Когда он возвращается, Матиуш точно не знает: он оставляет дверь открытой, а сам ложится. Но, видно, поздно, потому что в понедельник с трудом продирает глаза.
Матиуш не спрашивает его, где тот пропадает по воскресеньям: не хочет, чтобы Фелек расспрашивал, чем он занимается дома.
А Матиуш, оставшись один, пишет книгу. Это немножко сказка, немножко быль. Ему не хочется, чтобы об этом знали, пока он не кончит, и он прячет написанное в ящик комода под бельё.
Однажды между друзьями чуть не вспыхнула ссора. Матиуш проснулся утром и видит: на полу ошмётки грязи, окурки, на столе опрокинутая чернильница. Матиушу стало обидно: он в субботу всё вымыл, выскреб, навёл порядок.
– Опять ноги не вытер?
– Не вытер, ну и что? Я не такой чистюля, как ты. Чай, не во дворце рос. Коли надоел – прогони. Хозяин здесь ты, я из милости у тебя живу.
– Ты мой гость.
– Хорош гость – пол заляпал грязью, чернила разлил.
Матиуш не стал спорить: испугался, как бы Фелек в самом деле не ушёл.
Но Фелек не успокоился. Как будто бес в него вселился. И дома, и на фабрике из-за любого пустяка привязывается. Сразу видно, предлог ищет для ссоры.
Неделю человек как человек – весёлый, уживчивый, а потом два-три дня его не узнать, словно подменили. Ворчит, ругается из-за всякой ерунды: из-за молотка, табуретки, крючка на вешалке.
– Здесь я всегда пальто вешаю! Какая скотина посмела занять мой крючок?
А сам отлично знает: это пальто мастера. Нарочно говорит, чтобы разозлить его.
Рабочие спускают ему всё из уважения к Матиушу. Но Фелек совсем потерял чувство меры, зарвался. Ясно, работу хочет бросить, но прямо этого не говорит, а ждёт, когда его выгонят.
По Матиушу не поймёшь, замечает он, что с Фелеком творится, или нет. Стоит за своим станком и прилежно работает, иногда лишь поднимет на минутку голову и скажет:
– Брось, Фелек! Перестань! Как тебе не стыдно!
Однако Матиуш всё видит, всё замечает. «Фелек не находит себе места, нервничает, как почтовая крыса, когда ей пора в путь», – думает он.
И вот наступил последний, роковой понедельник. Уже по дороге с Фелеком творилось что-то неладное. И фабрика не по нём: паршивая душегубка, где из человека выжимают последние соки. И у мастеров – солома в голове. И станки давно на свалку пора. А инструменты хозяину бы в физиономию швырнуть.
– Ну и фабрику ты себе выбрал!
– Я ведь тебя насильно не тащил на эту фабрику. Не нравится – поищи себе другую работу.
– Обойдусь без твоих советов. Сам знаю, что делать.
На этом разговор оборвался, и они молча подошли к фабричным воротам.
Начался обычный трудовой день.
Матиуш стоит за станком и думает о своей сказке, которую вчера кончил.
«Надо Фелеку прочесть, может, он успокоится».
Когда он писал свою сказку, то вспоминал о дикарях, о Молодом короле, о товарищах по тюрьме, и ему казалось, она должна смягчить сердце самых чёрствых людей.
Задумался Матиуш, а руки сами выполняют нужные движения. Он так погрузился в свои мысли, что не замечает ничего вокруг. И вдруг слышит крик:
– Пусть мастер сам это делает! Тоже нашёл дурака! Я его не боюсь!
Дальше – больше.
– Дурак! Старый осёл! Идиот!
Дошло до того, что Фелек замахнулся на мастера.
Матиуш подскочил – хвать Фелека за руку.
– Фелек, что ты? Опомнись!
А Фелек как толкнёт Матиуша.
– Остановить мотор!
– Снимай ремень!
– На помощь!..
Всё произошло в мгновение ока. Мотор остановили. Матиуш лежал в луже крови.
– Дышит…
– За доктором скорей!
Фелек стоит рядом, смотрит не мигая, словно глазам своим не верит. А вокруг него образовалась пустота – все отпрянули, отодвинулись от виновника несчастья. Воцарилась мёртвая тишина. Все замерли в ожидании.
Был среди собравшихся старый рабочий. За тридцать лет многое повидал. И он первый произнёс вслух то, о чём думали все.
– Конец…
Матиуш лежит в больнице, в отдельной палате. Операция прошла удачно. К нему вернулось сознание, и в благодарность за то, что он ещё жив, он пожал доктору руку. Нехорошо умереть внезапно, ничего не сказав напоследок. Матиуш закрыл глаза, словно вспоминает, что ему нужно сказать. Но он очень ослабел, и его сморил сон.
– Принесите, пожалуйста, мою шкатулку, – сказал он, проснувшись.
Автомобиль мчится к дому Матиуша.
И весть о том, что Матиуш пришёл в сознание, что появилась надежда, облетела весь город.
– Он будет жить, мы его спасём, – говорят доктора.
В шкатулке, переложенные тоненькой зелёной бумагой, лежали: ракушки, камешек, засохший листок салата, чёрный как уголь кусочек сахара, фотография матери, бриллиантовый перстень и серьги королевы.
Здоровой левой рукой вынимает Матиуш из шкатулки по очереди свои сокровища, осматривает и кладёт обратно. И вдруг лицо его осветила улыбка.
«Матиуш улыбается», – моментально разнеслось по городу.
«Матиуш спит».
«Матиуш проснулся».
«Матиуш выпил молоко».
Радуются дети, радуются доктора – весь город ликует.
«У Матиуша снова жар».
И город погружается в печаль.
«Матиуш велел позвать Фелека».
Думали, Матиуш забыл о нём. Матиушу необходим покой. Доктора опасаются, как бы он не разволновался при виде Фелека. Решили держать его поблизости, но к Матиушу не пускать. Может, он больше не вспомнит о нём.
Матиуш снова заснул. А когда проснулся и поднял ресницы, по глазам видно: ждёт кого-то.
– Клу-Клу приехала?
Ах вот кого он ждал! Да, Клу-Клу приехала вчера. Как только телеграф принёс страшное известие, она, бросив всё, на аэроплане, на пароходе, на поезде, без остановки, без передышки примчалась в столицу.
– Позовите ко мне Клу-Клу и Фелека, – чуть громче сказал Матиуш.
Они вошли и остановились возле постели.
– Фелек, ты не огорчайся… Клу-Клу, это моя последняя просьба… – Голос оборвался, продолжать не было сил. – Фелек, возьми этот перстень, а серьги – тебе, Клу-Клу… Фелек, тебе трудно будет здесь жить. Поезжай с Клу-Клу… А когда вы станете большие…
Матиуш закашлялся. На его улыбающихся губах показалась кровь. Он опустил веки и больше уже не поднял.
По городу пронеслась весть: «Матиуш умер».
Печальная весть облетела всю страну.
И весь мир.
Матиуша похоронили на необитаемом острове, на вершине скалы. Ало и Ала украсили могилу цветами, и канарейки поют над ней свои нескончаемые песни.