монарх осведомился, встречались ли они раньше.
– Не помню, – ответил Хайнд.
– А д-д-д-должны бы помнить! – сердито, с трудом произнес король[145].
На обратном пути в Британию король ненадолго заехал на «остров-крепость» Мальта, который из-за своего исключительно выгодного стратегического положения очень страдал от немцев. Это был риск: остров пока еще подвергался налетам авиации противника, а Сицилия, всего в шестидесяти милях севернее, находилась в руках войск оси. И все же вечером 19 июня, в условиях строжайшей секретности, король отбыл из Триполи на борту крейсера «Аврора». На следующий день, в начале девятого утра, Георг VI в белой форме морского офицера стоял под ярким солнцем на специально построенном возвышении перед мостиком, когда крейсер медленно входил в Гранд-Харбор (Большую Гавань) Валетты. C комом в горле он помахал рукой тысячам людей, встречавших его. Весь день прошел в поездках по острову, и на всех улицах, украшенных флагами и цветами, короля радостно приветствовали.
– Сэр, сегодня вы сделали жителей Мальты счастливыми, – сказал генерал-губернатор, когда король вечером возвращался на «Аврору».
– А самым счастливым сегодня на Мальте был я, – ответил король[146].
В шесть часов вечера 25 июня он вернулся в Нортхолт на четырехдвигательном бомбардировщике в сопровождении эскадрильи «спитфайров». Загорелого, одетого в тропическую фельдмаршальскую форму короля встречал Черчилль, и по дороге в Букингемский дворец они обсуждали итоги поездки.
Через две недели король вызвал Лога во дворец на первую в новом году встречу. Лог всячески старался сократить перерыв в их отношениях и в марте направил королю небольшое письмо, предложив возобновить занятия: «Ваше величество! В своем исключительно любезном письме ко мне от 26 декабря прошлого года Вы соизволили выразить пожелание продолжить наши еженедельные встречи примерно в марте, так как они были Вам полезны. Сообщаю, что нахожусь в полном Вашем распоряжении и буду очень рад нашей встрече в любое время и в любом месте».
Тогда король не воспользовался предложением, но сделал Логу приятный сюрприз: в 1937 году перед коронацией Георг наградил его орденом королевы Виктории. Теперь, в 1943 году, в списках награждений по случаю официального дня рождения монарха, опубликованных 2 июня, Лог значился уже командором ордена. «Глубоко признателен и тронут, что Ваше величество помнит обо мне. Надеюсь быть достойным командором своего ордена», – писал Лог в ответ. Формально он был посвящен в это звание в официальный день рождения короля, который отмечался во второй четверг июня, хотя сама церемония состоялась только через год.
Во время встречи король рассказывал Логу о поездке в Северную Африку. «Он попросил извинения, что не пригласил меня в день приезда, но правительство военного времени прибыло как раз в то время, которое он мог бы уделить мне, а он все утро собирался мне позвонить, – писал Лог в дневнике. – Он признался, что самое трудное было переносить тряску самолета, которая очень нервирует. От воды и еды желудки страдали у всех. Больше всего ему понравились купание и климат. Вернувшись, он оделся в теплое, но вскоре сменил одежду – так ему было жарко». Когда Лог уже уходил, король удивил его неожиданным и искренним признанием, как важна ему помощь, которую он столько лет получал от логопеда. «Интересно, где бы я был, если бы не познакомился с вами, Лог, – сказал король. – В сумасшедшем доме, наверное».
А тем временем в королевском хозяйстве намечались большие перемены, о которых Лог, кажется, не подозревал. В центре всего стоял Хардинг. Он верно служил Георгу VI, а до него Эдуарду VIII и Георгу V, и все, с кем он работал, высоко ценили его серьезный ум, выдающиеся администраторские и исполнительские таланты и огромное чувство долга. Но в то же время он был высокомерен, надменен, а в общении с коллегами часто невозможен. Макмиллан, познакомившись с Хардингом во время поездки в Северную Африку, нашел его «ленивым, высокомерным, без крупицы воображения или живости», добавляя уничижительно: «Он, похоже, живет не в современном мире, так и застрял в 1900-х годах»[147].
Отношения Хардинга с королем и королевой становились все более натянутыми и в конце концов закончились его увольнением. Работая личным секретарем, он должен был быть основным каналом коммуникации – в обоих направлениях – между монархом и внешним миром. Но разногласия относительно политики умиротворения, когда Хардингу пришлась очень не по душе безоговорочная поддержка, которую король оказывал попыткам Чемберлена договориться с Гитлером, бросили тень на прежде безоблачные отношения, и с годами они только ухудшались. При прежних двух монархах Хардинг пользовался значительной свободой действий в государственных делах, а теперь его очень задевало, что Георг VI стремился вникнуть во все сам, и еще больше раздражало, что королева с увлечением занималась такими делами, которые, по его мнению, совершенно ее не касались. Кроме того, ему было не по себе в непринужденной обстановке, установившейся при новом короле, а непунктуальность королевы доводила до белого каления. «Они с королем имели настолько разные темпераменты, что бесили друг друга, – писал Ласеллз; будучи заместителем Хардинга, он с близкого расстояния наблюдал, как портятся их отношения. – Ситуация стала исключительно тяжелой, и нужно было что-то решать»[148].
Ласеллз полагал, что разрубить гордиев узел должна была королевская семья, но потерял надежду, что это сделает кто-то из ее членов; лорд-гофмейстер Берти Кларендон, «по идее, мог бы взмахнуть топором, но ему нельзя было доверить даже замену посудомоек, не то что личных секретарей». Поэтому Ласеллз взял дело в свои руки. Удобный момент настал, когда король вернулся из Северной Африки. Ласеллз сердился, что Хардинг толком ничего не рассказал ему до отъезда, и высказал ему это. Хардинг ответил Ласеллзу запиской «настолько неуважительной, что мне ничего не осталось, как подать королю прошение об отставке». А потом случился какой-то непонятный зигзаг, Хардинг тоже попросился в отставку, и король ее принял – скорее всего, без всяких колебаний. Когда Ласеллз предложил дать своему начальнику полугодовой отпуск, а уже потом принимать решение, король твердо ответил: «Ни за что не дам – а вдруг вернется»[149]. Более общительный Ласеллз занял место Хардинга рядом с королем. Официальная версия, сообщенная «Придворным циркуляром» через газету Times[150], гласила, что Хардинг объявил о своей отставке, когда врачи предписали ему «продолжительный отдых», и что король принял ее «с большим сожалением».
За много лет работы и у Лога не раз случались стычки с Хардингом: Логу казалось, что секретарь короля, считая его работу несерьезной, имеет обыкновение вставлять в речи заведомо трудные фразы. «Просто поразительно, как это у меня не получается втолковать им, что превосходно написанную речь иной раз чертовски трудно произносить», – после одного такого случая записал Лог в дневнике.
Они забавляются всяческими аллитерациями, а как раз их-то произносить труднее всего. Хардинг всегда стремится поставить мне на вид: раз речи короля гладко написаны на бумаге, не имеет никакого значения, как они воспринимаются на слух, и это настолько абсурдно, что даже не требует ответа.
Но ведь Хардинг – секретарь, то есть человек, привычный к письменному, а не устному слову. Когда король выступает по радио, люди знают, что это он, и слышат, что он говорит, но когда они читают его речь в газетах, то знают, что писал ее не он.
И все-таки Лог нашел в себе достаточно силы духа, чтобы написать Хардингу и пожелать ему всего самого лучшего. «Во вчерашних газетах я прочел о Вашей отставке с поста секретаря короля и очень удивился… Я даже не сразу понял, в чем дело, потому что давно привык видеть Вас и советоваться… Я буду скучать без Вас больше, чем умею выразить. Расставаясь, не могу не поблагодарить за необыкновенную учтивость и доброту ко мне, не раз проявленные за все эти годы. Мне больно даже подумать, что теперь я уже буду обращаться не к Вам. Очень надеюсь, что Ваше здоровье вскоре пойдет на поправку».
Примерно через неделю Хардинг ответил: «От всей души благодарю за Ваше чудесное письмо от 19 июля. Напряжение последних семи лет оказалось слишком сильным, и я просто не могу уже продолжать работу. Мы с Вами преодолели немало сложных препятствий, и мне очень не хотелось бы думать, что больше мы никогда не увидимся.
Надеюсь, что я восстановлюсь после нескольких месяцев полного отдыха, но в ближайшее время меня будет почти не видно и не слышно».
Логу пошел уже седьмой десяток, и здоровье тоже начинало беспокоить. Самочувствие становилось все хуже и хуже, и в конце концов у него обнаружилась язва желудка. В августе 1943 года он лег в больницу на операцию. Король, как всегда, отдыхал в то время в Балморале, и ему все время сообщали, как дела у Лога. 26 августа Мьевилль отправил Логу письмо, из которого понятно, с каким душевным участием к нему относились во дворце. Он писал:
Сегодня вечером я очень обрадовался, получив письмо от Вашей второй половины, которая сообщила мне радостную новость о том, что операция прошла удачно и выздоровление идет так хорошо, как только можно надеяться.
Это просто прекрасно, и, потратив неподотчетный шиллинг на телефонный звонок на север, я уверен, что его величество хочет как можно быстрее узнать новости и, скорее всего, будет очень рад услышать, что все хорошо! Ума не приложу, почему?
А кстати! Надеюсь, что за Вами ухаживает самая хорошенькая сестра больницы! Мне очень хотелось бы убедиться в этом лично, но я так связан по рукам и ногам, что не могу отлучиться ни на минуту. На все дела – я один. Вчера я отправился на юг, а Томми Ласеллз двинулся на север.