Король понимал воспитательное значение искусства и также почерпнул из работ Шиллера мысль о том, что, чтобы достичь благосостояния людей, необходимо окружать их формами, предметами благородного, возвышенного и изысканного искусства, то бишь через изобразительное искусство формируется утонченный характер человека. Так, например, театр в понимании Людвига «является средством, чтобы сделать людей восприимчивыми к Великому и Возвышенному и чтобы вывести их на более высокий уровень образования…». И подобно Прометею, он вместе с Рихардом Вагнером хотел принести людям с небесных высот священный очищающий огонь божественного искусства. В произведениях Шиллера и в музыкальных драмах Вагнера Людвиг видел олицетворение Высшего Искусства, в котором прославляются христианские идеалы добродетели и с помощью которого он хотел изменить человечество в лучшую сторону.
Совершенно иное понимание произведений Вагнера и их влияние на общество использовали Гогенцоллерны. Вильгельм II, как и Людвиг, видел себя в образе Лоэнгрина, посланника Небес, который призван исполнять на земле Божью волю, который несет ответственность за свои действия только перед Богом. Кайзер так же, как и Людвиг, любил окружать себя аурой вагнеровских героев, но контраст все же присутствовал. Символизм работ Вагнера нашел отражение в придворном церемониале Гогенцоллернов. По всему рейху были распространены копии картины, изображающей кайзера Вильгельма как верховного главнокомандующего в полном боевом великолепии, опирающегося на большой средневековый меч, в белом плаще, в серебряном шлеме лебединого рыцаря Лоэнгрина. Шлем в стиле Лоэнгрина можно увидеть и на картинах, где кайзер облачен в парадную униформу. Кайзер сознательно появлялся перед своими подданными в образе небесного посланника рыцаря, Грааля. Автомобиль кайзера был снабжен специальным предупредительным сигналом «Heda-Hedo!» – на мотив бога грома из оперы Вагнера «Золото Рейна». Этот сигнал производил впечатляющий театральный эффект. Во время представления «Летучего голландца» Вильгельм появлялся на публике в адмиральском мундире. Одну из своих любимых такс кайзер назвал Сентой, в честь героини из «Летучего голландца».
Берлинский двор осознал, что музыкальные драмы Рихарда Вагнера и Фестшпильхаус могут представлять собой ценный политико-культурный инструмент для прославления и воспевания монархии и рейха. Так, немузыкальный, вовсе не увлеченный искусством Вагнера кайзер Вильгельм I присутствовал на открытии Байройтского Фестшпильхауса. Его внук Вильгельм II извлек значительную пропагандистскую выгоду из воздействия музыкальных драм Вагнера на общество. Целью театрального поведения кайзера Вильгельма II в общественности было триумфальное отражение высшей, данной Богом власти, такой своеобразный ход саморекламы и пиара.
Франц Мерта пришел к выводу, что «художественная деятельность для Людвига II отнюдь не являлась запасным занятием из-за неудачной политики или бегства от суровой реальности в эстетический мир фантазии и иллюзорный мир, как это иногда утверждалось, но, наоборот, он сформировал с самого начала центральный элемент своей правительственной программы, которая была направлена в согласии с художественными философскими теориями Шиллера, чтобы оказывать очищающее и облагораживающее влияние на умы людей. …При точном рассмотрении вещей выявляется, что за предполагаемыми безумными идеями Людвига в действительности скрывалось безупречное признание христианского идеала правителя.
Все попытки вдохновить Людвига к героической Германской империи и к прославлению кайзера Вильгельма I не увенчались успехом. Так, писателю Феликсу Дану в 1873 году, когда тот удостоился королевского приглашения на Шахен, Людвиг сказал, что ненавидит и презирает милитаризм.
Для большинства современников Людвиг II с его идеалами остался непонятым, в их глазах он был оторванным от реальной жизни мечтателем, а то и вовсе человеком не от мира сего. Цели и идеи Людвига тогдашними представителями власти рассматривались как бесполезные причуды душевнобольного. Посол Вертерн, не раз критикующий Людвига, писал Бисмарку еще перед Франко-прусской войной, что политическая ситуация была бы «совершенно другой и на данный момент более безопасной», если бы «умный и энергичный солдат сидел на троне этой страны, а не остроумный, в своих идеалах теряющийся, политически незрелый, безответственный молодой король».
С детства у Людвига начало развиваться желание что-то строить, а с юности и вступления на престол переросло в грандиозные строительные программы. Это увлечение захлестывало короля с годами все больше и больше. Король был всегда дружелюбен, любезен, искренен, свободно и просто общался с простыми крестьянами, рабочими, помогал им финансово. И простой народ со своей стороны любил своего монарха, и в нем Людвиг не видел той фальши, лицемерия, лжи, которые король встречал при мюнхенском дворе, а только доброту и искренность. Для простых людей Людвиг остался в их памяти царственным, величественным, добросердечным королем, который любил свой народ и заботился о его благополучии и много сделал для культурного развития Баварии. Благодаря деятельности Людвига в Баварии получили расцвет театр, музыка, живопись, художественные ремесла, зарождалась промышленность и развивалась экономическая деятельность. Благодаря строительству замков много людей в Альгое были спасены от безработицы, за что были очень признательны Людвигу. Работа пошла на пользу жителям региона, король также беспокоился о социальном и медицинском обеспечении людей.
Увлечение Людвига строительством психиатр Хайнц Хефнер диагностирует как выраженную форму зависимости с роковой стадией привыкания, что стало центральным мотивом жизни и потянуло за собой большие расходы. Хефнер сравнивает строительное увлечение Людвига со страстью к азартным играм, когда «отношение к реальной стоимости денег исчезает. С прогрессированием фазы потерь, наконец, следует последняя, фаза отчаяния, в которой исчезает самоконтроль и прекращение зависимости само по себе уже невозможно. Несмотря на растущее внутреннее беспокойство и заметные последствия, деньги приобретаются любой ценой. Около половины игроков пытаются в стадии отчаяния собирать деньги с помощью преступных действий».
Далее Хефнер полагает:
«В последние месяцы перед смертью Людвиг находился в таком отчаянии с потерей самоконтроля из-за вынужденной блокады его средств и прерывания его строительных работ. На этом этапе отчаяния, как в азартных играх, он делал все возможное, чтобы собрать деньги. Однако правительство блокировало все возможные источники. Его непоколебимая склонность к преодолению социальных и юридических барьеров соответствует типичному поведению наркоманов на последней стадии отчаяния».
Точка зрения Хефнера не очень весома. Историк Альфонс Швайггерт противопоставляет ей свое мнение, которое ближе соответствует действительности: «Для любого, кто понимает задачу Людвига как королевского строителя, король не был охвачен строительной зависимостью. Болезненная зависимость всегда означает беспомощность действия. Вы во власти зависимости, вы не можете избавиться от нее. Людвиг II, однако, не чувствовал, что в нем доминирует строительная зависимость, даже если так казалось посторонним. Он был архитектором, который контролировал каждое строительное действие. Архитектор в этом смысле не профессия, а призвание. Любой, кто следует ему, так серьезно относится к этому призванию, что соглашается посвятить этому всю свою жизнь. Следуя этому призванию, вы получаете полную радость жизни. Изменить ему – это значит предать себя, тем самым разрушая радость жизни, и в конечном счете разрушить собственную жизнь. …Отобрать у Людвига возможность строить означало запретить его самореализацию. Человек, который больше не может быть хозяином самому себе, систематически разрушается и приходит к смерти. Людвиг сигнализировал своим ближним, когда он сказал, что тот, кто откажет ему в дальнейшем строительстве, отберет его жизнь, а тот, кто позволит продолжить строить, снова даст ему жизнь».
Несмотря на войны, «бесполезные творения» Людвига устояли. Современный мир людей испытывает тоску по былым возвышенным и благородным идеалам, по укромным райским уголкам, где можно ощутить «идиллию одиночества и романтику природы». Замки Людвига посещает более двух миллионов туристов ежегодно, принося процветающей Баварии огромный доход. И те средства, которые были затрачены на их постройку, оказались лучшим финансовым вкладом для Баварии.
«Как для меня сегодня, так и для многих других людей наступит время, когда они будут страстно искать те места, где во времена современной культуры, техники, жадности и спешки ещё существуют уголки без шума, суматохи, дыма и пыли на этой земле», – писал Людвиг в письме к Антону Меммингеру.
Глава 3Грезы и техника
Идеи и представления Людвига II опережали время, в которое он жил. Для реализации своих романтических проектов Людвигу требовались всевозможные достижения техники, и с помощью высоких технологий он смог их осуществить. Король всегда внимательно следил за новинками техники. Его замки были снабжены техническими приспособлениями, которые тщательно маскировались, оставляя тем самым иллюзию.
В 1868 году Людвигом был открыт Мюнхенский технический университет, ставший одним из уважаемых университетов в Германии. В 1882 году король выступил патроном крупной промышленной выставки в Нюрнберге. Во время правления короля были электрифицированы театр Мюнхенской резиденции, главный вокзал и улицы.
Уже Мариенбрюке (мост Марии) над ущельем Пёллат около Нойшванштайна, а также металлические и стеклянные конструкции, применяемые при строительстве Зимнего сада на крыше Мюнхенской резиденции, в то время являлись довольно смелыми решениями. В искусственном озере Зимнего сада был установлен электрический насос. При строительстве Нойшванштайна использовались новаторские железные конструкции, подъемники, оборудование на паровых двигателях и т. д. Системой калориферного отопления был осна