Фекла подошла к офицеру:
– Может, мы дадим им… поговорить наедине, или вы думаете, что они сбегут?
Помощник капитана что-то по-английски приказал караульному и тот запер дверцу. Андрей и Дарья не размыкая объятий опустились на устланный соломой пол. Рука Дарьи обвила шею возлюбленного. Их губы встретились в первом поцелуе. Помощник капитана, матрос и Фекла поднялись из трюма, оставив влюбленных наедине, если не считать лежавшего без чувств Егора.
Глава двадцать пятая
В большом зале заседаний Адмиралтейства было почти пусто. Лишь в одном из его торцов стоял огромный дубовый стол, покрытый зеленым сукном. За ним сидело несколько человек в серебряных париках. Перед ними, между двумя гвардейцами, вооруженных фузеями, стоял Андрей. Поскольку дело носило тайный характер, было принято решение собраться малым советом Адмиралтейства.
– Значит, вы утверждаете, что адмирал Вильстер намеренно сорвал экспедицию? – задал вопрос Ягужинский, оторвавшись от бумаг и вперил тяжелый взгляд в мичмана.
– Совершенно верно! Он был подкуплен. И не принял нужных мер по сохранности кораблей! – твердо ответил Андрей.
– Прежде, чем сбежать, вы предупредили его об опасности?! – Ягужинский посмотрел в бумаги:
– В частности, о мистическом корабле, зовущемся «Летучий Голландец», но он не принял во внимание эту таящую опасность примету?
За столом раздались сдержанные смешки. Но Андрей не обратил на них внимания:
– Корабль, идущий с нами параллельным курсом, видели многие, стоявшие со мной на вахте. Согласитесь, не принять во внимание этот факт – непростительная оплошность!
– Для верящего в приметы – несомненно! – Ягужинский повернулся к офицеру, стоящему у дверей:
– Пригласите адмирала!
Когда в зал, хромая, вошел Вильстер, Ягужинский обратился к нему:
– Адмирал Вильстер! Вверенные вам суда были повреждены и не сумели продолжить экспедицию! Вы имеете что доложить?
– Во время ночной вахты мичмана Збруева на судно проникли вражеские агенты и повредили днище, убив перед этим несколько членов экипажа.
– Однако, подсудимый не был убит? – уточнил Ромодановский.
– Он – единственный, кто был найден на палубе утром из всей вахты живым..! – ответил Вильстер. Ушаков, доселе молчавший и смотревший на Збруева, поднялся и прошелся за спинками стульев членов совета, словно хотел размять ноги:
– Как же так получилось, что на корабль проникли злодеи?
– Был шторм, и мы подобрали двоих иноземцев, терпящих бедствие! – ответил Андрей.
– Вы взяли посторонних на борт корабля, выполняющего секретную миссию? – возмутился Ягужинский.
– Я действовал согласно правилам морского кодекса! – ответил Андрей.
– Проводили ли вы инструктаж с офицерами о тайной миссии экспедиции? – поинтересовался Ушаков у Вильстера.
– Так точно, Ваше Сиятельство!
– Упоминалось ли там, как действовать в случаях встречи терпящих бедствие?
– Я ясно дал понять, что миссия экспедиции чрезвычайной секретности! – отрезал Вильстер.
– Хорошо! Что было дальше? – перешел к следующему вопросу Ягужинский.
– Когда мы обнаружили течь, нам пришлось встать на ремонт в Ревеле! – продолжил адмирал:
– Сей мичман пытался сеять панику среди матросов, а потом и вовсе дезертировал с корабля вместе с корабельным врачом Андерсеном, похитив письма государя!
– Как это стало возможно?
– Нас опоили снотворным зельем!
– Подсудимый! Вам есть, что возразить по этому поводу? – спросил Ягужинский. Андрей посмотрел на Ушакова. Тот помотал головой, словно шейный платок был слишком туго повязан.
– Нет! Ваше сиятельство! – понял знак Збруев.
Ягужинский наклонился к уху Ушакова, затем к Ромодановскому, после чего взял молоток и стукнул по медному диску:
– Слушания закончены! Совет Адмиралтейства вынесет вердикт нынче вечером. Объявляется перерыв! Отведите подсудимого в каземат.
– Может, нам лучше забрать подсудимого в крепость? – предложил председателю суда Ушаков.
– Незачем! Это дело Адмиралтейства, так пусть и все кончится здесь! – отрезал Ягужинский и кивнул офицеру караула. Тот положил руку на плечо Андрея и вывел из зала. Ушаков с улыбкой поклонился и вышел. Только потом, уже идя по анфиладе, оттер платком искусанные в кровь губы, выдававшие бушевавшую внутри ярость. Когда начальник Тайной канцелярии спускался по ступеням Адмиралтейства, его догнала Воронова:
– Ваше сиятельство! Вы же знаете, что он невинен… Неужели, вы ничего не сделаете?
– Точку в оном деле, барышня, может поставить только суд! А вам незачем соваться в это дело! – Ушаков холодно посмотрел на Дарью и вознамерился идти дальше, но она ухватила начальника Тайной канцелярии за локоть:
– Его же казнят!
– Дело сие политическое, а в политике, как в шахматах, иногда приходится жертвовать фигурами!
На Дарью словно ушат холодной воды вылили. Она застыла. Ушаков воспользовался ее оторопью, и поспешил к ожидавшей его карете. Хвостов отворил ему дверцу. Ушаков оглянулся на севшую без сил на ступени Воронову и тихо проговорил своему помощнику:
– Приговор предопределен. Надо все сделать нынче же. Да, и про барышню не забудь! Не дай бог, наболтает лишнего!
– Все готово, Ваше сиятельство! – Хвостов захлопнул за начальником дверцу и вскочил на козлы.
Когда карета уехала, к Дарье подбежала Фекла, подняла и повела подальше от посторонних глаз:
– Ну, что, помог чем?! – Да даже пытаться не стал! – Черт!
Девушки поравнялись с зданием склада, возле которого сидел нищий в грязных лохмотьях. Дарья и Фекла прошли мимо, не обратив на него никакого внимания. Нищий же, напротив, внимательно проследил за барышнями. И когда те отошли шагов на пять, неожиданно проговорил вслед:
– Подайте на пропитание, красавица! А я скажу, как помочь беде!
Дарья оглянулась, однако, увидев нищего, лишь грустно улыбнулась:
– Боюсь, мне не поможет сам Господь Бог!
Но нищий не унимался, напротив, встал и подошел к девушкам:
– Ну, с богом я бы тягаться не стал, разве что в выпивке!.. Но что, если я скажу, что дело касается вашего мичмана?
– Андрея?
– Если вы готовы слушаться меня во всем… то я готов помочь ему избежать смерти!
Дарья переглянулась с Феклой. Та пожала плечами:
– В любом случае, никого другого у нас нет!
Когда пробило полночь, в коридоре каземата Адмиралтейства послышался звук шагов. Андрей обернулся на дверь. Лязгнул засов и камеру вошел морской офицер:
– Ты – Збруев будешь?
– Ну, я.
– Пойдем!
– Уже?
– А чего время тянуть!
Мичман накинул кафтан и поднялся. Офицер вывел Збруева на задний двор. Молча дошли они до кареты, затем офицер отворил дверцу:
– Садись!
Збруев залез внутрь, и карета медленно тронулась. Несмотря на полную темноту, Збруев понял, что в карете он не один. Фигура напротив сняла маску и откинула капюшон. Лунный свет осветил знакомое лицо. Это была Воронова:
– Дашка?
– А кто же еще?!
– Погоди! Что ты делаешь?! Ты знаешь, что тебе будет, если поймают?
– Да я за тобой за три моря хаживала! Мне ли бояться?!
Андрей озадаченно посмотрел в окно. Карета ехала по набережной.
– А дальше куда?! – спросил возлюбленную Андрей.
– Какая разница?! Уплывем хоть на край света, Андрей! Главное, что вместе!
– Стой! – раздалось снаружи. Карета остановилась. Андрей выглянул – они были окружены гвардейцами.
– Господи, пронеси! – Дарья прижалась к Андрею.
– А ну, слазь! – опять раздалось снаружи и послышалась какая-то возня на козлах:
– Лови ее! Ах, зараза!
– Убёгла!
Солдаты обступившие карету, тщетно пытались поймать Феклу. Но куда там! Привычная к таким случаям, воровка увернулась от пытавшегося схватить ее сержанта, спрыгнула с козел, прокатилась по земле, избегая штыков и скрылась в ближайшем переулке. Дверь в карету отворилась. Беглецы увидели помощника главы Тайной канцелярии Хвостова, тот покачал головой:
– В бега подались, значит?! Ай, нехорошо-то как, барышня!
Глава двадцать шестая
Хвостов отвел Воронову к Ушакову. Но не в ту комнату, в которой она упрашивала освободить Андрея, а в смежную. На мичмана еще внизу надели кандалы и увели в каземат Петропавловки.
Что же это? Кто предал? Почему побег сорвался? Ведь до порта оставалось меньше версты! – Дарья долго мучила себя всеми этими вопросами и не находила ответа. Потом сама не заметила, как села в кресло у голландской печки, и ее сморил сон. Во сне ей явился Андрей. Он стоял на палубе в офицерском плаще. Стоял и улыбался. Потом кто-то крикнул "Раз виновен – будет повешен!" И сон пропал. Дарья отчетливо услышала голос. Вернее голоса. Она встала и тихо подошла к двери. Сквозь щель она увидала Андрея Ивановича Ушакова, а рядом рассерженного вельможу в серебряном парике.
– А я тебе говорю, он приговорен военно-морским судом и повешен будет прямо перед Адмиралтейством.
– Не кипятись, Павел Иванович, но преступник и так от вас там чуть не сбежал. И, значит, держать его надобно здесь – в крепости, одно же дело делаем!
– Значит ты, Андрей Иванович, отказываешь в его выдаче, мне, генерал-прокурору Сената?
– Душа моя! Разве я отказываю? Я помочь хочу! Да и государь велел для надежности наиважнейших злодеев содержать в Петропавловской! И казнить тут сподручнее! Вон, виселица прям под окнами стоит!
Дарья оторвалась от двери, глянула в окно. И впрямь, под окнами на внутреннем дворе стояла виселица. Это же они про Андрея – мелькнуло у нее! Господи! Значит, это его приговорили!
На последнюю реплику Ушакова, ловко ввернувшего слова про государеву волю содержать злодеев в крепости, генерал-прокурору Ягужинскому, а это был, как поняла Воронова, именно он, ответить было нечем. Громко сопя, словно бык, он подхватил свою треуголку и выбежал из комнаты.
Не успели двери захлопнуться, как к Ушакову заглянул Хвостов: