Но сражение за Италию было еще далеко от завершения. Через пять дней Энтони продолжил:
Последний месяц выдался просто неописуемым.
Мы находимся сейчас на самом гребне гигантской приливной волны, и, хотя Би-би-си то и дело сообщает о простых и легких операциях вроде «выкуривания» немцев, «зачистках» и «патрулирования», когда дело доходит до выполнения этих «обыденных» задач, оказывается, что они не так уж просты. Вы еще не раз услышите, что Западный фронт снова открыт, узнаете о славных подвигах чудесных армий поддержки. Да, в коротком бою с ними никто не сравнится, но именно старая добрая пехота берет какую-нибудь чертову цель и (что гораздо важнее) удерживает ее.
Должен сказать, что эта погоня за немцами вызывает чувство глубокого удовлетворения: пусть теперь на своей шкуре узнают, что испытывали мы последние четыре года.
Это письмо пишется урывками, и сейчас я за сотни миль от того места, где начинал его. Погода в последнее время была просто кошмарная, лили дожди, каких я никогда не видел, наши танки и машины еле ползли, а у немцев появилась возможность отступать, но теперь погода установилась, стало даже пыльно, и, естественно, двигаемся мы гораздо быстрее и успешнее. Как вы знаете, подрывные работы были и остаются одной из главнейших проблем, и саперы творят настоящие чудеса. Мы все измотаны, а они, не чувствуя под собой ног, все равно продолжают делать свое необыкновенно трудное дело. Без них никакое продвижение вперед ни на какой скорости невозможно.
В начале 1944 года Британия столкнулась с новой угрозой – на сей раз с воздуха. Британская и американская авиация и в дневное, и в ночное время совершала карательные налеты на Берлин и другие немецкие города; одним из самых разрушительных стал налет на Гамбург в июле 1943 года, когда погибло около 50 000 человек и бо́льшая часть города перестала существовать. В том же году, когда налеты союзной авиации становились все интенсивнее, Гитлер ответил на них рядом ответных ударов по Лондону. Немцы назвали это операцией Steinbock («Единорог»). С типичным для себя черным юмором получатели этих ударов прозвали их «беби-блиц».
Это новое обострение стало для лондонцев неприятным шоком: те нескончаемые бомбардировки, которые они пережили в блиц 1940–1941 годов, уже отошли в область преданий. Благодаря военным успехам союзников за границей победа над немцами представлялась лишь делом времени. Новый год на площади Пикадилли встречали веселые толпы; не будь пока еще не отмененного затемнения, Лондон показался бы мирным городом. Куда больше лондонцев волновала исключительно холодная зима с леденящими туманами. Лето и осень выдались засушливыми, а значит, в рационе, и без того скудном, остро не хватало овощей.
Первая же волна из более чем 400 немецких бомбардировщиков (ровно в 8:40 вечера 21 января) смела благодушные настроения. Ущерб от 269 тонн бомб был ничтожен по сравнению с тем, который союзники причиняли Германии чуть ли не каждую ночь, но к рассвету погибли или пострадали почти сто лондонцев. Зажигательные бомбы попали в здание парламента, Новый Скотленд-Ярд и многие другие места в центре города. Чтобы подчеркнуть ответный характер налетов, столицу разбили на сектора и присвоили каждому условное название какого-нибудь разрушенного немецкого города: Берлин, Гамбург, Ганновер. Первая цель, Ватерлоо, получила кодовое название «Мюнхен».
В следующие недели налеты на Лондон участились. Немцы обстреливали также города Халл и Бристоль. Примерно 1500 мирных британцев были убиты, почти 3000 ранены, но неудивительно, что операция так и не смогла положить конец британским и американским налетам на Германию. Более того, нацисты лишались самолетов, которые никак не могли позволить себе терять: из 524, участвовавших в кампании, почти 330 были сбиты. В мае налеты все-таки прекратились.
Тем временем Лог продолжал трудиться изо всех сил. 8 марта он написал королю, надеясь убедить его позаниматься хотя бы еще немного. «Теперь погода, кажется, готова смилостивиться над нами, и, может быть, Вы найдете время встретиться раз или два, перед Пасхой, чтобы поддержать свой голос в рабочем состоянии, – писал он. – Вы, конечно, знаете, что я с удовольствием подожду, когда Вам это будет удобно». Увы, у короля были более срочные дела. Вернувшись в Лондон после рождественских праздников, он ездил по всей Британии, инспектировал военные части и поднимал дух офицеров и рядовых перед предстоящими им испытаниями. До новой, драматической, фазы войны, в которой Лайонелу предстояло участвовать лично, оставалось совсем немного.
11День «Д»
1 июня 1944 года в половине десятого вечера Логу позвонил Ласеллз, личный секретарь короля, и сказал коротко и по-деловому:
– Шеф хочет знать, можете ли Вы завтра, в пятницу, прибыть в Виндзор на ланч.
Лог охотно повиновался.
Он выехал поездом в 12:44 и нашел Ласеллза в помещении для конюших. Секретарь был очень серьезен:
– Извините, не могу вам подробно объяснить, что это за передача. Если коротко – это призыв к молитве, речь минут на пять, а самое странное – не могу сказать вам, когда именно она пойдет. Хотя вы, наверное, догадываетесь: накануне дня «Д», в девять вечера.
Точная дата была не совсем ясна; ожидали, что это будет дня через два-три, но здесь все зависело от погоды.
Лог пообедал в компании конюших, фрейлин и начальника караула. Затем его вызвал к себе король. Во дворце повисло страшное напряжение. Король ждал в своем кабинете, где было очень жарко, несмотря на задернутые шторы. У него был усталый вид и он пожаловался, что плохо спал. Но, когда они начали просматривать речь, Лога она просто очаровала.
Ласеллзу не надо было объяснять, что такое день «Д». Термин, который военные использовали для обозначения высадки сил союзников в Европе, давно уже стал обыденным словом, и немцы тоже понимали, что наступление начнется уже совсем скоро. Но место и время высадки союзников держали в строжайшем секрете. Элемент неожиданности был необходим, а противника отвлекали всеми возможными способами – от надувных танков, макетов десантных судов, манекенов парашютистов до ложных радиопереговоров и дезинформации, распространявшейся через двойных агентов.
Чуть больше года назад, в январе 1943-го, на конференции в Касабланке Рузвельт и Черчилль договорились о массированном наступлении в Европе, порабощенной нацистами, для которого требовалось объединить силы британцев и американцев. Черчилль твердо вознамерился не повторять дорогостоящих лобовых атак времен Первой мировой войны и предложил, завоевав Балканы, соединиться с советскими войсками, а дальше, если получится, привлечь Турцию на сторону союзников. Американцы склонялись к вторжению в Западную Европу, как и русские, желавшие открытия «второго фронта» – крупной операции, которая отвлекла бы на себя значительные силы вермахта – верх взяла именно их точка зрения, а не мнение Черчилля. Решение начать так называемую операцию «Оверлорд» было подтверждено в августе на особо секретном военном совещании в Квебеке с участием Черчилля и Рузвельта; высоких гостей принимал премьер-министр Канады Уильям Лайон Макензи Кинг. К зиме в списке возможных мест высадки остались только район Па-де-Кале и Нормандия. Накануне Рождества Эйзенхауэр был назначен Верховным главнокомандующим экспедиционными силами союзников в Европе.
Планы операции Эйзенхауэр и его командование доложили на секретном совещании 15 мая, состоявшемся в необычном месте – классной комнате школы Святого Павла в западной части Лондона. В самом начале войны учеников вывезли в Беркшир, а Монтгомери, питомец этой школы, приспособил ее здания в районе Хаммерсмит под штаб-квартиру 21-й группы армий, которой командовал. Присутствовали также король, Черчилль, премьер-министр ЮАР Ян Смэтс, начальники штабов и более 150 командиров сухопутных, военно-морских и военно-воздушных подразделений, намеченных для участия в операции. Позднее Ласеллз записал: «Оглядевшись вокруг, я не мог отделаться от мысли, что за последние четыре года не было, пожалуй, другого такого собрания, уничтожение которого одним-единственным точным ударом бомбы могло бы радикально повлиять на исход войны»[167].
В конце совещания король неожиданно поднялся, подошел к кафедре и без всяких бумажек произнес короткую речь с пожеланиями успеха будущим участникам высадки. Монтгомери назвал эту его импровизацию «абсолютно первоклассной»[168]. Всем присутствовавшим стало ясно, что король не желает быть лишь декоративной фигурой, а хочет активно участвовать в принятии решений. В следующие несколько дней крупные силы сосредоточились в Южной Англии: к 22 мая король успел объехать все пункты сбора и посетить все части. «Теперь я увидел все наши войска, участвующие в “Оверлорде”», – записал он в своем дневнике[169]. Вторжение неумолимо приближалось.
Подготовка шла своим чередом, как вдруг король оказался втянут в конфликт с участием Черчилля. 30 мая, во время их обычного ланча во вторник, премьер-министр сказал, что хотел бы смотреть на вторжение с борта «Белфаста», одного из судов, участвовавших в операции. Король ответил, что сделает то же самое, и Черчилль не стал разубеждать его. Так же поступила и королева. «Она, как всегда, была просто чудо и поддержала меня в этом», – заметил король. Ласеллзу, наоборот, это очень не понравилось, и он буквально потряс короля вопросом: подвергая себя такому риску, поступает ли он порядочно по отношению к королеве и «нужно ли ему, секретарю, готовиться советовать принцессе Елизавете, кого ей выбрать премьер-министром, если вдруг ее папа и Уинстон пойдут ко дну в проливе Ла-Манш»[170]. К утру у короля возобладал свойственный ему здравый смысл, и он согласился, что смотреть на вторжение с моря для него слишком опасно. Труднее оказалось разубедить Черчилля, который, по словам Ласеллза, вел себя «как капризный ребенок, когда втемяшит себе в голову какую-нибудь блажь»