Эта считалка, наверное, разошлась по всем кливлендским детсадам. The block, the shot, the stop. Блок, бросок, отскок. Три решающих комбинации в финале, тайное заклинание, открывающее врата в историю. Блок – это впечатляющий блок-шот Леброна, когда Игудала выбрался в контратаку, одно из тех действий Джеймса, после которых почти кощунственным кажется тот факт, что он ни разу не получал награду «Лучший защитник». Бросок – это трехочковый Ирвинга на 53-й минуте, прервавший почти четыре долгие минуты «Кливленда» без очков, когда счет стал 92:89. Отскок – это последнее оборонительное действие Кевина Лава в последней атаке Стефа Карри, которым завершился матч. Действие, открывшее «Кливленду» райские, чудесные, чемпионские врата НБА.
Когда зазвучала сирена, Леброн уже рыдал. Он понял, что сотворил историю – не только свою личную, поставив значимую веху в своей карьере, но и историю всего своего народа. Он дал народу то, что обещал, когда вернулся домой – победу в спорте, которую город ждал 52 года, а «Кавс» и вовсе не одерживали никогда.
Это были не только слезы радости от спортивного достижения, это были слезы гордости паренька из Огайо, безотцовщины, спасшего целый штат от заурядности, неудач, разочарований. Короля, который, наконец, сделал то, о чем просил его народ. Победить, завоевать этот титул. И сделать это именно так, одолев одну из самых мощных команд всех времен, взять Кубок Ларри О’Брайена после не просто множества самых разных поражений, но и горьких разочарований. Звание MVP финала, третье в его карьере, было лишь признанием его величия. Но оно было не так значимо, как то, что Леброн уже сделал для своего Кливленда, для своего Огайо.
«Когда я вернулся, у меня была цель: привезти в город трофей. Я сделал для этого все, отдал свое сердце, свои кровь, пот и слезы этой игре. Мы опровергли все предположения. Не знаю, почему мы пошли по трудной дороге, не знаю, почему бог наставил нас именно на этот путь. Но знаю, что бог никогда не задает тебе задач, которые ты не в состоянии решить. У меня всегда был оптимистичный подход: я никогда не спрашивал, за что мне все это, я всегда говорил себе, что этого от меня хочет бог.
Кливленд! Это для тебя!
Мы вошли в легенды, мы – первая команда, ставшая чемпионом при 1–3 в серии. Мы – особенные».
В гостевой раздевалке «Окленд Арены» шампанское лилось рекой. Все было накрыто пленкой, игрокам пришлось надеть очки, чтобы защитить глаза. Пол был залит этой кашицей, которая образуется, когда жидкость застаивается на полу. В воздухе – запах алкоголя. И счастья. Стоя около своего шкафчика, Ирвинг что-то бухтел журналистам, обступившим его, как расстрельная команда, и палившим в него, приговоренного, вопросами. Кайри был слишком навеселе, чтобы сердиться. Рассказывал, как он счастлив быть чемпионом, как счастлив оттого, что они все прошли. Празднование Тимофея Мозгова, русского, за год прошедшего путь от игрока старта до редко выходящего на паркет резервиста, заключалось в селфи с двумя потрясающими блондинками, которых он привел в раздевалку. Джей Ар Смит достал еще бутылку – и вскоре она присоединилась к коллекции опустевших. Душ для всех, чемпионский душ.
ЛЕБРОН В ЭТИ МИНУТЫ БЫЛ МАКСИМАЛЬНЫМ ВОПЛОЩЕНИЕМ ТОГО, ЧТО МОЖЕТ ПРЕДЛОЖИТЬ ЛЮДЯМ БАСКЕТБОЛ. И ВСЕ ЖЕ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПАПОЙ, КОТОРЫЙ ХОЧЕТ РАЗДЕЛИТЬ САМУЮ БОЛЬШУЮ РАДОСТЬ ОТ ПРОДЕЛАННОЙ ИМ РАБОТЫ СО СВОИМИ ДЕТЬМИ. ОНИ БЫЛИ ЕГО ДУШОЙ, ЧАСТЬЮ ЕГО ВЕЛИЧИЯ, ЕГО ОПОРОЙ, ПОЗВОЛЯЮЩЕЙ ЕМУ БЫТЬ УНИКУМОМ НА ПЛОЩАДКЕ.
Леброн уже какое-то время сидел на пресс-конференции. На столе стоял трофей MVP финала, на руках Леброн держал малышку Жури, счастливую за папу и удивленную тем, что папа держал в руках микрофон. На шее у него была сетка от корзины, надетая им сразу после победы, как предписывает традиция. Бронни сидел справа от него, Брайс – слева. Они слушали папу, радуясь этим прекрасным минутам триумфа.
– У меня была причина вернуться и выиграть чемпионство. Я знал, на что способен, чему я научился, пока отсутствовал здесь, – говорил он спокойно, как будто не достиг только что высшей точки своей карьеры, в то время как Жури норовила схватить папину сигару, лежащую на столе. – Для меня быть вдохновителем для нашего города – очень значимо, и я хочу продолжать быть им.
Леброн в эти минуты был максимальным воплощением того, что может предложить людям баскетбол. И все же чувствовал себя прежде всего папой, который хочет разделить самую большую радость от проделанной им работы со своими детьми. Они были его душой, частью его величия, его опорой, позволяющей ему быть уникумом на площадке.
Они – Бронни, Брайс, Жури и Саванна – сопровождали его и на параде. Кливленд пел осанну своему королю, выражал ему всеобщую благодарность. Полтора миллиона человек видели проезд его кабриолета, медленно двигавшегося по улицам даунтауна – эта машина везла к конечной точке парада символ целого штата, человека, который больше других содействовал разрушению того проклятия, что уже полвека мешало Кливленду праздновать спортивные победы. Полтора миллиона человек стояли перед сценой, установленной около мэрии, и слушали то, что им говорил их король. Они слушали, как он благодарил партнеров, но эта благодарность, которую Леброн выражал всем, кто помогал ему в этом невероятном деле, на самом деле была тем, что ему хотел сказать сам народ. Поблагодарить его за то, что радовал их, позволил им ощутить, что такое победа. Сказать ему «спасибо» за возможность гордиться командой. За выполненное обещание. За то, что привез титул в Огайо.
Титул, завоеванный с «Кливлендом», открыл Леброну новое измерение – то, где обитают легенды. Он уже числился в феноменах, но подвиг с «Кавс» позволял занять место за одним столом с величайшими. С теми, кто вдохновляет следующие поколения. Теми, чьи изображения Леброн в детстве вешал на стены комнаток домов, где провел юность и вместе с мамой Глорией обрел стабильность, позволившую ему заложить фундамент своего баскетбольного будущего. Будущего за пределами Акрона, нищеты, вдалеке от той судьбы, которая для него и для многих таких, как он, была неизбежной.
– Я следовал за призраком, – рассказывал он после победы. – Мой призрак играл в «Чикаго».
Это был призрак Майкла Джордана. Леброн пришел в НБА его наследником, избранным, который должен был превратиться в новую икону мирового баскетбола. Он пытался сделать это в начале своей карьеры в «Кливленде» и в четырех сезонах в «Майами», когда, выигрывая, срывал с себя ярлык неудачника и продолжал поднимать планку своей игры. Пусть MVP брали другие, но всем было ясно, что он – лучший из действующих игроков, самый узнаваемый, и вне площадки тоже. Эмблема самой известной лиги мира создана на основе фото Джерри Уэста, но лицом НБА стал Леброн. Если кто-то подумает о действующем баскетболисте, то в каком бы уголке мира думающий ни находился, имя Леброна придет ему на ум в первую очередь.
Но победа с «Кливлендом» позволила ему сделать следующий шаг вперед. Теперь вопрос заключался не в том, лучший ли игрок Леброн из действующих, а в том, какое место он займет среди величайших игроков всех времен. Лучшим – и Леброн это скажет первым – останется Майкл Джордан. Но после удивительного подвига с «Кавс» уже не казалось богохульством думать, что Леброн – на одном уровне с ним, что, когда он закончит карьеру, он окажется даже выше. Это все рассуждения под кружечку, конечно, но такие, которые сам Леброн, погнавшись за призраком, считал вполне актуальными.
«Моя карьера полностью отличается от карьеры Майкла Джордана: то, через что прошел я, полностью отличается от того, через что прошел он. Он делал невероятное, и все это происходило у меня на глазах. Я бесконечно им восхищался. Думаю, что было бы восхитительно стать одним из величайших игроков, но было бы удивительно стать кем-то большим».
Титул изменил не только Леброна. Изменился и Кливленд. Город переродился после возвращения своего любимого сына. Чтобы посмотреть матчи «Кавс», болельщики выстраивались в очередь к кассам, вокруг «Квикен Лоэнс Арены» расцвели кварталы ресторанов и баров – бизнес, живущий в отблесках света, постоянно излучаемого домом команды.
С тех пор, как Леброн вернулся в 2014 году, даунтаун изменился – словно для того, чтобы быть достойным визитов своего короля: здания в центре отмыли, перестроили в современные апартаменты или отели, которые во время сезона заполнялись туристами и фанатами. Присутствие Леброна и тот факт, что город снова стал заметным на карте баскетбола, стали для Кливленда возможностью развиваться, и грех было ее упустить. Даже местная киноиндустрия оживилась: участок Четвертой улицы превратили в нью-йоркский пейзаж, поскольку некоторые режиссеры решили снимать картины здесь – это оказалось дешевле, чем снимать в самом Большом Яблоке.
Кливленд – уже не тот упадочный город, численность жителей которого не росла с 1950-х годов. Он стал региональным хабом, чувствовался его подъем, в нем теперь было много чего, помимо баскетбольной команды, музея рок-н-ролла, бейсбольного стадиона «Индианс» и расположенного у озера футбольного стадиона «Браунс». Всему этому способствовал Леброн, чей огромный постер вновь разместили на стене «Шервин-Уильямс» напротив «Квикен Лоэнс Арены». Спустя месяц после победы «Кавс» арену оборудовали для проведения съезда Республиканской партии – на нем Дональда Трампа утвердили кандидатом на пост президента. Без возвращения Леброна в Кливленд и «Кливленда» на карту баскетбола всего этого, возможно, никогда бы не случилось.
Лето, во время которого Леброн начал погоню за призраком, прошло, и начался новый сезон с двумя старыми соперниками, готовыми дать бой друг другу: «Кавс» и «Уорриорз». Однако летом же нарушился и баланс, потому что в утешение после кошмарного проигрыша «Голден Стэйт» заполучил Кевина Дюранта. MVP сезона‐2014, томящийся в статусе свободного агента, решил покинуть Оклахому, где до этого времени писал свою историю как один из лучших действующих игроков. Воспользовавшись внезапным повышением потолка зарплат, обусловленным взлетом доходов от продажи прав на телетрансляции с 900 миллионов до 2,8 миллиарда долларов в год, и благодаря тому, что Карри был самой низкооплачиваемой из действующих суперзвезд (он был MVP двух последних сезонов, но играл еще с тем контрактом, который подписал, когда его незалеченный голеностоп ставил под огромный вопрос его дальнейшую карьеру), «Голден Стэйт» нашел средства и смог предложить большой контракт Дюранту. Грин написал ему после поражения в седьмом матче прямо с парковки «Оракл Арены». Когда первого июля открылся рынок свободных агентов, он, Карри, Томпсон, Игудала, тренер Керр и генменеджер Боб Майерс собрались в Хэмптонсе, совсем рядом с Нью-Йорком, где Дюрант нашел пристанище, и убедили его переехать в Калифорнию.