Сидит Матиуш, сидит и ни о чем другом не думает, никаких у него забот, ничто его не тревожит. И ни у кого нет к нему никаких дел. Ни у министра, ни у церемониймейстера, ни у журналиста. Сидит Матиуш и слушает, как красиво поют в парке птички. И так он слушал, слушал, пока не заснул, и спал долго, до самого обеда.
— А теперь съедим супчик, — улыбнулся доктор. — После обеда проедемся в колясочке по парку. Потом снова подремлем. Потом ванна и — в кроватку, бай-бай. А потом ужин и опять спать.
И Матиуш спал, спал, охотнее всего спал. Ему теперь реже снились плохие сны. Он больше ел. В течение трех дней он прибавил в весе полтора килограмма.
— Вот это я понимаю, — радовался доктор, — через неделю, если так пойдет, я снова буду называть тебя, Матиуш, ваше королевское величество. А теперь это не король, а худышка, бедный сиротка, который заботится обо всех на свете, и у которого нет никого, кто бы позаботился о нем.
Через неделю доктор подал ему зеркало.
— Уже почти король, не так ли?
— Еще нет, — ответил Матиуш, которому было удивительно приятно, что с ним говорят так ласково, обращаются как с ребенком и не называют королевским величеством.
Матиуш снова стал живым и веселым, с трудом загонял его доктор на несколько часов в постель.
— А что пишут в газете?
— В газете пишут, что король Матиуш болен и, как все дети в его государстве, завтра уезжает на все лето в деревню отдыхать.
— Завтра? — обрадовался Матиуш.
— Да, в полдень.
— А кто едет?
— Я, капитан с детьми, ну, и, пожалуй, Клю-Клю, потому что с кем она здесь останется?
— Ну, разумеется, Клю-Клю должна поехать с нами.
Только две бумаги подписал Матиуш перед отъездом: распоряжение, что заменять его на время отъезда будут старший министр — по делам взрослых граждан — и Фелек — по делам детей.
Две недели Матиуш ничего не делал, только играл. Играми руководила Клю-Клю. Охота, военные походы: Клю-Клю прекрасно строила из веток шалаши и научила этому их. Одни игры происходили на земле, а другие на деревьях. Сначала Клю-Клю не умела ходить в туфлях.
— Что за дикий обычай, — жаловалась она, — носить на ногах одежду!
Потом ее раздражало платье.
— Почему у вас мальчики иначе одеваются, чем девочки? Это совершенно дикий обычай. Поэтому у вас девочки такие неловкие. Ни на дерево не могут влезть, ни через забор перепрыгнуть. Всегда это дурацкое платье путается в ногах.
— Но, Клю-Клю, ты лазишь по деревьям лучше, чем наши деревенские мальчики, не говоря уже о Матиуше и Стасеке.
— Разве это деревья! — смеется Клю-Клю, — Это палки, они годятся для двухлетних детей, а не для такой, как я, взрослой девочки.
Однажды дети удивлялись, как ловко белка перепрыгнула с дерева на дерево.
— И я так умею, — живо сказала Клю-Клю, и прежде чем Матиуш, Стасек и Еленка успели понять, что она хочет сделать, Клю-Клю сбросила платье и сандалии, прыгнула за белкой, и начались гонки. Белка скачет с ветки на ветку, а Клю-Клю за ней. Минут пять продолжалась эта погоня, пока усталая белка не прыгнула на землю. Клю-Клю прыгнула за ней. Дети думали, что она убьется, но, падая, она так ловко цеплялась за ветки и их отталкивала, что, в конце концов, упала на руки и схватила белку. Она схватила ее за шею так, что белка не могла ее укусить.
— Она очень ядовитая, эта ваша северная обезьянка?
— Ничуть. У нас только змеи ядовитые. Клю-Клю подробно расспросила, как выглядит змея, внимательно рассмотрела ее на картинке и пошла в лес. Целый день искали Клю-Клю. Нет и нет. Только к вечеру вернулась она растрепанная, исцарапанная и голодная, но принесла в стеклянной банке трех живых змей.
— Как ты их поймала? — спросил удивленный Матиуш.
— Так, как ловят всех ядовитых змей, — ответила она простодушно.
Деревенские дети сначала боялись Клю-Клю, но потом очень ее полюбили.
— Хоть и девка, а лучше другого парня. Господи, какие же у них должны быть парни!
— Совсем такие же, ничуть не лучше, — объяснила Клю-Клю. — Это только у белых девочки носят длинные волосы и платья и поэтому ничего не могут делать.
39
Но Клю-Клю не только лучше всех бросала камни, стреляла из лука, собирала грибы и орехи. Я уж не говорю о ботанике, зоологии, географии и физике, в которых Клю-Клю была самой способной ученицей. Достаточно было увидеть ей один раз на картинке какое-нибудь растение или насекомое, чтобы узнать его на лужайке или в лесу. Однажды она узнала, что какое-то растение растет на болоте, тут же побежала к деревенским мальчикам, чтобы расспросить, где тут болото.
— Далеко, мили две будет.
Далеко? — Может быть, но не для Клю-Клю. Прокрадется Клю-Клю в буфет, отломит краюху хлеба, кусок сыра, и след ее простыл.
Вечер, ночь — а Клю-Клю все нет.
Она ночует в лесу, а утром возвращается и несет с триумфом букет болотных цветов, и еще лягушек и тритонов, ящериц и пиявок.
Ее гербарий был самый богатый, ее коллекция насекомых, мотыльков и камней самая большая. В ее аквариуме родилось больше улиток и больше плавало рыб. И всегда она веселая. Улыбается и показывает свои белые крепкие зубки. Но Клю-Клю умела быть и серьезной.
— Ах, Матиуш, когда я смотрела на фейерверк и огненный водопад, я думала — какое было бы счастье, если бы черные дети могли посмотреть на все эти чудеса. У меня к тебе, Матиуш, большая просьба.
— Какая? — спрашивает Матиуш.
— Разреши, чтобы в твою столицу приехало пятьдесят черных детей, чтобы они могли учиться так же, как я, а потом вернулись в Африку и научили бы всему этому других черных детей.
Матиуш ничего не ответил, потому что решил сделать Клю-Клю сюрприз. И в этот же вечер написал письмо в столицу:
Дорогой Фелек! Когда я уезжал, на крыше устанавливали беспроволочный телеграф. Работа должна была быть окончена первого августа. По беспроволочному телеграфу мы должны были сноситься с Бум-Друмом. Итак, прошу тебя, чтобы ты послал Бум-Друму первую телеграмму о том, чтобы он отправил к нам пятьдесят негритянских детей, для которых я открываю школу в моей столице. Только прошу тебя, не забудь.
Матиуш.
И только Матиуш послюнявил конверт, чтобы его запечатать, как открылись двери.
— Фелек! Как хорошо, что ты приехал. Как раз я собирался послать тебе письмо.
— Я приехал с важной миссией, официально, — сказал с серьезным видом Фелек.
Он вынул золотой портсигар и предложил Матиушу сигару.
— Пусть ваше величество попробует — первый сорт, мировое курево, годится для королевского носа.
— Я не курю, — сказал Матиуш.
— То-то и оно, — сказал Фелек. — Это плохо. Король должен себя уважать, и вот именно по этому вопросу я приехал с миссией ратифицировать мой контрпроект. Мой ультиматум таков: во-первых, я уже не Фелек, а барон Феликс фон Раух. Мой парламент не детский парламент, а Прогресс-парламент, сокращенно Пропар. Дальше, раз и навсегда надо покончить с этим «Матиушем». Вашему королевскому величеству уже двенадцать лет, вы должны торжественно короноваться и называться впредь Императором Матиушем Первым. Иначе все реформы пойдут насмарку.
— У меня был другой проект, — защищался Матиуш. — Я хотел, чтобы взрослые выбрали себе короля, а я остался бы Матиушем, королем детей.
— Концепция вашего королевского величества может быть кодифицирована в своей примитивной форме, — сказал Фелек, — не смею навязывать особе короля мой мораторий: однако же, что касается моей персоны, то я официально желаю быть бароном фон Раухом, министром Пропара.
Матиуш согласился.
Дальше Фелек потребовал собственную канцелярию, два автомобиля и жалованье в два раза больше, чем жалованье старшего министра.
Матиуш согласился.
Дальше Фелек потребовал графский титул для журналиста Прогаза, то есть детской газеты, которая должна будет называться Прогресс-газета, сокращенно Прогаз.
Матиуш согласился.
Фелек привез с собой уже приготовленные заранее бумаги на подпись. Матиуш подписал.
Матиушу был очень неприятен весь этот разговор, и он согласился бы на все, лишь бы скорее его кончить. Матиушу было теперь так хорошо, он так отвык от заседаний и совещаний, и так хотелось не думать ни о том, что было, когда он так много работал, ни о том, что его ожидает, когда кончатся каникулы, — он хотел, чтобы Фелек как можно скорее уехал.
В этом ему помог доктор, который, узнав о приезде Фелека, вбежал сердитый в комнату Матиуша.
— Фелек, я же тебя просил, чтобы ты не забивал голову королю!
— Господин доктор, попрошу говорить со мной другим тоном и называть меня, как полагается.
— А как полагается тебя называть? — спросил удивленный доктор.
— Барон фон Раух.
— С каких пор?
— С момента, когда его королевское величество милостиво пожаловали мне этот титул вот этим официальным актом.
И Фелек указал на лежащую на столе бумагу, на которой еще не высохла свежая подпись Матиуша.
Долгая служба при дворе научила доктора дисциплине. Он тут же переменил тон и спокойно, но твердо сказал:
— Господин барон фон Раух, его королевское величество находится в отпуске для поправления здоровья, и я отвечаю за результат лечения. В связи с этим я требую, чтобы вы, барон фон Раух, немедленно отправились туда, где раки зимуют.
— Ты ответишь мне за это, — сказал угрожающе Фелек, взял бумаги, папку и убрался не солоно хлебавши.
Матиуш был очень благодарен доктору, тем более что Клю-Клю выдумала новую игру: ловить лошадей при помощи лассо.
Бралась длинная и крепкая веревка, к концу ее привязывался оловянный шарик. Дети становились за дверями королевской конюшни, будто они охотники. Конюх выпускал из конюшни десять пони. Дети набрасывали на них лассо, потом садились на пони верхом и уезжали.
Клю-Клю не умела ездить на лошади, потому что в ее стране ездят на верблюдах и слонах. Но она быстро этому научилась. Только не любила ездить по-дамски и не выносила седла.