Антосю не понравился тон, каким это было сказано. Он посмотрел доктору в глаза и вздохнул, словно предчувствуя что-то неладное.
Так оно и оказалось. Посыпались запреты: «Нельзя! Вредно! Опасно!» То слишком рано, то поздно, то дождь идёт, то жарко.
И так изо дня в день.
– Поймите же наконец: мне это надоело! – не выдержал Антось.
– Ничего не поделаешь. За вчерашний день ты и так похудел на целых сто граммов.
– Хочу в машинное отделение!
– Нельзя! В прошлый раз у тебя начался насморк и температура повысилась на две десятых.
– Тогда на мачту, на марс!
– Это опасно, там сильный ветер.
– Пойду поиграю в футбол с ребятами.
– Учитель гимнастики не разрешает.
– Ну в салочки!
– Нельзя, можешь заразиться. У одного из них ангина, а спят они все в одной каюте.
Не выдержав муштры, Антось решил на зло доктору прыгнуть за борт.
Океан – не бассейн, в своё удовольствие не поплаваешь. Захотелось ему нырнуть на самое дно: трижды повторил он заклятие – и никакого результата. Неужели он волшебной силы лишился?..
За время плавания на корабле Антось вырос на два сантиметра и прибавил шестьсот граммов.
– Вот видишь, и голова уже больше не болит, и румянец на щеках, и кашель прошёл. Термометр…
– К чёрту термометр! Плевал я на румянец! Даже в школе лучше было. Там хоть на перемене с ребятами побегаешь. И вообще делаешь, что хочешь. Там… – У него чуть не вырвалось «в Варшаве», но он во время спохватился.
В Голливуде ему тоже не понравилось. Жил он, как и обещал директор цирка, в красивом доме. Но что толку, если опять на каждом шагу: «Нельзя! Запрещается!»
На пароходе доктор тиранил, тут – секретарь и режиссёр.
Съёмки вконец его замучили. Дух некогда перевести.
– Ещё дубль!
– Зачем? Ведь я точно исполняю свою роль.
– Ты исполняешь, а другие – нет.
– А мне какое дело?
Иногда он нарочно играл плохо. «Пускай, – думал он, – может, скорее оставят в покое и перестанут переодевать, как куклу».
В картине под названием «Сын полка» изображал он сироту, которого заслали в тыл врага.
– Ну кончайте же! Сколько можно повторять одно и то же!
Но каждый раз что-нибудь не так. То шапка не годится, то дырка в штанах не на том месте, то мешок слишком велик, левую ногу заслоняет.
И снова портной примеряет штаны, парикмахер укладывает растрепавшиеся волосы. Потом долго спорят, где должна быть рана: на лбу или на щеке. А он стоит как истукан и ждёт.
Наконец у него лопнуло терпение.
– Надоело! Хватит!
– Ещё минутку!
В тридцатом кадре сироте полагалось плакать, а он высунул язык и засмеялся прямо в объектив.
– Ну вот видишь, сам теперь виноват. Испортил плёнку. Придётся повторять всё сначала.
– Ну ладно, так и быть, – нехотя согласился Антось.
Но кинозвезда, которая играла роль его матери, как на грех, слишком низко наклонила голову. Опять всё насмарку!
С криком «Мама!» Антось бросился к ней, прошипев: «Голову, голову поднимите, чёрт вас возьми!»
Кинозвезда обиделась. Пришлось прощения просить.
Наконец долгожданный перерыв! Но отдохнуть не удаётся. Явился журналист взять у него интервью для газеты. За ним – директор киностудии по какому-то вопросу, потом делегация из Парижа от зрителей водной феерии с выражением благодарности, напоследок жена миллионера: ей просто захотелось его поцеловать.
– Пускай собаку в нос целует! – рассердился Антось.
Он для них, как обезьянка в зоопарке! Что тут приятного?
«Подписал контракт, – говорят ему, – теперь делай, что велят!»
– Ещё разок, последний! – просит режиссёр. – Тебе ведь как актёру небезразлично, какая получится картина.
– Никакой я не актёр. И наплевать мне на вашу картину!
– Это, друг мой, очень важная сцена.
– Во-первых, я вам не друг. А во-вторых, вы вообще мне не нравитесь.
– Почему же?
– Потому что со мной носитесь как с писаной торбой, а с другими как обращаетесь?.. Старика толкнули, за уши оттаскали мальчишек-статистов и прогнали, ничего не заплатив. А с той девочкой…
– Сейчас я тебе всё объясню. За эту девочку очень просила её мама, и я дал ей роль.
– Какую?
– Ей полагалось улыбнуться, потом изобразить удивление, страх и напоследок – радость. Но лентяйка не выучила роли, и я из-за неё целых два дня потерял. Теперь о мальчишках. Они должны были разыграть драку на улице и попасть под машину…
– Да, дрались они так себе… Боялись, видно, как бы их по-настоящему машина не переехала.
– Вот я и предпочёл нанять более смелых. Тридцать метров плёнки испортил из-за них! И ещё штраф пришлось заплатить.
– Послушать вас, так вы всегда правы.
– Коллега, вы не понимаете…
– Какой я вам коллега?! И вообще, я вот попрошу директора киностудии назначить другого режиссёра.
– Ну что ж, он это с радостью сделает. А я без работы останусь, и не на что семью будет содержать. Он давно хочет от меня избавиться и взять на моё место человека помоложе, чтобы драть с него три шкуры, а платить поменьше. Я для него недостаточно энергичен и к актёрам отношусь слишком снисходительно. Ты во дворце живёшь и знать не знаешь, что здесь происходит…
«Не знал, так узнаю», – подумал Антось.
– Спокойной ночи, – сказал доктор, закрывая дверь.
Антось притворился спящим. А едва всё стихло, встал, оделся, шапку-невидимку на голову – и шмыг из дома!
Решил посмотреть, как в этом городе кинозвёзд живут безработные. Увидел – и сердце у него сжалось.
– Никак работу не найду, – говорил обитатель грязного, обшарпанного домишки. – Через месяц новый фильм будут снимать. Может, на массовку возьмут?..
– Не везёт мне! – жаловалась бедная вдова соседке в убогой каморке. – То я толста для них, то худа, то нос мой их не устраивает. Услыхала я, что дети нужны для съёмок. Привела своих, но не подошли. Оказывается, нужны некрасивые.
– Слава богу, работа есть! – говорил в другом месте молодой, сильный мужчина. – Надо бросить с верхнего этажа кирпич в толпу, состроив при этом зверскую физиономию, вот и вся моя роль. Заплатят всего один доллар, но и на том спасибо. А ещё им однорукий горбун требуется. Вот этот счастливчик целых десять получит!
Услышал Антось, что говорят и о нём.
– Цацкаются с этим сопляком, а он на съёмки не является, и режиссёр злость на нас срывает. Ему, видите ли, надоело. Сам бы пять часов перед зеркалом посидел, чтобы изобразить, будто задыхаешься.
– Всему приходит конец… Скоро он публике надоест и найдут другого. Хуже нет играть со знаменитостями и капризы их терпеть.
Как-то подслушал Антось, какого о нём мнения во дворце.
– Странный мальчик, – говорил учитель музыки. – Иногда заниматься с ним – одно удовольствие, а иногда – никакого терпения не хватает. То играет так, что заслушаешься, то фальшивит, будто у него пальцы одеревенели.
– И никогда не известно, что ему в голову взбредёт, – сетовал секретарь. – Если бы не я, контракт с ним давно бы уже расторгли. Никаких замечаний не выносит. Чуть что: «Ну и не надо! А мне какое дело!» Упрямый, самонадеянный, непослушный мальчишка! Жалко, если погубит свой талант.
– Взбалмошный, дерзкий! – прибавил учитель гимнастики. – Таким место только в исправительном заведении.
– Нет у него ни воли, ни терпения, – со вздохом заметил доктор. – Всё ему вынь да положь! Когда у него зуб заболел, я у четырёх докторов с ним был. Они из кожи вон лезли, чтобы не сделать ему больно. А он – что вы думаете? Дёргается, вырывается, злится и напоследок обязательно удерёт. Ему с закрытым ртом хотелось бы зубы лечить! Да, слишком много он себе позволяет. Я уже телеграфировал директору цирка: пусть приезжает и сам с ним возится. Сядет за руль и носится на автомобиле как полоумный. Ведь так и разбиться недолго! На днях категорически заявляет: «Если через неделю картина не будет готова, я отказываюсь сниматься».
Да, Антосю всё надоело до чёртиков. Не для того он стал волшебником, чтобы под чужую дудку плясать. Ну хорошо, обязался сняться в фильме. Но пора уже кончать! Вот только получит директор цирка свои деньги – он ведь потратился на путешествие в Америку и на всю эту роскошь, – и тогда Антось свободен! У него уже в печёнках сидят все эти секретари, режиссёры, доктора, учителя, портные, операторы с кинозвёздами в придачу. Неуютно в чужом городе среди незнакомых людей. Пускай оставят его в покое!
Но придётся потерпеть ещё недельку: давши слово – держись.
Глава пятнадцатая
В сапогах-скороходах на концерт Грея. Похищение. Гениальная идея. Во дворце миллионера
Наконец фильм «Сын полка» был готов. Сцена, где конвоиры со слезами ведут мальчишку-шпиона на казнь, получилась бесподобной. Директор киностудии поздравил Антося с успехом. Вечером по поводу окончания картины устроили банкет.
– Едем, – сказал Антось. – Я проголодался.
Подкатил автомобиль. Режиссёр услужливо подсадил Антося, будто он старая развалина и не может обойтись без посторонней помощи. Секретарь сел рядом, и машина тронулась.
– Ну что, заплатили деньги? – спросил Антось.
– Да. Вчера я перевёл последние двадцать тысяч, и теперь ты директору цирка ничего не должен. Завтра с тобой подпишут новый контракт на съёмки фильма «Гулливер у великанов».
Антось со скучающим видом смотрел по сторонам и едва кланялся встречным: надоело поминутно снимать шляпу и ещё улыбаться при этом. Сели за стол, но он отказался от еды.
– Ведь ты говорил, что проголодался?
– Говорил, а сейчас мне расхотелось есть.
Всё-то ему не по вкусу. Черепаший суп пересолен, жаркое из серны – как мочалка, компот чересчур сладкий, в заварном креме слишком много ванили. И вместо обеда он съел две порции мороженого.
– Ступай отдохни, – сказал доктор. – Ты устал, а банкет затянется допоздна.
– Не хочу я отдыхать! – возразил Антось. – Приготовьте, пожалуйста, гоночный автомобиль, – обратился он к слуге.