– Опять один поедешь?
– А почему бы и нет? Я ведь умею водить машину.
– Но ездишь очень неосторожно. В прошлый раз чуть на дерево не налетел.
– Постараюсь быть осторожным.
– Я поеду с тобой.
– Нет! Мне хочется побыть одному, – сказал Антось решительно, кладя в карман последний номер газеты.
– Может, всё-таки позволишь кому-нибудь сопровождать тебя?
– Сказано, нет – значит нет!
– Обещай, по крайней мере, в океане не купаться.
– Ладно, обещаю.
– Вернёшься к вечеру?
На это Антось не ответил: не хотел врать. Потому что ни к вечеру, ни на другой день и вообще он больше туда никогда не собирался возвращаться!
Автомобиль его нашли на берегу океана, в том месте, где обычно он отдыхал после съёмок. Под деревом лежали газета и трость с серебряным набалдашником. По примятой траве определили: тут он сидел. Это всё, что удалось обнаружить.
Если он утонул, почему на берегу нет одежды? И следы ведут к шоссе, а не к океану. Если его похитили, чтобы получить выкуп, почему не видно следов борьбы на берегу и на песке нет отпечатков шин другой машины?
Словом, полнейшая загадка, и неизвестно, жив ли он.
Но Антось жив-здоров. В сапогах-скороходах он отправился в Нью-Йорк на концерт знаменитого музыканта Грея.
Опять причуда, очередной каприз? На этот раз нет. Дело в том, что его учитель музыки был учеником Грея и очень гордился этим.
– Кто хоть раз слышал, как играет Грей, – говорил он, – тот становится лучше и добрей. Если бы все любили музыку, на свете не было бы злых и несчастных людей. – И заключал: – Грей не просто музыкант, он волшебник! Больше чем волшебник!
И Антосю самому захотелось убедиться в этом, тем более что он решил начать новую жизнь. Сколько раз ещё прежде, чем стать волшебником, давал он себе слово исправиться: «Больше не буду! С завтрашнего дня начинаю новую жизнь. Нет, с понедельника… После праздников… Со следующей четверти…» А теперь он убедился: можно быть волшебником, оставаясь непослушным, взбалмошным, своевольным. Значит, есть что-то посильнее волшебства?
Так он размышлял, сидя на берегу океана, и случайно взгляд его упал на газету с объявлением о концерте Грея. Напечатанное крупным шрифтом, оно гласило: «Сегодня маэстро Грей даёт концерт в пользу безработных Нью-Йорка». Антось посмотрел на часы. Ни на машине, ни на самолёте на концерт уже не поспеть. И он решил прибегнуть к волшебству. «Повелеваю, приказываю перенести меня в Нью-Йорк, – прошептал он и, подождав немного, вдохнул поглубже и повторил: – Повелеваю, приказываю…»
И вот он летит быстрее ветра над горами, реками, лесами…
Прошёл час, второй, и в Голливуде забеспокоились: куда Антось запропастился? Спустя ещё час доктор с секретарём решили: пора действовать, и обратились в полицию.
Между тем наступил вечер. На берегу разожгли костры, и рыбаки забросили в воду сети. Расчёт был простой: если Антось заплыл слишком далеко и потерял берег из виду, огни послужат ему ориентиром. Если утонул, рыбаки выловят тело.
Во все концы мчались автомобили, трезвонили телефоны. Но результата никакого.
Тем временем Антось благополучно достиг Нью-Йорка.
Сапоги-скороходы ему уже ни к чему, зато нужен нарядный костюм. Незримый портной одел его щёголем, и, остановив первый проезжавший автомобиль, Антось отправился на концерт Грея.
Ложа Антося была как раз напротив сцены.
Утомлённый путешествием, он откинулся на спинку кресла и задремал. Но что это – сон или явь? Неведомые звуки, чуть слышные, как шелест травы, нашёптывают что-то заветное, дорогое, проникая в самое сердце…
Очнувшись, протёр он глаза и увидел на сцене человека со скрипкой. Но откуда эти чарующие звуки? Ведь скрипка в сущности – это четыре струны и деревянная дека, а смычок издали кажется просто маленькой палочкой… А заставляет скрипку плакать и смеяться, пробуждая в душе тысяч слушателей отрадные и горестные воспоминания.
Звуки не слова, значение их неясно, загадочно. Но они ниспосылают умиротворение и покой, радость и щемящую грусть. От них как бы исходит сияние и тепло.
«Учитель музыки был прав: это больше чем волшебство», – подумалось Антосю.
Он заслушался. Но что-то ему мешало, всё время отвлекая, и, обернувшись, он увидел в соседней ложе седого господина в чёрном, словно траурном, костюме, который пристально смотрел на него. Вид у него был печальный. Хотя, казалось, чего ему грустить? Судя по булавке с большим бриллиантом, которой был заколот галстук, он очень богат.
Знакомый взгляд… Кто-то на него уже так смотрел. Но кто?
Бабушка! Конечно она!
Антось ёрзал на стуле, подскакивал, шепча побелевшими губами: «Скрипку! Хочу скрипку!»
Пальцы дрожали, сердце замирало. Но вот скрипка у него в руках!
И он тихо, чуть слышно заиграл. Грей играет на сцене, Антось вторит ему из ложи.
«Можно?» – спрашивает скрипка Антося.
«Пожалуйста, играй», – отвечает скрипка Грея.
Никто, кроме господина с печальными глазами и бриллиантовой булавкой, не заметил, что играют двое и второй скрипач – мальчик в ложе.
Антось играл всё громче, увереннее. Вспомнив покойную бабушку, улыбнулся. «Будь добрым», – словно звучал её ласковый голос. «Главное, чтобы совесть была чиста», – раздавались в ушах её слова.
Грей водил смычком по струнам, и скрипка Антося плакала и смеялась в унисон.
На берегу широкой, полноводной реки виделся ему большой город. Да ведь это Варшава! И Висла, серо-голубая Висла! Вот знакомый дом в бедном квартале… Под самой крышей – полутёмная комната, посередине – обеденный стол, за которым он, помнится, готовил уроки. У стены – его кровать, на подоконнике – цветы. А вот папа и мама.
Смычок вдруг резко дёрнулся: Антось увидел своего двойника, и скрипка издала протяжный стон.
Школа, весёлая беготня и толкотня на переменах, собственная парта, директор – добрый, справедливый человек – проносились перед его глазами. Про Красную Шапочку, Золушку, гномиков, Кота в сапогах рассказывала скрипка: про всё, что ему читали, когда он был маленький.
Звуки перенесли его на кладбище, где похоронена его старенькая любимая бабушка.
На ресницах повисли две слезинки. Он моргал, и они поднимались и опускались: вверх-вниз, вверх-вниз.
«Кто ты?» – спрашивала скрипка Грея.
«Отгадай!» – отвечала скрипка Антося. И опять пела о Висле, стародавних временах, когда на берегах её шумел бор и стояли рыбацкие хижины. Потом их сменяли княжеские дворцы, королевский замок. Давно это было, очень давно…
Вот трубы трубят, кони ржут, развеваются знамёна. Впереди войска скачет король…
О победах и поражениях рассказывала скрипка, о татарских набегах, тяжёлой неволе, о том, как боролся народ за свободу.
«Откуда ты?» – шепчет скрипка Грея.
«Из Польши» – так же тихо отвечает скрипка Антося.
Он устал, но рука сама, без его ведома, водит и водит смычком. И снова он видит Вислу. Древний бор шумит на берегу, над бором – клином журавли. И век за веком с гор бежит река, у истоков пенится, бурлит, а ближе к устью смиряется и плавно катит к морю свои серо-голубые воды.
«Это мой город, моя река», – проносится в голове.
Скрипка умолкла. Тишина. Не слышно рукоплесканий.
Вдруг чьи-то сильные руки хватают Антося и выносят из зала. Он хочет крикнуть, но большая ладонь зажимает ему рот.
Антось призвал на помощь волшебную силу, но безрезультатно. Он давно заметил: когда очень устаёшь, в голове – никаких мыслей, не то что оригинальных, смелых – просто никаких! И заклятия не действуют.
Сейчас как раз такой случай.
Его несли по коридору, вниз по узкой лестнице. Четверо рослых, сильных мужчин против одного мальчика! Он до того ослабел, что, не сопротивляясь, отдал скрипку.
– Не бойся, мы не сделаем тебе ничего плохого.
Ни испуга, ни удивления он не испытывал, словно всё это происходило не с ним.
Вышли на улицу. Один держал Антося на руках, двое шли по бокам. Четвёртый открыл дверцу автомобиля.
Полицейский, заметив странную процессию, заподозрил что-то неладное и направился было к ним, но поздно: машина рванула с места и умчалась.
Антось сидел между двумя похитителями. Мимо мелькали освещённые окна, витрины магазинов, вывески, рекламные огни. Он вроде бы всё видел – глаза у него были открыты, – но ничего не воспринимал, не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Смертельная усталость овладела им: ни мыслей, ни желаний.
Едва автомобиль подъехал к садовой ограде, ворота, как по волшебству, открылись. И только остановился перед подъездом красивого дома – во всех окнах загорелся свет.
Лакей в ливрее низко поклонился Антосю и через мраморную террасу провёл в роскошно обставленный кабинет. Посередине стоял стол, на нём лежали книги в дорогих переплётах.
– Пожалуйста, обождите здесь, – сказал лакей и, взяв со стола телефон, удалился.
Антось огляделся. Вдоль одной стены – книжные шкафы. На другой – множество картин и среди них – два портрета: молодой женщины и мальчика.
Антось сел в кресло, полистал книгу с картинками и отложил в сторону. Его внимание привлёк портрет мальчика. Лицо как будто знакомое. Или только так кажется?..
Антось потянулся, зевнул. Мысли путались, разбегались. Мысли, мысли… Порой пытливые, ищущие, любознательные, а порой ленивые и ускользающие, словно сонные. То послушные, тихие, то мятежные, непокорные.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошли двое: седой господин из соседней ложи и Грей.
– Вот и встретились! – С этими словами Грей взял руку Антося и погладил. – Давно я ждал встречи с тобой.
– Со мной?
– Тебя это удивляет? Как бы тебе это объяснить?.. – продолжал Грей. – Ты ведь играл не по нотам, не правда ли? И если бы я попросил тебя повторить мелодию, ты бы не смог, верно? И рассказать, о чём играл, – тоже. Потому что ты играл по вдохновению.
– Учительница говорила: по вдохновению пишутся стихи.
– Без вдохновения нельзя не только стихи сочинять, но и петь, танцевать. Оно сродни интуиции, которая помогает в безвыходном положении найти выход, в отчаянии – утешение, среди многих тысяч – одного-единственного друга, отличить хорошее от плохого. Оно роднит человека с природой, с животными, со всей вселенной; позволяет предугадывать будущее. Теперь понимаешь, почему, не зная, кто ты и где живёшь, я предчувствовал встречу с тобой?