[126]. На следующий день, 11 декабря, Гитлер совершил свою, наверное, величайшую стратегическую ошибку, объявив войну Америке. Через несколько часов Вашингтон ответил тем же.
В том году, выступая с рождественским радиообращением, король не забыл о трагедиях Перл-Харбора и Малайи; Лог, как всегда, был рядом. «Страшнейший конфликт разгорается на наших глазах и достиг уже пределов Тихого океана, – говорил Георг. – Поистине, это суровое и горестное время». Но главное место в его речи отводилось британской «единой большой семье». «[В ней] все служат друг другу, а в самоотверженном служении общему благу мы находим смысл своей жизни», – сказал он, воздал почести мужчинам, сражавшимся на земле, на воде и на море, и закончил так:
Приближается к концу еще один год тяжелой борьбы. За это время наш народ перенес немало испытаний, где подлинная человечность идет рука об руку с отвагой, и еще раз убедился, что искать силы можно только в Боге.
Поэтому я обращаюсь ко всем вам с просьбой быть сильными и мужественными. Вступайте в новый год с добрыми сердцами. Пусть в них не ослабевает благодарность за то, что в прошлом мы избегли стольких опасностей. Пусть в них живет уверенность, что нам будет дана сила преодолеть всё, что бы ни подстерегало нас на пути к окончательной победе.
Да, сейчас небеса угрожающе темны, но путь нам указывают звезды, которые никогда еще не светили так ярко, – героизм, стойкость, самоотверженность, сострадание, доброта к ближнему, и ярчайшая среди них – наша вера в Бога. Сверяясь по ним, мы будем идти с Его помощью, пока не воссияет свет и не скроется тьма.
Да благословит вас всех Господь.
8Письмо Руперту
Черчилль провел больше месяца в Канаде и Америке, среди прочих дел встретился с американским президентом впервые со вступления США в войну и в январе 1942 года вернулся в Лондон в приподнятом настроении, что было совершенно объяснимо. Атаками на Перл-Харбор и Манилу японцы без труда достигли того, что не удалось опытному государственному деятелю Рузвельту: Соединенные Штаты вступили в войну на стороне союзников. Черчилль сказал королю, что теперь «он не сомневался в победе, потому что Америке не терпится разорвать врага на части и она готова в полном объеме поставлять людей и материалы; Великобритания и США много месяцев «обхаживали» друг друга и вот, наконец, «заключили брак»[127].
И все-таки пока еще союзники несли чувствительные потери, потому что армия японцев ураганом неслась по Азии. 15 февраля 1942 года, после двухнедельной осады, ей сдался Сингапур – огромный остров-крепость с гарнизоном 60–70 тысяч человек. Черчилль назвал это «величайшим несчастьем в истории британской армии» и впервые почти за два года пребывания на своем посту попал под атаку прессы, публики и палаты общин. Короля очень сердило такое отношение к его премьер-министру. «Хотелось бы, чтобы каждый занимался своим делом, а не бесконечной критикой, но в свободной стране приходится мириться с этим», – писал он своему дяде, графу Атлону, генерал-губернатору Канады[128].
Почти все сходились в одном: только Черчилль может принести Британии победу, хотя критиковали его за то, что он упорно добивался объединения постов премьер-министра и министра обороны. Когда об этом зашла речь на еженедельном ланче 17 февраля, Черчилль прямо заявил королю, что не расстанется с портфелем министра. Он также сообщил о намерениях сменить состав правительства и через два дня сделал это, а 25 февраля получил вотум доверия. Но военные неудачи не заканчивались: 9 апреля на филиппинском полуострове Батаан соединенные силы американцев и филиппинцев сдались японцам после трехмесячной осады. К концу месяца британские и голландские владения в Ост-Индии захватил противник, и сопротивление союзных сил японцам в Южно-Тихоокеанском регионе совсем заглохло. К маю британцы и китайцы были вытеснены из Бирмы, и Япония начала обращать внимание на Индию. Тем временем у американского побережья Атлантики немцы продолжали охотиться за судами союзников, а в июне развернули наступление в Советском Союзе, стремясь овладеть нефтяными богатствами Кавказа и степями Кубани.
Британия не избежала общей участи: в конце апреля нацисты начали бомбить с воздуха старинные города – Эксетер, Норвич, Бат, Йорк и Кентербери – где погибло более 1500 человек и серьезно пострадало множество старых зданий. «Рейды по бедекеру», по названию известного туристического справочника того времени, замышлялись как месть за бомбардировку ВВС Британии Любека и других старинных немецких городов, выбранных за их историческое и культурное, а вовсе на за военное значение. «Мы не остановимся на этом и будем бросать бомбы на каждое здание в Британии, которому бедекер дает три звезды» – якобы так похвалялся представитель немецкого МИДа, барон Густав Браун фон Штумм, 24 апреля, в первый день бомбардировки Эксетера. Король с королевой, бывая в разрушенных городах, слушали о погибших мирных жителях и уничтоженных домах. Когда в Эксетере король предложил отправить осколок бомбы в металлолом, королева мгновенно парировала: «Лучше отправим его обратно немцам»[129].
Конечно, серьезные события происходили и в других местах; так, в Северной Африке государства оси и союзники гонялись друг за другом по пустыне с июня 1940 года, когда Италия объявила войну Британии и Франции. Несмотря на некоторый успех вначале, 10-я армия Италии практически перестала существовать в первые же месяцы следующего года, и Гитлеру пришлось отправить туда экспедиционный корпус под командованием генерал-лейтенанта Эрвина Роммеля. Этот корпус, названный Африканским, должен был усилить итальянцев и помешать попыткам союзников вытеснить их из этого региона. К весне силы Роммеля уже всерьез угрожали Каиру. Роммель начал наступление 26 мая, 11 июня вынудил французов эвакуироваться из Бир-Хакейма, а через неделю осадил Тобрук, сдавшийся 21 июня. После этого он стремительно пронесся через Ливию на восток, в Египет, и 1 июля достиг Эль-Аламейна, небольшого пристанционного городка на побережье Средиземного моря, в шестидесяти милях западнее Александрии.
Падение Тобрука ударило союзников под дых. Роммель взял в плен 32 000 солдат союзников, захватил порт, огромные склады, и Гитлер повысил его до фельдмаршала. Черчилль был тогда в Вашингтоне и испытал ужасную неловкость, когда Рузвельт ошеломил его этой новостью. Премьер-министр назвал падение Тобрука «одним из тяжелейших ударов военных лет… поражение – это одно, а бесчестье – совсем другое». Он вылетел в Британию, где палата общин попробовала было вынести ему вотум недоверия, но без труда одолел «немощных братьев», как по-библейски назвал их в беседе с королем, и победил 475 голосами против 25.
3 июня, в перерыве между приемами пациентов, Лайонел писал брату Миртл, Руперту Грюнерту, проживавшему в Перте:
Дорогой Руп!
Много уже лун минуло с тех пор, как я писал тебе в последний раз, но, положа руку на сердце, в нынешние времена ограничений на все и вся много и не напишешь. Единственная тема, на которую еще можно распространяться, – это ход войны, но здесь как раз все идет так стремительно, что, пока чернила сохнут на бумаге, смотришь, ситуация уже и изменилась. Скажу только, что сбылось все, что ты говорил об этих отвратительных клопах, япошках. У нас все обстоит гораздо лучше, с мая 1941 года особо разрушительных налетов (на Лондон) больше не было, и думаю, это оттого, что немцы побаиваются сунуться и потерять немало своих самолетов. Миртл только что провела восхитительную неделю в Торки и выглядит шикарно, несмотря на частые воздушные тревоги. Лори сейчас лейтенант служебного корпуса королевской армии и в ближайшем будущем станет капитаном. Его жена только что родила мальчика, и они назвали его в честь тебя. Не слишком хороший старт для дитяти, правда?
Вэл перешел из больницы Святого Георгия в больницу Сент-Олбанса. Он специализируется по травмам головы, проработает еще полгода и переберется в Эдинбург. Потом (если война еще не окончится) он пойдет специалистом в ВВС, где поступит на капитанскую должность, так что с ним все в порядке.
Тони в шотландской гвардии, недалеко от дома, поэтому очень часто прибегает пообедать с нами. Месяца через три он, может быть, станет вторым лейтенантом. Все трое прекрасные парни, и мысль, что их отец – я, очень греет.
Бичгроув стало очень трудно содержать, рабочих рук нет совсем. Миртл обходится без всякой прислуги, мы не можем даже найти, кто бы выкосил нам лужайки, поэтому дом из 25 комнат и 5 ванных сейчас являет собой нечто жалкое, и, так как мне нельзя пользоваться электрической косилкой, я эксплуатирую тяжеленного старого «тянитолкая» и не хочу даже говорить, каких размеров мозоли набил на руках.
Каждому сейчас хватает работы, но, когда вся эта заваруха кончится, у Европы будет еще очень, очень много времени.
Мы в отличной форме, и стараемся выжать максимум из всего. С начала войны не видел ни лимона, ни банана, но рацион наш хорош и вполне достаточен для каждого.
Совсем недавно меня избрали членом клуба «Сэвидж» [одного из самых почтенных джентльменских клубов Лондона], а также представителем Британского общества логопедов в совете Британской медицинской ассоциации; честь немалая! Хотел бы только, чтобы все это произошло лет 20 назад: тогда радость была бы куда сильнее. Сейчас же, в 62, я ощущаю, что уже не могу делать то, что делал раньше.
Очень и очень надеюсь, что у тебя и твоих все хорошо. Ни от тебя, ни о тебе я ничего не слышал уже больше года.
Я писал между приемами пациентов, поэтому письмо и вышло клочковатое. Ну, да все равно, из него понятно, как обстоят у нас дела.