— Все в порядке, — ответил солдат. — Отвинченное колесико зарыто под пальмой, может быть, принести?
— Нет, не надо, пусть там лежит.
Еще солнце не взошло, когда Матиуш начал готовиться в дорогу. Взял запас воды на четыре дня, немного еды и два револьвера. Залили бензин, взяли масла, чтобы смазать мотор. И ничего больше. Самолет нельзя было перегружать.
— Можно лететь.
Но что это? Мотор не работает. Что бы, это могло быть? Ведь пилот сам его укладывал, сам собирал.
— Нет колесика! — крикнул летчик, — Кто мог отвинтить колесико?
— Какое колесико? — спросил офицер.
— Тут, тут было колесико. Без этого колесика нельзя лететь.
— А вы не взяли запасного колесика?
— Что же я, сумасшедший? Я взял только то, что могло в дороге сломаться или испортиться, а колесико ни сломаться, ни испортиться не могла.
— Может быть, его забыли привинтить?
— Как это! Я сам его привинтил, еще на заводе. Я вчера его видел, когда вынимали мотор из ящика. Это кто-то сделал умышленно.
— Если это колесико блестящее, могли взять негры, они очень любят блестящие вещи.
Матиуш, опечаленный таким невезением, молча стоял у самолета, и вдруг он заметил возле крыла машины, в песке, что-то блестящее.
— Что это там блестит? Ну-ка посмотрите. Каково же было всеобщее удивление, когда этим блестящим предметом оказалось именно потерянное колесико.
— Что за дьявольская страна! — крикнул пилот. — Какие странные вещи творятся здесь! Сколько живу на свете, никогда не засыпал во время работы, а вчера первый раз в жизни уснул. Многое портилось и ломалось в моих самолетах, но никогда еще не отвинчивалось именно это колесико, которое крепче всего привинчено. И как оно здесь очутилось?
— Надо торопиться, — сказал Матиуш, — мы и так потеряли целый час.
Не меньше их был удивлен офицер, но больше всех — солдат, который, теперь уже в обычном своем костюме, стоял неподалеку.
«Это проделка черных дьяволов — негров», — подумал он. Так оно и было.
Когда негры пошли в кабачок, они начали говорить об этой странной машине, которую выгружали из поезда.
— Совсем как птица. Говорят, что белый король полетит на ней к людоеду Бум-Друму.
— Чего только не выдумают эти белые, — качали они головами.
— А для меня, — сказал один старый негр, — не так удивительна белая птица, как этот белый носильщик. Тридцать лет работаю у белых, а не помню, чтобы когда-нибудь белый пожалел черного рабочего и дал ему деньги раньше, чем тот кончит работу.
— И откуда он взялся? Разве он приехал вместе с ними?
— Даю слово, это кто-то из здешних, переодетый носильщиком. Он слишком хорошо для белого говорит на нашем языке.
— А разве вы не заметили, что этот безногий механик уснул, когда белый носильщик дал ему сигару? Наверно, это была усыпляющая сигара.
— Тут что-то не так, — решили все.
Закончив работу, белый носильщик ушел, а негры сели неподалеку от пальмы, под которой было зарыто колесико. И вдруг один из них закричал:
— Смотрите, на песке следы! Там что-то закопали. Я помню, что до прихода поезда песок под пальмой был нетронутым.
Начали рыть, нашли колесико и тотчас же обо всем догадались.
Что делать? Белые хотят подложить Матиушу свинью, а негры любят Матиуша. Они немало заработали денег с того времени, как начали снимать с верблюдов тяжелые клетки, ящики и мешки и погружать в вагоны этого дышащего огнем дракона, которого белые называют «поезд».
Что же делать? Подойти и отдать Матиушу колесико? Но офицер белого гарнизона может их строго за это наказать. Посоветовались и решили прокрасться ночью в лагерь и подбросить колесико.
Так и сделали. И вот, благодаря помощи добрых негров, Матиуш, хоть и с трехчасовым опозданием, смог отправиться в дорогу.
31
Заблудились!
Кто сам не пережил этого, тот не понимает, сколько ужаса заключено в этом слове. Если ты заблудился в лесу, то у тебя кругом хоть деревья, ты можешь набрести на шалаш или на сторожку лесничего. В лесу у тебя ягоды, ручей — можешь напиться воды, заснуть под деревом. Если заблудится корабль, на корабле есть люди, они могут развеселить, утешить, есть запас еды, виднеются какие-нибудь острова. Но вот так, вдвоем, заблудиться в воздухе, над пустыней, — это, пожалуй, самое страшное, что может ждать человека. Ни спросить, ни посмотреть, даже ни заснуть хоть ненадолго, чтобы освежиться.
Сидишь на этой странной птице и думаешь — вот она мчится как стрела, но неизвестно куда, мчится, пока есть бензин и масло, и упадает замертво, когда запас их кончится. А вместе со смертью этого великана — конец надеждам, тебя ждет смерть в раскаленных песках пустыни.
Два дня тому назад они пролетели над вторым оазисом, сегодня в семь часов утра должны были пролететь над третьим, а в четыре часа дня быть в стране Бум-Друма. Часы их маршрута были подсчитаны двадцатью учеными профессорами, и подсчитаны точно, с учетом силы ветра. Направление у них было прямое, ведь в воздухе нет надобности обходить какие-либо препятствия.
Что же случилось?
В семь часов утра они должны были пролетать над третьим, и последним, оазисом, а между тем уже без двадцати минут восемь, а под ними все песок и песок.
— Долго мы можем еще держаться в воздухе?
— Самое большое шесть часов. Бензина, может быть, хватило бы и на дольше, но масла эта бестия столько выпивает, что не знаешь, как быть. Жарко ей, хочется пить, ничего удивительного.
Они понимали эту жажду, потому что запас питьевой воды тоже был на исходе.
— Пейте вы, ваше величество, — мне меньше нужно воды, потому что ноги мои остались дома и вода им уже не нужна. Ох, и трудно мне будет после падения ползком возвращаться домой, чтобы отыскать свои ноги.
Казалось, он шутил, но Матиуш видел, что у храброго летчика в глазах стояли слезы.
— Семь часов сорок пять минут.
— Семь часов пятьдесят минут.
— Восемь часов.
А оазиса все не видно.
Если бы была буря или гроза, не жалко было бы погибать. Но все шло так хорошо! На десять секунд раньше пролетели первый оазис, с опозданием на четыре секунды пролетели второй. Летят с той же самой скоростью, ну, хоть бы на пять минут опоздали. А то — на целый час!
Уже почти у цели, уже сегодня должно было закончиться это последнее опасное путешествие Матиуша. Все зависело от этого путешествия. И что же?
— Может быть, изменить направление? ~~ советует Матиуш.
— Направление изменить легко. Мой самолетик послушный, стоит пальцем пошевелить. Как он прекрасно идет! Это не его вина, что так случилось. Не горюй, мой птенчик. Изменить направление — но почему — и какое выбрать? Я думаю, надо лететь дальше. Может быть, это опять какая-нибудь дьявольская проделка, как с колесиком. Как это оно могло пропасть и тотчас же отыскаться? Опять мотор хочет пить. На тебе, дурень, рюмку масла, но помни, что пьянство всегда влечет за собой несчастье, а тебя в особенности ожидает горькая доля.
— Оазис! — вскрикнул вдруг Матиуш, который не отрывал глаз от подзорной трубы.
— Тем лучше, — сказал пилот, такой же спокойный в удаче, как был спокоен минуту назад в беде.
— Оазис, так оазис. Опоздание на час пять минут. Ничего страшного. У нас запас на три часа больше, чем нужно. Все потому, что ветер нам мешает. А ну-ка, напьемся сейчас вместе. — Летчик налил себе кружку воды и чокнулся с масленкой.
— Твое здоровье, братишка.
— Твое здоровье, братишка.
И, обильно залив масла в машину, сам выпил целую кружку воды.
— Ваше величество, извольте дать мне на минуту подзорную трубу, посмотрю и я одним глазом на это диво. Хе, хе, хорошенькие деревца у Бум-Друма. А вы, ваше величество, уверены, что Бум-Друм перестал быть людоедом? Быть съеденным — это еще не самое плохое, если знаешь, что тебя, по крайней мере, похвалят, что ты вкусный. Но я жесткий и жилистый, притом бульон из сломанных ребер не очень-то питательный.
Матиуш не мог надивиться, как этот молчаливый человек, который почти ничего не говорил всю дорогу в поезде, вдруг стал веселым и разговорчивым.
— Ваше величество, а вы уверены, что это тот самый оазис? Может быть, мы опять наткнемся на проклятые пески, так уже лучше сесть здесь?
Матиуш не был уверен, — ведь сверху все выглядит иначе. Но садиться нельзя, здесь они могут встретить разбойников или попасть в лапы диких зверей.
— Может быть, мы немного снизимся, чтобы рассмотреть получше?
— Хорошо, — сказал Матиуш.
Они летели очень высоко, чтобы было не так жарко, — приходилось экономить масло. Но сейчас можно было не экономить, до конца путешествия оставалось несколько часов.
Самолет заворчал, дрогнул — и начал опускаться.
— А это что? — удивился Матиуш. И тут же крикнул:
— Вверх, как можно скорее вверх!
И в ту минуту около десятка стрел вонзились в крылья самолета.
— Ты не ранен? — с беспокойством спросил Матиуш.
— Ничуть, — сказал летчик. — Хорошо же нас принимают, нечего сказать.
Еще несколько стрел прожужжало рядом с самолетом, и путешественники снова поднялись высоко.
— Теперь я уверен, что это тот самый оазис. Разбойники слишком далеко в лес не заходят, потому что им там нечего делать. Они кочуют невдалеке от лесов Бум-Друма и располагаются в ближайшем оазисе.
— Значит, мы будем возвращаться не самолетом, а на верблюдах?
— Очевидно, Бум-Друм отправит нас, как и в первый раз. В стране Бум-Друма, пожалуй, можно было бы получить масло, но бензина там, разумеется, нет.
— Если так, — сказал летчик, — можно рискнуть. Порядочный машинист, если опоздал, едет быстрее, чтобы прибыть вовремя. И я так сделаю: пущу машину с самой большой скоростью, чтобы прибыть точно по расписанию. Может быть, это мой последний полет, так уж я воспользуюсь случаем.
И пустил мотор с такой скоростью, что уже через минуту и оазис, и разбойники остались далеко позади.
— А стрелы не вредят? — спросил Матиуш.