– Да не столько себе, сколько…
– Цыц, дура! Ежели и ты с ума свернула, то вижу, дело худо. Надо искать того, кто вам мозги перевернул. А как найду, повешу и не посмотрю, баба это или мужик. С жиру беситесь, жить хорошо стало…
Турган встал, оделся и вышел, оставив присмиревшую жену одну.
Артем выслушал старосту и согласился с ним. В деревне случилось помутнение рассудка у баб, и это точно неспроста. Кто-то ловко управлял общественным сознанием, сам при этом оставаясь в тени.
Прошло три дня. На четвертый с раннего утра по выпавшему снегу к старосте заявилась делегация мужиков.
Они столпились в сенях и, сняв шапки, обивали каблуками налипший снег.
– Чего сгуртовались в сенях, мужики? Проходите, расскажете за какой надобностью пришли, – разглядывая из-под полуприщуренных век гостей, произнес Турган. Он догадывался о цели их прихода, но ждал, когда они сами начнут свой разговор.
Шесть мужиков в зипунах из вонючих бараньих шкур прошли в горницу и расселись по лавкам. Заерзали, не зная, как повести разговор. Наконец один из них решился. Никтошка-плотник. Невысокий, с обвисшими плечами, густыми серо-пепельным бровями и с маленьким капризным ртом. Из-под небрежно постриженной бороды выделялись пухлые губы.
– Мы, Турган, вот по какому делу пришли. Непорядок начал в деревне твориться… Баб, значит, наших кто-то ловит по вечерам, а бывает, и днем, и сечет.
– Что делает? – переспросил Турган.
– Задирают им подол и по сра… Кхм, плетью секут так, что потом они сидеть не могут.
– А ко мне зачем пришли? Я не лекарь.
– Как зачем? Ты власть, вот и наведи порядок, – удивился Никтошка.
– А в чем непорядок? Ваши бабы плетут всякое непотребство у колодца. Грозятся Лушу убить. Требуют от нее колдовством красоту навести, чтобы красивых мужей себе заиметь, а вас по миру пустить. Те, кто выпорол ваших баб, вам одолжение сделал. Если вы стыд и разум потеряли и не знаете, как домом управлять, то туда вам и дорога. Идите домой и бабам своим ум вправьте. И узнайте, кто их такому непотребству надоумил.
Мужики, услышав слова старосты, от стыда побагровели. Большими загрубелыми ладонями смяли шапки. Поднялись. Скорняк Стархун поклонился.
– Спасибо, Турган, за науку.
– Какую науку? – возмутился Никтошка и получил от соседа, крепкого, широкоплечего кузнеца Ермила, подзатыльник.
– Заглохни, пиявка. Твоя ведьма громче всех орет у колодца. Мы-то своих приструним. А ежели твоя не заткнется, так всем сходом решим ее выпороть. Пошли, мужики.
Гости ушли, а довольный Турган разгладил усы.
Прошел еще день. Разговоры у колодца притихли. Бабы быстро набирали воду и, пряча глаза друг от друга, спешили по домам. Над крестьянской слободой нависла тягостная хмарь приближающейся беды. Турган это чувствовал и не находил покоя. Того, кто все это устроил и свернул бабам мозги, не нашли. И били баб, и спрашивали, а они ничего толком сказать не могли. Валили друг на дружку и в платок плакали.
Свад тоже ничего не смог разузнать. Явился к Артему и только огорченно пожал плечами.
– Ничего не понимаю, Артем. Все произошло так, как будто им всем, бабам то есть, разум подменили. Не чисто тут дело, колдовство, не иначе.
Мозырь, присутствующий тут же при разговоре, лишь вздохнул. Он тоже ничего не узнал.
Артем задумался. Слова Хойсиры, что это кто-то значимый, а не простой мужик, не выходили у него из головы.
– В чем же он непростой? – в который раз задавал он себе вопрос. Неожиданно подумал о шавланах. Там тоже были необъяснимые странности. Странности непонятные и непостижимые его разуму. Как так случилось, что обычное, ничем непримечательное племя дикарей стало поклоняться Дракону и приносить в жертву детишек? И после этой, казалось бы, отвлеченной мысли его озарило! Это могло произойти, если кто-то завладел сознанием членов племени. Может быть, сначала – умом одного главного шамана, и с его помощью перевернули мозги всем…
«Неужели и у меня тут появился некий агент Дракона?! – эта мысль обожгла душу Артема и натолкнула его на следующую. – Это может быть тот, кто поклоняется Дракону, а значит, у него должен быть его алтарь. Тайный алтарь дома. Или это посвященный в таинство служитель церкви? Нет, навряд ли, – отмел это предположение Артем. – Церковники открыто служат Дракону. Такова их служба. Но, может быть, что церковь или инквизиторы, или еще какой орден церкви Дракона имеет тайных агентов влияния, и они с партией каторжников заслали такого? Вполне возможно». – сделал заключение Артем.
– Мы ищем не там, – прервав молчание, сообщил он собравшимся. Я уверен, что это агент влияния Дракона. Мы его не поймаем через баб. Его прячет от нас Дракон. Но!.. – Артем замолчал и обвел взглядом внимательно слушающих его людей. – Это тот, к кому часто захаживают бабы, это раз. И второе, у него дома должен быть алтарь Дракону. Турган, по какой надобности бабы могут ходить в дом или мастерскую к мужику или, может быть, даже к бабе?
Староста, услышав вопрос, нахмурился, задумчиво опустил глаза в пол и вперил в него взгляд. Пожевал ртом, размышляя над словами Артема, и тот видел, как ходили по щекам, под сивой бородой, желваки. Вдруг староста на мгновение замер. Затем, открыв рот, медленно поднял глаза и удивленно уставился на Артема.
– А ведь верно, милорд. Баба. Есть такая баба, что пришла с каторжанами.
Швейка Агнулья… К ней бабы частят. То кофту заказать пошить, то юбку, и все такое необычно красивое у нее получается. Как у городских. Часами у нее пропадают. Мы-то грешили на мужиков… Кто бы мог подумать! Батюшки! – Турган сидел с виноватым видом, пораженный собственным открытием, и, хлопая белесыми, выцветшими глазами, смотрел на Артема. – Что ж делать-то будем?
Артем подумал и ответил:
– Тайно посетим ее дом. Свад, тебе надо пробраться в дом к швее и обследовать там все. Если найдешь алтарь, быстро сообщи мне. Мозырь, бери под контроль швею и ее дом, чтобы в случае чего она не сбежала. Действовать надо быстро, но осторожно.
Все разошлись. Турган, неся в себе тяжелые думы, вернулся домой. Жена хлопотала у сложенной из обложенного кирпича печи. Турган прошел из сеней в горницу, скинул полушубок на скамью и сел на нее. Стянул шапку и воззрился на Василину.
– Василина?
– Чего? – вынимая ухватом котелок со щами, спросила она.
– Ты к Агнулье часто ходишь?
– Бывает, а чего? – Василина споро поставила чугунок на стол и оперлась на ухват. – Ты чего хотел-то, штаны заказать?
– А о чем вы там разговоры ведете, вот о чем хотел узнать?
– Тюю! Зачем тебе бабьи разговоры? – поморщилась Василина и прошла качая широкими, полными бедрами к печи. Поставила ухват в угол и спросила: – Обедать будешь?
Турган смотрел на новую женину сатиновую юбку в оборках и думал. Вопрос жены остался без ответа.
– Ты чего молчишь, Турган. Я спрашиваю, обедать будешь?
– У тебя юбка новая. – уточнил староста.
– Увидел! И года не прошло…
– А сатин откуда?
– У швейки нашей купила. Два серебряных рукля отдала и барашка за пошив. Тебе нравиться?
– А у нее откуда сатин?
– Так, сказывает, материю разную с собой привезла…
– Она ехала в Черную пядь, в эту глухомань, и везла с собой материю? Туда, где будут жить каторжники?
– А что, каторжане не люди? Все одеваться хотят. Ты чего, Турган, пристал?
– Да так, интересуюсь. Я ее-то и не видел почти. Все время в доме и в доме. На улице и не появляется. А что она за водой не ходит к колодцу?
– Как не ходит, ходит.
– И о чем говорит?
– Турган, о чем бабы могут судачить у колодца. Собрались, посплетничали и разошлись, и все. Зачем тебе слушать бабьи разговоры? Сам бабой станешь. Лучше скажи, есть будешь? На стол накрывать?
– Накрывай.
Василина по-быстрому собрала на стол нехитрую крестьянскую снедь. Ржаной хлеб, резанный большими ломтями. Копченое сало дикой свиньи, с прожилками красного мяса. Запеченных в тесте диких уток. Налила в глубокую миску щей и поставила на стол кружку самогона.
– Ты ешь, а я по воду схожу. Стирки накопилось…
Василина собралась. Повязала на голову шерстяной платок и, взяв две деревянные бадьи, вышла в сени. С крюка сняла коромысло и, пустив снаружи в горницу вместе с морозом клубы сизого пара, вышла из дома. Двери сеней в горницу оставила открытыми. В горнице было натоплено и жарко. Турган ел и потел.
Где-то через час вернулась Василина и стала хлопотать по хозяйству. Еще чрез час к старосте пришел Мозырь. В сенях закружились и растаяли снежинки. Мозырь громко хлопнул входной дверью, постучал коблуками сапог, сбивая снег. Увидев сидящего у стола старосту и глядя на него, неловко улыбаясь, спросил:
– Ты дома, Турган?
– Дома… А то, господни сержант, не видите? – удивился вопросу староста.
– Вижу… Кхм… А жена твоя Василина дома?
– И жена дома. Да вы проходите, господин сержант…
– А где она? – спросил Мозырь, оставаясь на месте и оглядывая комнату.
– Да во дворе, поди, корм курям задает. А что случилось-то?
– Случилось. Она бегала к Агнулье. После чего та вышла из дома, зашла в коровник и исчезла. А твоя жена по воду пошла. Не знаешь, зачем она к швее ходила?
Турган побагровел. Жилы на лбу вздулись черным росчерком. Он склонил голову по-бычьи, словно хотел забодать сержанта. Молча поднялся, прошел мимо Мозыря, отворил дверь из сеней на двор и зычно крикнул.
– Василина! – Подождал и снова крикнул. – Подь домой! – Вскоре, запорошенная снежком и раскрасневшаяся, появилась жена с неполным ведром ячменя в руке.
– Чего звал? – спросила она мужа, стоящего на пороге. – Зайди, что ли, а то дом выстудишь, – проворчала она.
Турган на ее ворчание не обратил внимания. Глухо произнес:
– Звал, зайди…
Пропустил мимо себя Василину и прикрыл дверь, накинул засов и прошел в горницу следом.
– Ты зачем к Агнулье ходила? – с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость, спросил Турган. Василина увидела, что муж не в себе, и тихо, со страхом, произнесла: