о призывалось предотвратить государственную измену, с датой от 9 июня, дабы аннулировать провозглашение регентства Луитпольда от 10 июня и признать его незаконным. Прокламация была напечатана тиражом 30 тысяч экземпляров якобы от имени короля. Однако листовки были конфискованы полицией, уже перешедшей на сторону принца-регента. Являлся ли этот призыв короля действительным посланием Людвига или же был подложным, как это позднее утверждали и подозревали, что оно было составлено мошенником саксонцем Шелленбергером и носило ряд как орфографических, так и других ошибок.
В баварской газете Bamberger Journal от 17 июня 1886 года отмечали, что провозглашение настоящее и было, возможно, составлено под влиянием Дюркхайма, из-за чего произошел арест последнего.
Дочь Дюркхайма Ольга фон Мальсен-Дюркхайм также упоминала о призыве в своих воспоминаниях: «Да, это была правда, что мой отец сделал все, дабы освободить Людвига II. Сначала он пытался уговорить короля поехать с ним в столицу, в Мюнхен, и даже позвать народ на свою сторону. Король подписал призыв к баварскому народу, что он, король, верен своему народу и его ошибочно считают безумным, и это провозглашение король подписал и велел тотчас разослать. Через некоторое время этот призыв был, как известно, конфискован и больше не публиковался».
Было ли провозглашение действительно подлинным или ложным, уже не играет особой роли, но ни Лутц, ни Луитпольд не могли допустить его массового распространения. Оно фактически призывало к народному восстанию, к гражданской войне, что ставило под угрозу режим министров и регентство Луитпольда.
Местная жандармерия, которая охраняла Нойшванштайн, была распущена по приказу военного министра и заменена другой охраной, верной Луитпольду. Большинство слуг также были отпущены, возле короля осталась лишь горстка служащего персонала, включая и предателя камердинера Майра. Тем временем два государственных комиссара – Коппльштеттер и Людвиг фон Мюллер – прибыли в Хоэншвангау. Освобождать первую комиссию им уже не было необходимости, и теперь их задание состояло в поддержании порядка, расследовании ареста первой комиссии и обеспечении перевозки короля в Берг.
Людвиг оказался запертым в собственном замке. Телефон и калориферное отопление в замке отключили. По этой причине Людвиг не смог поехать в Линдерхоф, как первоначально решил. Поначалу король принял эти войска за свою охрану, однако вскоре осознал, что стал узником: «Я – теперь пленник, провинившийся без вины! Что я сделал моему народу, что он покинул меня? Я бедный король, у меня нет друга, который поможет мне? …Сначала жандармы были там для моей защиты, теперь для моей охраны… Меня не пугает потерять трон, но я не вынесу быть заживо погребенным».
Прибыв в Мюнхен, члены первой комиссии ближе к ночи собрались на экстренное заседание у Лутца и принца Луитпольда, где обсуждались провал первой операции и дальнейшие решения о поездке второй комиссии, которая должна состоять только из врачей Гуддена и Мюллера и санитаров. Господа обсуждали также о предстоящем месте для размещения Людвига. Замок Нойшванштайн был исключен из вариантов, поскольку его сложно было охранять и замок находился далеко от Мюнхенской психиатрической больницы, в которой работал Гудден. Замок Линдерхоф также был исключен по причине поднявшихся волнений среди местного населения. Шахен посчитали также слишком отдаленным. Их выбор пал на замок Берг, который находился недалеко от Мюнхена и места работы Гуддена. В ходе обсуждений были приняты решения о дате и времени перевозки Людвига в замок Берг; Хольнштайн распланировал точный маршрут предстоящей поездки; также комнаты в замке Берг должны были быть переделаны для короля, врачей и медперсонала с обеспечением мер безопасности на окнах и постоянной возможности наблюдения.
С утра 11 июня население Хоэншвангау планировало спасение короля. Журналист Меммингер узнал это от двух верных королю Людвигу слуг камердинера Вебера и кучера Остерхольцера. Людвиг опасался, что может случиться столкновение с жандармерией и прольется кровь: «Из-за меня не должна проливаться никакая кровь. Я сведу счеты с небом и фогтом (Луитпольдом). Они сбросили меня с высоты в ничто, уничтожили мою жизнь, объявили при жизни мертвым, я не выдержу этого. Если бы меня лишили короны, я вынес бы это. Но то, что меня лишают разума, отбирают свободу и обращаются со мной, как с моим братом, нет, это я не вынесу, я хочу избежать этой участи, они толкают меня к смерти».
Даже если бы Людвиг принял бы этот план, то все пути к бегству уже были отрезаны к этому времени. Замок был окружен проправительственной охраной.
Людвиг в тот же день вызывал окружного врача Пёпфа и спросил его, не считает ли он его сумасшедшим, как другие. Доктор ответил, что практикует уже много лет и редко сталкивался с кем-то более нормальным. Ответ удовлетворил короля. Прежде чем отпустить доктора, Людвиг тихо сказал: «Похоже, я не более сумасшедший, чем другие люди».
Правительственные комиссары Коппльштеттер, Людвиг Мюллер и окружной начальник Зоннтаг, чтобы успокоить население и избежать волнений, созвали собрание, куда пригласили также бургомистра Фюссена. Они разъяснили собравшимся о законности регентства, о положении дел и о том, что любое сопротивление при задержании короля будет строго наказываться.
Посол Брук в письме Кальноки 11 июня 1886 года сообщал о том, как распространяется весть о регентстве и как население ее воспринимает: «Похоже, что провозглашение встречается с большим спокойствием по всей стране». Повсюду отмечалось «чувство сожаления о серьезной болезни» монарха. Придворный театр был закрыт. В «армии и низших классах большинство голосов выросло в пользу короля». Поэтому правительственные чиновники опасались «очередного народного волнения в предстоящие дни Пятидесятницы». Были приняты самые строгие меры безопасности. Мюнхенские газеты проявили «сочувственное отношение» к принцу Луитпольду. Брук также заметил: «Только они выходят далеко за пределы цели, когда говорят о болезни его величества, так как ее еще долго нельзя назвать столь серьезной, чем хотелось бы верить в настоящее время».
Заседание ландтага было назначено на 15 июня. Министры не были уверены, как депутаты отнесутся к происходившим событиям, особенно их волновали депутаты из Патриотической партии во второй палате, где преобладала идея Франкенштайна об отречении короля. В любом случае министры хотели избежать долгих дебатов и считали, что собранный материал против короля и медицинское заключение четырех психиатров будет вполне достаточным, чтобы ни у кого не возникло иного мнения.
Во второй половине дня вторая государственная комиссия, состоящая из докторов Гуддена и Мюллера, пяти санитаров, капитана жандармов Хорна и шталмейстера Леефельда выехала из Мюнхена в направлении Нойшванштайна.
Когда к королю прибыл парикмахер Хоппе, Людвиг несколько раз просил принести ему яд. Также он просил об этом и других слуг, включая и Майра. Парикмахер и лакеи отказались. Желание Людвига прогуляться в окрестностях замка было также отвергнуто комиссарами. Они опасались, что Людвиг и тут может предпринять попытку суицида, утопившись в озере или бросившись в водопад.
Король, который два дня фактически ничего не ел, к вечеру успокоившись, приказал Майру дать распоряжение поварам приготовить ужин и накрыть стол в зале Певцов к 18 часам. Это был последний ужин Людвига в замке Нойшванштайн. Он ел один в тишине, но потребовал от кухонных работников принести ему большой нож. И эту просьбу короля никто из персонала не выполнил. Как отмечал повар Теодор Хирнайс:
«В Нойшванштайне также не стихло волнение. Людвига II в отчаянном положении преследовала мысль о самоубийстве – требовал не только яд, но и острый кухонный нож, мы, разумеется, ему не дали. Мы не могли больше оставаться возле окон, опасаясь, что король может броситься на глубину водопада Пёлата.
Людвиг ощутил себя в полном одиночестве, и даже не у кого было больше спросить совета. Давно не спавший, от отчаяния много выпивший алкоголя в течение вечера, он словно тень бродил по Нойшванштайну, мысленно прощаясь со своим незавершенным творением. У него не осталось никаких сил бороться против препятствий, учиненных ему Луитпольдом и правительством. Он потерял надежду на лучшее.
С наступлением ночи Людвиг приказал осветить весь замок. Когда не смолкал за окнами Нойшванштайна дождь, Людвиг беседовал с камердинером Альфонсом Вебером.
Король: „Веришь ли ты в бессмертие души, в потусторонний мир, в возмездие?“
Вебер: „Да, ваше величество“.
Король: „Я также прочитал несколько книг, после которых можно впасть в заблуждение, но должно быть возмездие, то, как они поступают со мной, не может остаться безнаказанным! То, что у меня отнимают трон, я могу пережить, но то, что меня объявляют безумным, я не переживу. Моя кровь будет на тех, кто осудил и предал меня“.
Он подарил Веберу бриллиантовый аграф и деньги, которые у него были в письменном столе, сказав, что больше не нуждается ни в каких деньгах. Обычно непьющий Людвиг в тот вечер, чтобы забыться, выпил много вина и коньяка. Передав молитвенник камердинеру, король попросил помолиться за него.
Людвиг продолжал выражать суицидальные мысли:
„В половине первого я родился, в половине первого я хочу умереть“.
„Если я больше не могу строить, я больше не могу жить“.
„Скажи Хоппе, если он прибудет завтра, он сможет найти мою голову в водопаде Пёллат. Я надеюсь, что Бог мне этот шаг милостиво простит. Мою мать я не могу избавить от боли, которую я причиню ей“.
„Утопление – это прекрасная смерть, тело не обезображивает. Но если броситься в глубину, то сильно обезобразится. Но, может быть, мне все-таки броситься с башни или с балкона? Принеси мне ключ от башни“.
Когда Людвиг понял, что его просьбу о яде исполнить невозможно, у него возникли мысли сброситься вниз с башни замка. Людвиг несколько раз просил Майра принести ему ключ от главной башни. Коппльштеттер дал наказ Майру и другим слугам предотвращать любые попытки Людвига пробраться в башню и в крайнем случае прибегнуть к силе. Поэтому Майр намеренно лгал Людвигу, что ключ от башни был утерян.