Время, как известно, деньги, и Аркадий Сергеевич желал хотя бы частично вознаградить себя за его потерю.
Именно поэтому, погруженный в невеселые размышления и к тому же снедаемый похмельем после двухдневной пьянки, Рассказов не сразу ответил своему помощнику.
Так что с этими деньгами? — осторожно повторил Стив свой вопрос.
Стив, посмотри на меня внимательно и скажи — похож я на идиота?
Ну, что вы! — воскликнул Стив.
Вот и я думаю, непохож. Да, конечно: перевести на зарубежные счета тридцать миллионов долларов — не самое сложное из всего, что я могу. Но зачем? Мы сидим тут. в этой проклятой дыре, бывшей «всесоюзной здравнице», вот уже больше трех месяцев, тратим время на общение с этими татуированными уродами, которые уверены, что Бельгия граничит с Боливией. За это время можно было бы в той же Боливии совершить небольшой военный переворот, став ее Президентом. Потратив три месяца на бессмысленное сидение тут, я упустил уйму возможностей. И теперь хочу вознаградить себя. Так сказать, наверстать упущенное.
Шеф, вы решили их кинуть? — Стив уже неплохо освоился с профессиональной терминологией тех, кого хозяин назвал «татуированными уродами».
Вот именно, — проскрипел со змеиной улыбкой Рассказов.
Но как? Мистер Фалалеев — человек осторожный и вряд ли просто так согласится доверить вам свои деньги. Кроме того, в последней беседе вы упомянули о краткосрочном кредите и каком‑то залоге, — напомнил порученец. — Недвижимость в США, во Франции.
Во–первых, кроме меня, Фалалееву помочь некому, и он это прекрасно понимает. Иначе не прибежал бы ко мне с наскипидаренной задницей. Во–вторых, не мне тебя учить, как оформляются подобные аферы. Я могу подписать любые платежные документы. Но не своим именем, а в качестве мистера Морозоффа. Понимаешь?
Понимаю… — Удивительно, но столь незамысловатый, однако действенный ход восхитил Красавчика–Стива, и он в который уже раз оценил предусмотрительность хозяина, прибывшего сюда под вымышленным именем и с безукоризненно подделанными документами.
Завтра поздно вечером Фалалеев передаст мне наличность, — продолжал Аркадий Сергеевич так, будто обращался к самому себе. — Еще сутки — на оформление документов. До Стамбула — шестнадцать часов плюс таможенные формальности. К концу недели будем в Сингапуре. Понимаю, тридцать миллионов в сравнении с тем, что я мог получить, — ничто, но, как говорят в России, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Однако мистер Фалалеев начнет нас искать, используя, скорее всего, неформальные методы, — осторожно напомнил Стив очевидное.
Кого искать — мистера Морозоффа? — Грузно поднявшись из‑за стола, Аркадий Сергеевич подошел к окну, отдернул штору и с неприязнью взглянул на курортников, фланирующих по набережной. — Пусть ищет. Как говорится, Бог в помощь. Только пусть поторапливается, у него совсем мало времени.
До ареста? — догадался порученец.
Вот именно. Такие фалалеи да шмали долго не живут. Я‑то в этом толк знаю.
Витас Мачюлис сдержал слово — элементы питания в жучках были заменены спустя всего несколько часов после встречи с Савелием.
Гостиничное объединение «Интурист–Ялта», в ведении которого находилась и «Ореанда», всегда славилось неразберихой. Имея на руках копии ключей (предусмотрительный Мачюлис сделал их еще в прошлом году, когда устанавливал в апартаментах господина Морозоффа подслушивающие устройства), всегда можно проникнуть в номер под видом электрика, сантехника или официанта.
Вечером того же дня Говорков уже был на своем посту на набережной, напротив «Ореанды».
В открывшихся по случаю начала сезона кафе гремела музыка, первые отдыхающие бесцельно слонялись по набережной взад–вперед, беспечно грелись на солнышке, бросали белоснежным чайкам кусочки хлеба, и никто не обращал внимания на невысокого голубоглазого блондина, скромно сидевшего неподалеку от «Ореанды» с небольшим приборчиком в руках — то ли минитранзистором, то ли аудиоплеером.
В первый день Савелий не узнал ничего нового: судя по звону посуды, доносившемуся из мембраны, Рассказов банально пьянствовал со своим порученцем.
Жучки чутко улавливали каждое слово, каждый вздох — Говорков слышал, как поносит Аркадий Сергеевич российскую мафию, сколь нелестно отзывается о сабуровских вообще и об их лидере Василии Фалалееве в частности. Монолог «инвестора» сопровождало характерное бульканье и звон рюмок, которые красноречивей всяких слов говорили о его состоянии.
Второй день тоже не принес ничего нового — пьянка в апартаментах господина Морозоффа продолжалась, видимо, без всякого перерыва со вчерашнего дня, но сегодня Аркадий Сергеевич говорил меньше, чем накануне, видимо, выдохся.
Удивительно, но на третий день извечный оппонент Бешеного стал куда разговорчивей.
Интуиция никогда не подводила Савелия — он чувствовал, что теперь‑то господин Рассказов наверняка поведет разговор о чем‑то важном.
Так оно и случилось.
Бешеный подсоединил к детектору миниатюрный магнитофончик и нажал кнопку записи.
«Шеф, вы решили их кинуть?» — явственно различил Говорков голос Стива.
«Вот именно…» — послышался голос Рассказова.
«Но как? — недоумевал порученец. — Ведь мистер Фалалеев — человек осторожный и вряд ли просто так согласится доверить вам свои деньги. Кроме того, в последней беседе вы упомянули о краткосрочном кредите и каком‑то залоге. Недвижимость в США, во Франции».
«Во–первых, кроме меня, Фалалееву помочь некому, и он это прекрасно понимает. Иначе не прибежал бы ко мне с наскипидаренной задницей. Во–вторых, не мне тебя учить, как оформляются подобные аферы. Я могу подписать любые платежные документы. Но не своим именем, а в качестве мистера Морозоффа. Понимаешь?»
«Понимаю».
«Завтра поздно вечером Фалалеев передаст мне наличность. Еще сутки — на оформление документов. До Стамбула — шестнадцать часов плюс таможенные формальности. К концу недели будем в Сингапуре. Понимаю, тридцать миллионов в сравнении с тем, что я мог получить — ничто, но, как говорят в России, с паршивой овцы хоть шерсти клок…»
После этих слов решение к Савелию пришло почти мгновенно.
По мнению Константина Ивановича, следует во что бы то ни стало разорвать опасную связку Рассказов — Кактус. И ничего лучше, нежели подбросить Фалалееву эту аудиозапись, тут не придумаешь. Дальнейшие действия Фа лалеева нетрудно предугадать: или открытая конфронтация с «мистером Морозоффым», что в силу теперешней беззубости Кактуса маловероятно, или какая‑нибудь тайная изощренная мерзость в отместку «инвестору», на что сабуровский бандит, несомненно, способен.
За следующий день Говорков успел больше, чем за предыдущие четыре дня пребывания в Ялте.
Сделав с записи несколько копий, он немедленно связался с Богомоловым. Савелий считал, что следует сообщить Фалалееву о планах «мистера Морозоффа» на его счет, но как‑то осторожно, ненавязчиво; после московских событий Кактус имел все основания никому не доверять. Во всяком случае, анонимная посылка и подметное письмо в сложившейся ситуации не годились.
Константин Иванович попросил перезвонить через пару часов. Видимо, хотел навести необходимые справки. И уже к обеду после десятиминутного инструктажа Бешеный знал, что следует предпринять.
Вечером Говорков отправился в ресторан на последнем этаже интуристовской гостиницы — огромного шестнадцатиэтажного параллелепипеда желтого бетона, нелепо возвышающегося над благородной зеленью Массандры. Он знал — там в ожидании решения старших коротают время Аркаша и Синий — телохранители Фалалеева и Артемьева.
Оба «быка» отчаянно скучали, и потому свести с ними знакомство не составило большого труда.
Долгое пребывание в курортном городе, безделье, отсутствие серьезных раздражителей — все это расслабляет, притупляет бдительность, ведет к полной потере чувства опасности; именно на это и напирал при последнем инструктаже генерал Богомолов. И потому ни Аркаша, ни Синий не удивились, когда их новый знакомый спокойно представился: «Я, мол, из братвы, из местной».
Кроме того, повадки и специфический словарный запас, в свое время приобретенные Говорковым на зоне, явно расположили к нему сабуровских.
Чем же вы промышляете? — спросил один из них. — Бабок–сигаретниц налогом обкладываете? Художникам на набережной крыши ставите?
Всем понемножку, — спокойно парировал «ялтинец». — Тут в «Ореанде» уже четвертый месяц какой‑то американский «бобер» сидит. Думали его пощупать, но сначала решили узнать, чем он дышит, и натолкали ему в номер жучков. Они там с этим типом Стивом по–английски базарят, но мы одного нашего лоха–переводчика подрядили, — они тут все без работы сидят — так он за двести гринов базар ихний на русский переложил. На ту же кассету и записали…
Прослушав записи, Аркаша и Синий буквально офонарели. Само собой, они были в курсе планов своего старшого насчет отъезда за рубеж и знали, что именно «мистер Морозофф» взялся перевести за границу наличность, добытую с таким риском в Москве.
А ты не мог бы нам эту кассетку дать послушать? — попросил Синий.
И показать кое–кому, — поджал губы Аркаша.
Дать — не могу. А вот продать — дело другое, — последовало встречное предложение; Говорков знал, что такой ход с его стороны будет выглядеть более чем правдоподобно.
За кассету новый знакомый взял смехотворную по меркам «быков» сумму — две тысячи долларов.
Бешеный не знал в точности, как отреагировал Фалалеев на запись, но уже наутро Артемьев вместе с Синим отвалил в Симферополь.
Они пробыли там недолго. Вечером навороченный джип вновь колесил по узким ялтинским улицам и незадолго до полуночи остановился у ярко освещенного подъезда гостиницы «Ореанда».
Савелий опять занял свое место на набережной — подкрутил колесико настройки, на всякий случай подсоединил диктофон.
К удивлению Савелия, Фалалеев вовсе не изменил своего решения — все тридцать миллионов передал «мистеру Морозоффу». Слушая разговор бывших компаньонов, Говорков отметил: Кактус говорил вкрадчиво и в то же время с издевкой.