— Некоторым смерть идет только на пользу… — Он запнулся и схватил меня за запястье. — Ох, Эмма, прости, прости меня, идиота!
Кароль заглядывал мне в глаза с такой виноватостью, что я ободряюще похлопала его по руке.
— Ничего, я начинаю привыкать к твоему черному юмору. И ты, в общем-то, прав. При жизни Пьетро хоть и был очень популярным, но все же лишь «многообещающим». Смерть расставила правильные акценты.
— А эти самые «Танцовщицы» действительно так хороши? Или это лишь нагнетаемый ажиотаж вокруг твоего мужа?
— Хороши? Уж на что я не любила «Плясуний», все же при одном взгляде на яркий пестрый карнавальный фон, вскинутые руки танцовщиц, разноцветный ковер из свежих и растоптанных роз под их сверкающими обнаженными ногами я перенеслась в карнавальную Фьянту. А если смотреть на картины дольше, так и тянет подоткнуть юбки и присоединиться к танцу…
Кароль заулыбался:
— А вот на это я бы не отказался посмотреть!
— Ты лучше езжай на Карнавал, — посоветовала я. — Это на самом деле очень красиво. Да и женщины во время Карнавала куда любвеобильнее и доступнее.
— У-у-у… уже бегу покупать место на корабле!
Вопреки собственным словам Кароль уселся на полу основательно, скрестив ноги по-хазратски — кажется, он в любом положении чувствует себя удобно, и твердость пола его не смущает. А вот я за годы проживания во Фьянте привыкла к комфорту, мягким креслам и пышным перинам… Разнежилась, сказал отец.
Кароль посидел-посидел, подумал и неожиданно заявил:
— А ведь ты как вдова Агнази имеешь право на какой-то процент с продаж! Тем более, теперь эта сумма наверняка внушительная.
Эта мысль мне в голову еще не приходила.
— Н-ну… навряд ли — ведь я же сама продала картины и поэтому утратила на них всякие права.
— А выкупить «Плясуний», конечно, у тебя никаких денег не хватит… А давай тогда их украдем! — предложил Кароль.
Я поглядела на него с тревогой: прозвучало это наполовину шутливо, но вот на вторую половину…
— Ну уж нет, никаких краж, еще чего не хватало!
— Тогда давай определимся, чего же ты хочешь, Эмма, — произнес Кароль так серьезно, как будто я пришла к повелителю желаний.
Я вздохнула и сцепила руки.
— Все просто. Пьетро рисовал, чтобы радовать людей. Поэтому его картины должно увидеть как можно больше народу. Частная коллекция или даже закрытая галерея вроде силверовской не для них… хотя, конечно, там они будут в большей сохранности. Плясуньи — дети света и свободы.
Кароль посидел, глядя на небо в эркере. Неожиданно улыбнулся, щелкнул пальцами и немыслимо легко поднялся из своей неудобной позы.
— Решено!
— Что там у тебя «решено»? — спросила я с опаской.
— Они будут висеть в открытой художественной галерее. Главный казначей, конечно, ульется горючими слезами, но все равно раскошелится, чтобы их купить, если король ему прикажет.
— А… король ему прикажет?
— Конечно, — без тени сомнений отозвался Кароль. — Я ведь его попрошу.
— КАРОЛЬ! Только не говори, что ты опутал своими сетями еще и Силвера!
Кароль согласился кротко:
— Не скажу. А теперь — может, ты займешься наконец моим портретом?
Глава 22В которой Эмма готова убить
— Убить твоего Эрика мало! Я ведь была уверена, что тебя охраняют! Если не после первого покушения, то хотя бы после второго!
— Ну… Меня и охраняют. Только они считают, что сейчас я сплю, и…
Эмма смотрела на него круглыми глазами — и с ужасом и с гневом. Выпалила:
— Кароль, никогда не думала, что скажу тебе такое, но ты настоящий… ИДИОТ!
Дверь содрогнулась под следующим сильным ударом, и оба синхронно попятились.
Он был полностью согласен с Эммой. Да что там — сам себя обзывал куда крепче и заковыристей. Следовало или сразу разобраться с организаторами покушений, а не ждать, пока те окончательно проявятся и подставятся, или, раз ему так уж хотелось, забрать Эмму к себе. Как ни крути, но с какой-то частью жизни ему все равно придется расстаться. И он даже догадывался, с какой именно.
Если, конечно, эта самая жизнь у него еще будет…
…Первой, как ни странно, услышала шаги увлеченная рисованием Эмма. Занятый своими мыслями, он смотрел рассеянно то в окно, то на нее и заметил только, что женщина подняла голову, уставившись в потолок. Кисть в ее руке двигалась все медленнее, потом и вовсе зависла в воздухе.
— Кароль? — сказала Эмма задумчиво. — А тебе не кажется, что по дому кто-то ходит?
Он не успел не то что услышать — даже прислушаться, — но тело среагировало куда быстрее и слуха и разума: он пролетел через мастерскую и захлопнул дверь мгновением раньше, чем в нее ворвались незваные гости. Упал массивный засов — их было велено установить по всему дому. Такой выдержит даже малый таран и выстрелы из пистолета. Как и дубовые створки с металлическими накладками и закаленными петлями.
Вот только с магией никаким дверям не справиться.
Метнулся к окну — с колен растерянно встававшей Эммы сыпались кисти, — с дребезгом распахнул высокие рамы. Острые скалы внизу выглядели слишком многообещающе. Увы, они не птицы… а в этой комнате не из чего связать мало-мальски пригодную веревку.
— Эмма, — позвал он, не оборачиваясь. Полушутя-полусерьезно. — А ты не можешь обратиться в волчицу?
Женщина возмутилась:
— Ты что, тоже веришь в эти сказки?! Мы никакие не оборотни!
— А жаль. Очень жаль. — Он принялся сдвигать к двери кресла и диван, попутно выискивая что-нибудь подходящее под определение «оружие». Ножки от кресел. Каминные щипцы. А Эмма может тыкать нападавшим в глаза своими кисточками, ага…
— Но ведь сейчас придет твоя охрана? — доверчиво спросила художница…
— Идиот, согласен, — кивнул он, не сводя глаз с засова. Тот начал мелко вибрировать. В первый раз против него применили силу, во второй раз — чародейство. Теперь нападавшие сплетают вместе и грубую человеческую мощь, и смертельную магию. — Эмма, возможно, все-таки придется прыгать… если повезет… ты умеешь плавать?
— Не собираюсь я никуда прыгать, что за ерунда! — отозвалась художница так хладнокровно, что он даже обернулся в удивлении.
Эмма занималась странным: плескала на стену водой из цветочной вазы. Цветы валялись на полу рядом, неуместно ему сейчас напоминая «Розовых плясуний».
— Ты что делаешь?!
— У тебя есть с собой какой-нибудь амулет путешественника?
Он слегка растерялся.
— Тот, что не дает затеряться в дороге? Да, Руна Райдо, а…
— Держи ее наготове.
Как скажешь, Эмма, как скажешь… И он вновь отвлекся на дверь, вернее, на эманации магии, которые просачивались сквозь щели толщиной всего с волос — двери были отлично пригнаны. Магия обволакивала, шептала, уговаривала его подойти к двери и поднять засов. Она и сам засов пыталась убедить открыться — тот уже заметно подрагивал и лязгал в петлях. Э, нет, дружок, хозяин в этом доме все-таки я! Он неслышно шагнул и положил ладонь на засов: мало-помалу тот начал затихать, словно норовистое животное, почувствовавшее твердую руку.
— Собиралась сегодня попробовать в твоем портрете темперу, — болтала за его спиной Эмма. — Знаешь, тот рецепт, где краска разводится яичным белком…
— Знаю, — отозвался он, не оборачиваясь. — Как не знать.
Если ей спокойнее говорить про краски — пусть говорит и дальше. А ему спокойнее сейчас пытаться понять, что замыслил маг (маги?) за дверью.
— …жаль, что впрок их не заготовишь — надо использовать сразу же. А темпера прекрасно подходит для настенных росписей по мокрой штукатурке…
— Вот как?
За дверью — тишина. Конечно, три дюйма дубовой доски, отличная звукоизоляция…
Он отдернул руку от нагревающегося засова. Попятился, прищуренными глазами наблюдая, как чернеет дерево вокруг металлической накладки замка. Пошел сизый дымок… Прекрасно! Эмма очень вовремя уничтожила все запасы воды в этой комнате… Хотя вряд ли вода поможет против огненной магии — обычный огонь не воспламенит так быстро особым способом обработанную древесину.
Он обернулся взглянуть на художницу: стоя на коленях, та кидала мастихином краску на стену и увлеченно размазывала ее кистью.
— Эмма?
— Сейчас-сейчас, — отозвалась художница рассеянно. — Поговорил бы ты, что ли, с ними, Кароль.
— О чем?!
— Ну спросил бы, как у них дела, как погода на улице… чего они к тебе привязались, наконец…
Он чуть не рассмеялся, представив, как ведет светскую беседу с убийцами через охваченную колдовским огнем дверь. Отчетливо запахло лесным пожаром, и он торопливо зашагал к женщине. Он-то сможет противостоять такому огню… некоторое время… а вот с Эммой нужно что-то решать — или действительно прыгать в окно, или… сдаваться?
— Эмма!
— Да сейчас же! — раздраженно отозвалась та, скрючившись у стены и что-то с лихорадочной быстротой прорисовывая. Он не слишком бережно подхватил ее за локоть — Эмма послушно поднялась, отбрасывая с лица выбившиеся пряди. Сказала задумчиво: — Ну, на что краски хватило…
Она успела изобразить на стене небольшой дверной проем, в который можно войти, согнувшись в три погибели, а то и вовсе на корточках. Деревянные, словно выпуклые наличники, в самом проеме — густая темнота прохладного подвала, лишь возле самого… «порога» полоса света, как бы падающего из мастерской.
— Что это?
— А на что похоже? — с раздражением спросила Эмма. — Это дверь, через которую мы сейчас уйдем. Куда ты хочешь попасть — но в пределах твоего дома? На кухню, галерею, пристань?
— Что?
Эмма топнула ногой, замахиваясь на него кистью.
— Кароль! Включи наконец свое ленивое воображение! У меня есть Волчий ключ, у тебя — твоя Руна Райдо! Они не дадут нам заблудиться в картине! Лишь представь хорошенько, куда именно ты хочешь попасть… Ты же говоришь, что знаешь этот дом как свои пять пальцев!
Они разом оглянулись на затрещавшую дверь: та занялась уже целиком, но не чистым честным огнем, а колдовским фиолетовым пламенем с зеленоватыми язычками.