— Давай придумаем сюжет, — сказал Беллок, как у них было заведено в былые годы.
— Расскажи, что ты замыслил, — ответил его друг-драматург.
И Беллок сформулировал историю следующим образом: некий молодой король жаждет обладать соседним королевством, которое больше и богаче его собственного. Он собирается править обоими королевствами. Но сначала ему придется убедить бо`льшее королевство в своей истинной вере.
— Король знает, что у него нет надежды завоевать своего более крупного соседа. Его предки уже пытались и потерпели неудачу, им посчастливилось сохранить после этого собственные земли.
— Значит, по образцу Шотландии? — громко спросил драматург.
— Нет. Только не это. Никакой Шотландии.
— Нет?
— Решительно нет.
Бен Тейлор поджал губы. Некоторое время он забавлялся тем, что корчил Джеффу рожи, а затем кивнул и сделал большой глоток.
— Обойдемся без Шотландии.
— Пусть это будет Иллирия. В качестве наказания, — продолжил Джефф, — королю Иллирии приходится подчиняться строгим рамкам, установленным большим королевством — Богемией — в том, что касается войск. Никаких боевых коней, строго определенное количество солдат, пушек и прочего. Этот король знает…
— Но как об этом узнают зрители, дружище? Объяснять такую предысторию довольно утомительно. Даже в собственных пьесах я с трудом выслушиваю первые пятнадцать минут — все эти растолкования, кто кому мстит, и почему…
— Тогда давай поспешим к первому сюрпризу. Монолог: король убежден, что если проявить терпение, соседнее королевство ему попросту подарят. Возможно, он законный наследник, возможно, нет, но многие так считают, и он сам так считает. Однако он не осмеливается заявить о своих правах открыто.
— Хм. Ладно, как тебе такая история: король великой Богемии видит опасность, быстро женится на какой-нибудь девушке и начинает строгать наследников. Это бесит нашего маленького иллирийца, и мы приступаем ко второму акту.
Беллок заговорил вновь, чуть менее завуалированно.
— Давай лучше скажем, что Богемией правит королева, дряхлеющая королева, слишком старая, чтобы оставить наследников. И она не выйдет замуж. Король Иллирии об этом осведомлен.
— Ой. — Бен Тейлор изменился в лице: он испытывал физическое возбуждение от того, что подошел прямо к краю обрыва, прежде чем отвернуться, чувствуя головокружение. — Ой, — снова сказал он. — Ой-ой. На Шотландию, конечно, совсем не похоже.
Они выпили еще, и синий купол совсем потемнел. Беллок ждал, но его друг хранил молчание, и наконец он снова заговорил сам:
— Это просто такая история. Древняя. Ничего общего с сегодняшним днем.
— Распорядитель празднеств не одобрит. На такую постановку не дадут лицензию.
— И не надо. Только частные представления.
— Ой, — опять сказал Тейлор. — Вниз.
Они спустились на следующий уровень галереи, а затем в пустую «яму», откуда можно было подняться на сцену. Бен Тейлор сел на краю, зажав между ног бутылку, которую дал ему Беллок, а тот остался стоять внизу.
— Что за сюжет ты здесь видишь, дружище? Я-то не в силах разглядеть никакой истории, кроме повествования о терпеливом короле, который ждет смерти своей старой соседки-королевы.
— Это основное действие, но есть другая сюжетная линия, и она решающая. Мне нужна история о том, как некто разгадал самый тщательно охраняемый секрет короля — причем таким образом, что не осталось никаких сомнений.
Чтобы написать пьесу, нужно представить, как поступит персонаж; чтобы с пользой применить шпионское донесение, нужно представить, как поступит объект шпионажа.
— Как обманом заставить хитреца продемонстрировать свое сокровище? Я хочу знать, что находится в душе у этого человека. В ее самых укромных уголках. Ведь его монологи состоят из вранья.
Драматург похлопал по сцене рядом с собой, потребовал, чтобы Беллок запрыгнул туда и сел. Их ноги свисали с дощатого помоста, и «яма» растворялась в быстро сгущающейся ночной тьме.
— Ты когда-нибудь встречался с ним? С королем Иллирии?
— Нет, но я бывал там довольно часто. Ловил его сообщников. Один из них был цирюльником — подумать только, он странствовал вдоль границы, предлагал свои услуги, и в его дорожном сундуке, заполненном инструментами для выдергивания зубов, имелась секретная панель. Перевернешь ее вверх дном — а там зашифрованные письма от короля Испании.
— Удивительное дело, — проговорил Тейлор. — Такие вещи существуют, и люди, как ты, должны их предотвращать.
Драматург допил бутылку, предназначенную для вознаграждения за результат.
— Теперь мне нужна твоя помощь. Ты гениальный. Во что он верит на самом деле и как нам это определить, пока не стало слишком поздно? Пожалуйста. Давай придумаем сюжет, Бен. Разве не здорово будет оказаться полезным? Кем-то больше обычного актера?
И Бен Тейлор попытался вообразить акт кражи, при котором жертва не обеднеет от потери и не узнает о похищении.
Уже стемнело, когда они вышли из театра, Тейлор был достаточно трезв, чтобы самому проверить все цепи и замки. Он взял Беллока под руку, повел его мимо борделя «Роза» и Тюряги, через уличную вонь и ночную жизнь, в сторону реки. Факелы в высоких креплениях оставляли достаточно теней, и среди них два друга прислонились к стене — так, чтобы видеть любого, кто мог приблизиться слева или справа.
Джеффу пришло в голову, что их могут подслушать сверху, и он с облегчением увидел, как Тейлор взглянул на стену, прежде чем произнести хоть слово; там не было ни балконов, ни оконных переплетов.
— Вот что я думаю относительно того, как это можно устроить. Ходят слухи, что евреи на смертном одре просят попить христианской крови: надеются, что она защитит их в том случае, если христианская вера возьмет и окажется истинной…
Бен теперь по-настоящему опьянел, а вот Беллок задрожал, трезвый, при мысли о том, какое будущее породил хороший рассказчик.
9
Джефф сплел достойную уважения паутину в Шотландии еще в 1588-м, во время нападения испанцев — хозяева гостиниц и борделей, его собственные Проныры, актеры, любовники, бакалейщики, сборщики таможенных пошлин, которые могли конфисковать ввозимые четки и распятия, портовые рабочие, проститутки и конюхи, слуги в благородных северных домах, где католическим наклонностям потворствовали почти открыто, — но у него никого не было ни в Холирудском дворце, ни в Эдинбургском замке. Теперь ему требовалась веревка — достаточно длинная, чтобы свинцовое грузило достигло дна самого глубокого озера в Шотландии.
В былые времена узники тюрем доказали свою полезность в выполнении определенных задач. Воровские навыки часто стоили того, чтобы положиться на чью-то сомнительную честность. Но на этот раз от них не было никакого толку, как признался самому себе Джефф, потратив несколько дней в Маршалси и Гейтхаусе{46} на расспросы наименее способных бедолаг («наименее способных» в эмпирическом смысле, как выразились бы натурфилософы, поскольку любой вор, сидящий в тюрьме, был пойман на месте провала). Когда эти скулящие карманники, вскрыватели замков и банкроты переставали твердить о своей невиновности и удивляться иллюзорной удаче (они же как-то привлекли, сидя в темных и сырых камерах, внимание выдающейся персоны!), они демонстрировали — все без исключения — свое нутро заурядных ловкачей. Обладая ограниченным воображением, ни один из них не смог бы выдать себя за кого-то другого. Воровская профессия читалась по лицам; грим, костюм римского священника, дамский парик или духи не смогли бы никого из них преобразить. С детских лет эти люди сосредоточили все силы ума на тренировке пальцев, небрежно позволив времени и обстоятельствам сформировать прочее. Но Джеффу-то требовалось извлечь тайну из сердца человека, а не монету из его кошелька.
(Раздраженный напрасной тратой времени, Беллок ушел, а они остались гадать, чего же хотел этот джентльмен на самом деле, сожалея почти до безумия, что не смогли подыскать слов, которые избавили бы их от топора, раз уж судьба предоставила такой шанс. Они что-то выкрикивали вслед затихающим шагам Беллока: признания вины, угрозы, предложения доставить ему удовольствие в постели или убить его врагов. Некоторые утверждали, что обладают сведениями о католических кознях против королевы. «Я приведу тебя к заговорщикам. Я знаю норы, где они прячутся». Эта формула очаровывала, пусть и ненадолго: самых умных продержали в живых еще день-два, пока Беллок посылал весточку, в ответ на которую приходили другие люди, обладающие даром убеждения, и расспрашивали, где же засели бесчисленные папские агенты.)
Для воров задача оказалась слишком сложной, потому что требовала сообразительности и импровизации, а для большинства актеров — слишком пугающей, пусть Беллок и мог бы положиться на их умение хранить секреты. Чересчур много других навыков, которым пришлось бы учить импровизаторов, чересчур много усилий, чтобы успокоить их в связи с риском для жизни и души. И еще чересчур многие отказались от работы такого рода после убийства Кита Марло. Беллок подозревал, что в этом колодце воды не осталось, и беспокоился, что с учетом происходящего в спальне Елизаветы дальнейшее промедление будет стоить ему слишком дорого. Тем не менее, один вечер в кругу старых друзей мог подсказать чье-то имя — и пусть эта персона будет новой, обаятельной, опасной и преданной своему делу.
Когда все кровопролития завершались, злодеи были наказаны, влюбленные сочетались браком и еще до захода солнца каждая история получала свой финал, труппа обращалась к истинному актерскому призванию: выпивке. Джефф поймал приятелей в дверях театра, специально предназначенных для актерской братии, и они все вместе засели в «Голове Парда».
Устроившись сбоку от Джеффа, малыш Том Прескотт просил, чтобы Беллок использовал свое влияние при дворе (в воображении актеров оно было куда значительнее, чем в жизни) и заставил королеву явиться на представление его новой пьесы.