Матиуш, не говоря ни слова, повесил трубку.
„Притворяется, обманщик! Ему уже известно о моём позоре. Меня никто больше не будет уважать, все будут надо мной смеяться“.
Тут лакей доложил о приходе Фелека и журналиста.
– Проси!
– Ваше величество, я пришёл посоветоваться, как осветить сегодняшнее заседание Пропара в газете. Можно, конечно, это дело замять, но тогда пойдут сплетни. Есть другой выход – написать, что заседание было очень бурным и барон фон Раух подал в отставку, то есть оскорбился и не захотел больше быть министром. Но король упросил его не покидать свой пост и наградил орденом.
– А обо мне вы что напишете?
– Ничего. О таких вещах не принято писать. Как быть с Антеком – вот проблема! Высечь его нельзя: он – депутат, а личность депутата неприкосновенна. Между собой они могут драться сколько угодно, а правительство не имеет права вмешиваться. Впрочем, Клу-Клу здорово его отделала, – может, он теперь остепенится.
Вот здорово! В газете не напишут про то, как Антек оскорблял его и ругал обидными словами. И Матиуш от радости готов был простить противного мальчишку.
– Заседание завтра в двенадцать.
– Меня это не интересует. Ноги моей больше там не будет!
– Это нехорошо, – сказал журналист. – Ещё подумают, что вы трусите.
– Как же быть? Ведь меня оскорбили, – проговорил Матиуш со слезами в голосе.
– Парламентская делегация явится во дворец и попросит у вашего величества прощения.
– Ладно, – согласился Матиуш.
Журналист торопился в редакцию: к утру статья должна быть готова. Фелек остался во дворце.
– Что, достукался? Матиуш, Матиуш! Будто не король, а младенец. Не говорил я тебе – этому надо положить конец?..
– Подумаешь, – перебил его Матиуш, – ты вон бароном фон Раухом велел себя величать, а тебя обозвали дураком и пустомелей. Ещё почище, чем меня.
– Ну и что? Ведь я всего-навсего министр, а ты король. Лучше быть дураком-министром, чем размазнёй-королём.
На этот раз Клу-Клу осталась дома, Матиуш поехал на заседание парламента один. Настроение у него было препаршивое, но депутаты вели себя так хорошо и выступали так интересно, что Матиуш скоро забыл о вчерашнем.
На повестке дня стояло два вопроса: о красных чернилах и о том, чтобы над детьми не смеялись.
– Почему учителя исправляют ошибки и ставят отметки красными чернилами, а мы пишем чёрными? Это несправедливо: красные чернила красивее!
– Правильно! – сказал следующий оратор, девочка. – И ещё пускай в школе выдают бумагу для обёртывания тетрадей. А то обложка быстро пачкается. И картинки, чтоб наклеивать на обложку.
Когда девочка кончила, раздались аплодисменты. Мальчики старались загладить свою вину и доказать, что причиной вчерашнего скандала были хулиганы. Ну а несколько хулиганов на три-четыре сотни депутатов – это не так уж много.
Выступавшие жаловались, что взрослые смеются над ними.
– Спросишь их о чём-нибудь или сделаешь что-нибудь не так, они начинают кричать, сердиться или смеются. Это нехорошо. Они думают, будто всё знают, а на самом деле это не так. Мой папа не мог назвать всех заливов в Австралии и всех рек Америки и даже не знал, из какого озера берёт начало Нил.
– Нил не в Америке, а в Африке! – крикнул кто-то с места.
– Без тебя знаю. Я просто так, для примера сказал. Они не смыслят ничего в марках, не умеют свистеть, засунув пальцы в рот, и говорят, это неприлично.
– Послушал бы ты, как мой дядя свистит!
– Просто свистеть каждый умеет.
– А ты почём знаешь, как он свистит?
– Дурак!
Опять чуть не вспыхнул скандал, но председатель объявил:
– Депутатов обзывать дураками нельзя. Нарушителей будут удалять из зала заседаний.
– Что значит „удалять из зала“?
– Так принято выражаться в парламенте. По-школьному – выставлять за дверь.
Так депутаты постепенно учились, как вести себя в парламенте.
Когда заседание подходило к концу, в зал влетел запыхавшийся депутат.
– Простите за опоздание! – выпалил он. – Еле вырвался! Мама не пускала меня в парламент из-за того, что мне вчера оцарапали нос и набили шишку на лбу.
– Это насилие. Личность депутата неприкосновенна, и родители не имеют права запрещать ходить на заседания. Если тебя выбрали в парламент, изволь управлять! А в школе разве не разбивают носы? Однако в школу они почему-то не запрещают ходить.
Так начались разногласия между взрослыми и детьми.
В заграничных газетах появились сообщения о детском парламенте. И ребята во всём мире – дома и в школе – заговорили о своих правах. Поставят несправедливо плохую отметку или от родителей ни за что попадёт – они говорят:
– Был бы у нас свой парламент, мы бы этого не потерпели!
На юге Европы, в маленьком государстве королевы Кампанеллы, дети рассердились на взрослых и вышли на демонстрацию. Колонны ребят шагали по улицам с зелёными знаменами.
– Только этого нам не хватало, – ворчали взрослые. – Мало у нас своих забот…
Матиуша это известие очень обрадовало. В „Прогазе“ появилась статья под названием „Лёд тронулся“.
„Скоро зелёное знамя завоюет все континенты. И тогда на земле прекратятся драки, ссоры и войны. Ребята с малых лет привыкнут жить в мире и, когда вырастут большими, не захотят воевать.
Идея единого – зелёного – знамени принадлежит Матиушу. За это он достоин быть королём детей всего мира.
Клу-Клу вернётся на родину и установит там новые порядки. Это очень хорошо.
Вот требования, которые должны быть начертаны на боевых знамёнах детей: „Детям – одинаковые права со взрослыми!“ „Дети – полноправные граждане своих стран!“
Тогда дети будут слушаться старших не из боязни наказания, а потому что они сами будут дорожить порядком“.
В газете писали ещё много интересного.
„Почему же Печальный король пугал меня, будто реформатором быть очень трудно и они всегда плохо кончают? – недоумевал Матиуш. – И признание приходит к ним лишь после смерти, и тогда им ставят памятник.
А у меня пока всё идёт хорошо, и никакая опасность мне не угрожает. Конечно, не обошлось без неприятностей и огорчений, но это неизбежно, когда управляешь государством“.
Однажды перед зданием парламента собралась толпа ребят, которым исполнилось пятнадцать лет. Один влез на фонарь и оттуда держал речь:
– Безобразие! Про нас забыли! Мы тоже хотим иметь своих представителей в парламенте! У взрослых есть парламент, у малышей есть, а мы чем хуже? Не позволим соплякам командовать! Почему им – шоколад, а нам папирос не выдают? Это несправедливо!
Депутаты направлялись в это время в парламент на заседание, а большие ребята их не пускали:
– Хороши депутаты, таблицу умножения не знают! „Корову“ пишут через „а“!
– Писать не умеют!
– Не потерпим, чтобы они нами командовали!
– Долой правительство сопляков!
Обер-полицмейстер позвонил во дворец и сообщил: на улице беспорядки, пусть Матиуш не выходит из дворца. А сам вызвал конную полицию, и она стала теснить толпу. Но ребята не думали расходиться, они швыряли в полицейских учебниками, булками, которые им дали на завтрак, кое-кто выворачивал булыжники из мостовой. Это последнее обстоятельство окончательно вывело из себя обер-полицмейстера.
– Разойтись! – закричал он зычным голосом. – Немедленно разойтись, не то солдат вызову! Бросите камень в солдат – я выстрелю для предупреждения в воздух и, если не прекратите, отдам команду открыть огонь!
Но страсти от этого разгорелись ещё сильней. Ребята выломали дверь и ворвались в зал заседаний:
– Не уйдём, покуда не получим одинаковые права с молокососами!
Все растерялись: что предпринять? Тут в королевской ложе появляется Матиуш. Он не послушался обер-полицмейстера и приехал в парламент – хотел своими глазами убедиться, что происходит.
– Даёшь парламент! Мы тоже хотим выбирать депутатов! Мы требуем для себя прав! – орали из зала. Отдельные выкрики тонули в шуме и гаме, вопле и рёве, так что ничего не разберёшь.
А Матиуш стоит и молча смотрит. Выжидает. Ребята видят: криком не возьмёшь, – и зашикали друг на друга:
– Тише, перестаньте галдеть!
– Король хочет говорить! – выкрикнул кто-то.
И наступила тишина.
Матиуш произнёс длинную и очень умную речь.
– Граждане! – сказал он. – Ваши требования справедливы. Вам наравне со всеми должны быть предоставлены права! Но вы скоро вырастете, и вас смогут выбрать во взрослый парламент. Я начал с детей, потому что сам маленький и мне ближе и понятней их нужды. Нельзя сделать всё сразу. У меня и так дел по горло. Когда мне исполнится пятнадцать лет и мы наведём порядок у детей, я займусь вами.
– Покорно благодарим! К тому времени мы вырастем и без ваших милостей обойдёмся!
Матиуш сообразил, что дал маху, и попробовал подойти с другого конца:
– Чего вы к нам пристали? У вас уже усы растут, вы курите папиросы, ну и ступайте к большим, пускай они принимают вас в свой парламент.
Старшие ребята, у которых в самом деле уже пробивались усы, подумали: „На кой чёрт нам этот сопливый парламент! Пойдём лучше в настоящий“.
А те, кто помоложе, не захотели признаваться, что не курят, и тоже сказали: „Хорошо“.
И ушли. Но к взрослому парламенту их не подпустили солдаты. Преградили путь штыками. Ребята повернули назад, а там тоже солдаты. Тогда толпа разделилась: одни свернули направо, другие – налево. Потом разделились опять, а солдаты всё теснят их, не дают остановиться. Когда толпа разбилась на маленькие группки, полиция окружила их и арестовала.
Узнав об этом, Матиуш страшно рассердился на обер-полицмейстера. Выходит, будто Матиуш расставил им ловушку. Толстяк оправдывался: иначе, мол, с этими хулиганами не сладишь. Тогда Матиуш велел расклеить по городу объявления, что он приглашает во дворец для переговоров трёх самых рассудительных ребят.
Но вечером его самого пригласили на экстренное заседание Государственного совета.
– Дело плохо, – сказал министр просвещения. – Дети отказываются учиться. Не слушаются учителей, смеются им в лицо и говорят: „А что вы нам сделаете? Не хотим – и всё. Пойдём с жалобой к королю. Скажем нашим депутатам“. Учителя не знают, как быть. А старшие и вовсе от рук отбились: „Сопляки будут командовать, а мы зубрить? Нет, дудки! В парламент нас не приглашают, значит и в школу нечего ходить“. Раньше малыши дрались между собой, а теперь старшие им проходу не дают. Дёрнут за ухо, дадут подзатыльник и говорят: „Иди жалуйся своему депутату“. „Если эта кутерьма недели через две не прекратится, мы подаём в отставку“, – заявили учителя. Двое уже уволились. Один продаёт содовую воду, другой открыл пуговичную фабрику.