Матиуш выпил молоко, поцеловал старушке руку, поблагодарил и пошел.
Тем временем волк прыгнул в люк и там спрятался. И Клю-Клю решила туда влезть.
— Что? Не разрешаю! — крикнул Матиуш. — Это подземный канал, там темно. Ты там задохнешься! Или волк тебя растерзает.
Но Клю-Клю настояла на своем. Она взяла в зубы охотничий нож и прыгнула в люк. Даже негры перепугались, потому что в темноте бороться с диким зверем очень опасно.
Матиуш стоял, стоял и вдруг вспомнил, что у него с собой электрический фонарик. Не долго думая, он прыгнул в люк. Такая узкая труба — куда они делись? — Он осветил низкий подземный свод; внизу текла вода, грязь, нечистоты — все, что стекает из канализации. Вонь такая, что можно задохнуться.
— Клю-Клю! — крикнул Матиуш, и эхо ответило со всех сторон, потому что каналы проходят под всем городом. Матиуш не знал, отвечает ли ему Клю-Клю или нет. Он то зажигал фонарик, то гасил, боясь, что его надолго не хватит. И вдруг в одном туннеле, когда Матиуш стоял по колено в воде, он услыхал шум.
Он зажег фонарик. Вот они: Клю-Клю и волк. Клю-Клю ударила волка ножом в горло, а волк схватил ее зубами за руку. Клю-Клю быстро переложила нож в другую руку и снова бросилась на волка. А он отпустил ее руку, нагнул морду и уже готов был вцепиться в нее зубами. Матиуш бросился на волка, даже коснулся фонариком его глаз. В другой руке у него был револьвер. Волк ощерился, ослепленный светом. И тут Матиуш всадил ему пулю прямо в глаз.
Клю-Клю потеряла сознание. Матиуш тащил ее и боялся, что у него не хватит сил, что Клю-Клю утонет в этой грязи. Сам он еле держался на ногах. Это могло бы плохо кончиться, но там наверху негритянские дети не зевали. Клю-Клю, правда, не позволила им сойти, но сколько же могли они так стоять без дела? Они прыгнули в подземную трубу и сразу заметили огонек. И вынесли — сначала Клю-Клю, потом Матиуша и, наконец, убитого волка.
46
— Матиуш, что же ты наделал? — сказал грустный король. — Матиуш, опомнись, тебе грозит большая опасность. Ты можешь погибнуть. Я приехал тебя предостеречь. Боюсь, что слишком поздно. Я бы приехал еще неделю тому назад, но с того времени, как дети стали водить поезда, ваши железные дороги никуда не годятся. От самой границы я вынужден был ехать на крестьянских телегах. Может быть, это и лучше, потому что я проезжал через разные деревни и городишки и знаю, что говорит о тебе народ. Матиуш, все очень плохо, поверь мне.
Грустный король тайком покинул свою страну и поехал спасать Матиуша.
— А что же такое случилось? — спросил Матиуш взволнованный.
— Случилось много плохого, только тебя обманывают. Ты ничего не знаешь.
— Я все знаю, — обиделся Матиуш, — ведь я ежедневно читаю газеты. Дети постепенно привыкают трудиться, комиссия работает. А ни одна реформа не может быть проведена в жизнь без потрясений. Я знаю, что есть еще беспорядки.
— Слушай, Матиуш, ты читаешь только одну газету, только свою газету. Там все врут. Почитай другие газеты.
И грустный король положил на письменный стол пачку привезенных газет.
Матиуш медленно разворачивал газету за газетой. Он читал только заголовки. У него потемнело в глазах:
КОРОЛЬ МАТИУШ СОШЕЛ С УМА
ОН ЖЕНИТСЯ НА АФРИКАНСКОЙ ОБЕЗЬЯНЕ
ЦАРСТВОВАНИЕ ЧЕРНЫХ ДЬЯВОЛОВ
МИНИСТР — ВОР
ПРОДАВЕЦ ГАЗЕТ ФЕЛЕК — БАРОН
ДВЕ КРЕПОСТИ ВЗОРВАНЫ
У МАТИУША НЕТ НИ ПУШЕК, НИ ПОРОХА
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
МИНИСТРЫ ВЫВОЗЯТ ЦЕННОСТИ
ДОЛОЙ КОРОЛЯ-ТИРАНА
— Но это же вранье, — крикнул Матиуш, — одно вранье! Что за царствование черных дьяволов? То, что негритянские дети приехали к нам учиться? Но они приносят пользу! Когда волки убежали из клетки, они, рискуя жизнью, загнали их в клетку. А у Клю-Клю вся рука искусана. Когда некому было прочищать печные трубы, потому что белые дети не хотели этим заниматься, и начались пожары, черные дети стали трубочистами. У нас есть пушки, и у нас есть порох. Я знаю, что Фелек был продавцом газет, но вором он не был. А я не тиран.
— Матиуш, не сердись, это не поможет. Говорю тебе, плохо дело. Хочешь, пойдем в город, и ты сам убедишься.
Матиуш переоделся простым мальчиком, грустный король был тоже в обыкновенном костюме. И они вышли в город.
Они прошли мимо тех же казарм, мимо которых проходил он с Фелеком, когда первый раз ночью убежал из дворца на войну. Какой он был тогда счастливый! Как он ничего не понимал, какой был ребячливый. Теперь он уже все знает и ничего не ждет.
У казармы сидел старый солдат и курил трубку.
— Что тут у вас в армии делается?
— А ничего: дети хозяйничают. Истратили на салюты весь порох, испортили пушки. Нет больше армии. — И он заплакал.
Они подошли к фабрике. У ворот сидел рабочий, он держал на коленях книгу, учил стихи к завтрашнему дню.
— Как тут у вас на фабрике?
— А зайдите, сами увидите. Теперь вход свободный.
Вошли. В конторе разбросаны бумаги, лопнул главный котел. Машины стоят. В цеху слоняется несколько мальчиков.
— Что вы тут делаете?
— Да вот, прислали нас сюда пятьсот человек работать. Ребята сказали: «Дураков нет» — и пошли лоботрясничать. А мы, человек тридцать, приходим. Ничего тут не знаем, все испорчено. Подметаем, прибираем немножко. Родители в школе, дома сидеть скучно. И неприятно получать деньги, когда ничего не делаешь.
Половина магазинов была закрыта, хотя все уже знали, что волков водворили в клетку.
Вошли в один магазин. Продавщицей была очень милая девочка.
— Милая барышня, почему столько закрытых магазинов?
— Потому что все разворовали. Полиции нет, армии нет. Хулиганы ходят по улицам и грабят. У кого были товары, отнесли домой и спрятали.
Зашли на вокзал. Пути загромождал разбитый поезд.
— Что случилось?
— Стрелочник пошел играть в мяч, а начальник станции пошел ловить рыбу. Машинист не знал, где тормоз, и вот результат: сто человек убитых.
Матиуш закусил губу, чтобы не расплакаться.
Неподалеку от вокзала была больница. И тут дети должны были ухаживать за больными, а доктора, когда им меньше было задано уроков, прибегали на полчасика. Но это не очень помогало. Больные стонали, многие умирали без помощи, а дети плакали, потому что им было страшно и они не знали, что делать.
— Ну что ж, Матиуш, пожалуй, вернемся во дворец?
— Нет, я должен идти в мою газету, поговорить с журналистом, — ответил Матиуш спокойно, хоть видно было, что в нем все кипит.
— Я не могу пойти туда с тобой, — сказал грустный король, — меня могут узнать.
— Я скоро вернусь, — сказал Матиуш и поспешил в редакцию.
А грустный король посмотрел ему вслед, покачал головой и пошел во дворец.
Матиуш не шел уже, он бежал. Все сильней сжимал он кулаки и чувствовал, как в нем закипает кровь Генриха Вспыльчивого.
— Подожди, злодей, лгун, обманщик! Ответишь ты мне за все.
Матиуш влетел в комнату журналиста. За письменным столом сидел журналист; Фелек, развалясь на диване, курил сигару.
— А, и ты здесь?! — скорее крикнул, чем сказал Матиуш. — Тем лучше, поговорю с вами обоими. Что вы натворили?
— Ваше королевское величество, извольте присесть, — начал своим тихим сладким голосом журналист.
Матиуш вздрогнул. Теперь он был уверен, что журналист шпион. Сердце давно ему это подсказывало, но сейчас он понял все.
— Получай, шпион! — крикнул Матиуш и навел на него револьвер, с которым не расставался со времени войны. Но шпион молниеносным движением схватил Матиуша за руку. Пуля вошла в потолок.
— Детям не дают револьверы, — сказал с улыбкой журналист и с такой силой сжал руку Матиуша, что у него чуть мясо не отошло от кости. Рука сама открылась, журналист взял револьвер, спрятал его в письменный стол и запер на ключ.
— Теперь мы можем спокойно поговорить. Итак, чем я не угодил вашему королевскому величеству? Тем, что я защищал ваше величество в моей газете? Тем, что успокаивал и объяснял; тем, что хвалил Клю-Клю? За это ваше величество называет меня шпионом и хочет меня застрелить?
— А этот глупый закон о школах?
— Чем же я виноват? Дети так решили большинством голосов.
— Почему вы не написали в газете, что наши крепости взорваны?
— Об этом должен был донести вашему величеству военный министр. Народ не должен знать о таких вещах. Это военная тайна.
— А почему вы так выпытывали про пожар в лесах иностранного короля?
— Журналист должен спрашивать обо всем, потому что из всего того, что знает, он выбирает потом сведения для газеты. Мою газету вы, ваше величество, читали ежедневно. Разве мы плохо освещали события?
— О, очень хорошо, даже слишком хорошо, — горько усмехнулся Матиуш.
Журналист взглянул Матиушу прямо в глаза и спросил:
— Неужели ваше величество и теперь назовет меня шпионом?
— Я тебя назову! — крикнул вдруг Фелек, вскочив с дивана.
Журналист побледнел, с бешенством посмотрел на Фелека, и, прежде чем оба мальчика успели опомниться, уже стоял в дверях.
— Мы еще встретимся, сопляки! — крикнул он и быстро сбежал по лестнице.
Перед подъездом, неизвестно откуда, появился автомобиль. Журналист что-то сказал шоферу.
— Держи его, лови! — кричал Фелек, распахнув окно.
Но было слишком поздно: автомобиль скрылся за углом. Да и кто мог его задержать? Только перед окном собралось несколько зевак посмотреть, что происходит.
Матиуш стоял, пораженный всем происшедшим, и тут Фелек, рыдая, бросился ему в ноги.
— Король, убей меня! Это моя вина! — ревел Фелек. — О, я несчастный! Что я наделал!
47
— Подожди, Фелек, потом поговорим обо всем спокойно — что случилось, того не вернешь. В опасности надо быть спокойным и осмотрительным. Нужно думать не о том, что было, а о том, что будет, что должно быть.
Фелек хотел немедленно во всем признаться Матиушу, но Матиуш не хотел терять ни минуты.
— Слушай, Фелек, телефонная связь прервана. Только ты можешь мне помочь. Ты знаешь, где живут министры?