раз ловил себя на мысли, что его чувства к ней далеки от простой симпатии.
Легко обогнав большегрузную фуру международных перевозок, Лютый взял вправо и, включив дальний свет, притопил педаль газа.
Неожиданно слепые конусы фар выхватили из темноты милицейский «форд» в полной боевой окраске. Рядом с ним, белея портупеей, стоял гаишник с поднятым жезлом.
На скорость пасут, паскуды, — негромко выругался Максим, притормозив и прикидывая, сколько денег он предложит гаишнику в качестве взятки.
Остановился и, приготовив документы и деньги, опустил стекло.
Гаишник — невысокий, с совершенно бесцветным лицом — подошел к машине и, козырнув, взял документы.
Почему из машины не выходите?
Имею полное право, — напомнил владелец черной «девятки». — По закону.
Что везете? — Сотрудник протянул Нечаеву техпаспорт и водительское удостоверение. — Попрошу показать.
Выйдя из салона, Лютый открыл багажник.
Оружие, наркотики?
Не имею, — буркнул Максим.
Будьте любезны еще раз показать ваше водительское удостоверение…
Нечаев молча протянул ему права.
…и проследовать к нам в машину, — неожиданно предложил гаишник.
Зачем? — нахмурился Лютый.
Экспресс–тест на алкоголь.
Максим вздохнул. Он‑то понимал, что тут, на загородной трассе, ему могут инкриминировать все, что угодно.
Сколько? — на выдохе спросил он.
Чего сколько? — не поняв, переспросил сотрудник.
Да сколько денег тебе дать, чтобы отцепился?
Дача взятки должностному лицу, статья двести девяносто первая, — весело прокомментировал гаишник и жестом пригласил Максима пересесть в милицейский автомобиль: — Прошу вас.
Возражать не приходилось. Передернув плечами, Нечаев двинулся в сторону милицейского «опеля». В салоне гаишной машины сидели трое: один — за рулем, другой — рядом с водителем и еще один — позади. Усевшись на заднее сиденье, Максим с нескрываемой ненавистью взглянул на сотрудника с лейтенантскими погонами — зачем весь этот спектакль с алкогольным тестом, неужели сразу нельзя сказать, сколько денег отстегнуть?!
Тем временем гаишник, остановивший Максима, уселся рядом: таким образом Нечаев оказался зажатым между двумя милиционерами.
Максим Александрович, извините, но вам придется проехать с нами, — неожиданно произнес сидевший за рулем и, поймав недоуменный взгляд пленника, пояснил извинительно: — Мы не из Госавтоинспекции. У нас приказ.
Чей? — нахмурился Лютый.
Вы знаете этого человека как Прокурора, а больше, как вы догадываетесь, мы и не скажем.
«Милиционер», сидевший рядом с водителем, перешел в черную «девятку», и машины, съехав с обочины, понеслись в сторону Москвы.
С того времени, как Лютый видел Прокурора в последний раз, высокий кремлевский чиновник, казалось, ничуть не изменился. Все та же ненавязчивая предупредительность истинного интеллигента, все тот же холодный блеск старомодных очков в тонкой золотой оправе, все та же саркастическая улыбка человека, знающего наперед абсолютно все.
Давненько мы с вами не виделись, Максим Александрович. — Хозяин кабинета сделал приглашающий жест: — Присаживайтесь.
Усевшись у края стола, Максим исподлобья настороженно взглянул на Прокурора.
Еще раз извините, что пришлось доставить вас ко мне столь непривычным способом, — мягко улыбнулся обладатель золотых очков. — Но у меня к вам деловой разговор. Точней… м–м-м… предложение.
Что, вновь спускаться в московские подземелья? Сражаться с крысами–мутантами? Благодетельствовать бомжей? — Тон беседы, заданный Прокурором, был слегка ироничным, и Нечаев принял вызов.
Ну зачем же так банально? Загадки и тайны подземелий остались позади, Максим Александрович. — Хозяин кабинета поправил золотые очки, то и дело сползавшие с переносицы, и совершенно неожиданно спросил: — Скажите, что вы думаете о теперешней криминогенной ситуации в России?
Вы распорядились доставить меня в Кремль, чтобы на ночь глядя задать этот вопрос? — хмыкнул Лютый. — Я не министр МВД России и не Генеральный прокурор, как вы знаете, и не могу давать подобных оценок.
Лицо Прокурора в одночасье стало серьезным.
Не надо иронии. Я распорядился доставить вас ко мне не только для того, чтобы узнать ваше мнение об организованной преступности. Тем более что общую картину я представляю несколько лучше вас. Я просто хочу задать вам несколько вопросов, услышать на них ответы. После чего сделать вам некое предложение, а уж примете его или нет — дело ваше.
Нечаев вздохнул. Непонятно почему, но он ощущал дискомфорт.
Вы всегда использовали меня — и когда выдернули из зоны, чтобы ликвидировать наркопроект, и когда упрятали за решетку Алексея Николаевича Найденко, — напомнил он неприязненно. — После ваших предложений, которые я вынужден был принимать, у меня всегда оставалось чувство, будто я не волен в своих действиях… будто марионетка, которую дергают за ниточки.
Возможно. — Прокурор согласно наклонил голову. — Зато конечный результат оправдал все. Или у вас есть какие‑то возражения?
Нечаев не ответил, но молчание его было красноречивей всяких слов.
Я понимаю вас, Максим Александрович. Вы всегда считали меня эдаким кукловодом и потому испытываете ко мне скрытую неприязнь. А ведь для таких людей, как вы, главное — свобода выбора. Вы человек действительно сильный — только не сочтите это за лесть, я говорю искренне! — а сильного человека трудно заставить делать то, что ему не по нутру. Поэтому внимательно выслушайте мое предложение и не спешите с ответом.
Прокурор был немногословен и сух. Обрисовав ситуацию с организованной преступностью, он более всего акцентировал внимание собеседника на том, что традиционные способы борьбы с ней малоэффективны, да и милиция, ответственная за эту борьбу, изначально продажна.
Оптимальный вариант — создание бригады отморозков, чьими руками можно безболезненно уничтожить традиционные московские группировки, после чего ликвидировать и ее. Представляете? Эдакая орда подминает под себя Москву, концентрируя на себе всю, или почти всю, теневую власть. Тем проще будет ее уничтожить. Но во главе такой бригады должен стоять человек, которому бы я всецело доверял. И, по моему глубокому убеждению, лучшей кандидатуры, чем ваша, не найти. Вы отличный организатор, вы расчетливы и проницательны, можете быть жестким и дальновидным, к тому же у вас замечательный жизненный опыт и подготовка, пройденная в спецслужбе.
Лютый слушал внимательно, не перебивая. Закончив говорить, хозяин кабинета выжидающе взглянул на него: мол, ваше слово. Но Максим по–прежнему молчал, лицо его оставалось непроницаемым.
Понимаете, Максим Александрович, — вкрадчиво продолжил Прокурор, — если вы согласитесь, то наконец получите полную свободу выбора.
То есть? — не понял Нечаев.
Вы наконец сможете управлять не только собой, но и другими. Вы хотите власти?
Максим передернул плечами.
Да нет… Зачем она мне? Ведь любой человек властен лишь тогда, когда имеет право выбора.
На этот раз я не отнимаю у вас такого права, а, наоборот, предоставляю право управлять не только собой… И не надо кривить душой. Любой человек, если он не круглый идиот, хочет власти — в той или иной форме. Власть — это, пожалуй, самый сильный наркотик из всех существующих. Так вот, если согласитесь с моим предложением, вы ее получите. Почти полную и бесконтрольную власть, правда временно. Плюс деньги, серьезный вес… м–м-м… в определенных кругах. И все эти удовольствия — к вящей пользе общества, в котором вы вынуждены существовать. — Аргументы хозяина кабинета выглядели неоспоримыми, и он, сознавая собственную правоту, продолжил напористо: — Или вас устраивает теперешняя криминогенная обстановка?
Не устраивает, — честно ответил Нечаев. — Но я, простой обыватель, плачу в бюджет налоги, на которые содержатся все эти МВД, РУОПы и так далее. Вы хотите, чтобы я к тому же взял на себя их функции?
Прокурор сделал вид, что не расслышал вопроса.
Итак, делаю вам совершенно серьезное предложение — встать во главе искусственно созданной преступной группировки, которая будет сражаться с ныне существующими… А потом уничтожится вашими же руками. Все, кроме вас, будут играть втемную — конечная цель известна лишь нам с вами…
Покачав головой, Лютый уточнил с едва различимой иронией:
Предлагаете мне стать бандитом? Заниматься разводами, кидаловом, руководить наездами? Забивать стрелки, ликвидировать людей?
Предлагаю вам принять участие в секретной операции по очистке Москвы от криминалитета. А разводы, кидалово и наезды, как вы изящно выразились, — неизбежный атрибут вашей возможной роли в этой операции. В подобных ситуациях цель, как правило, оправдывает средства. Кому, как не вам, об этом знать!