Через два дня король ответил сочувственным письмом. «Вы полной чашей испили потрясения и горести», – писал он. После многих лет их совместной работы он очень трогательно рассказывал Логу о том, как выступал публично, отметил, что был особенно доволен речью, произнесенной у памятника отцу. Правда, Георг волновался, что рождественское радиообращение будет не из легких, «потому что кругом очень уж мрачно».
Энтони поправился, восстановился в Кембриджском университете и в июне 1949 года закончил его юридический факультет. Лог конечно же радовался. А еще осуществилось его давнишнее заветное желание: в январе прошлого, 1948 года он написал королю и попросил его стать официальным покровителем Общества логопедов, которое имело уже 350 членов, стало «вполне авторитетным» и было признано Британской медицинской ассоциацией. «Мне сейчас шестьдесят восемь лет, и в этом немалом возрасте было бы отрадно знать, что Вы встали во главе этой развивающейся и очень нужной организации», – писал он. Король ответил согласием.
И все-таки Логу было очень трудно приспосабливаться к жизни без Миртл, и он обратился к спиритизму в надежде установить контакт с женой, находившейся «по ту сторону». В 1946 году он свел знакомство с Лилиан Бейли, известной женщиной-медиумом, много лет проводившей сеансы для британских и иностранных знаменитостей, среди которых были голливудские звезды Мэри Пикфорд, Мерл Оберон, Мэй Уэст и премьер-министр Канады Макензи Кинг. Бейли родилась в 1895 году в Кардиффе, в семье рабочих, в годы Первой мировой войны служила секретарем в британских частях во Франции, – она рассказывала, скорее всего, слегка присочиняя, что именно за это и получила орден Британской империи, – а потом вышла замуж за Уильяма Бейли, кочегара на железной дороге, и они поселились в его родном городе Кру. Лилиан в восемнадцать лет потеряла мать, и, очень тоскуя по ней, увлеклась спиритизмом, который в двадцатые годы переживал второе рождение: женщинам хотелось установить связь с погибшими на войне мужьями. Бейли быстро сделала себе имя и через несколько лет часто бывала в Лондоне, удовлетворяя огромный спрос на сеансы. В конце концов они с мужем перебрались в столицу и поселились в шикарном доме.
Своим руководителем в мире духов Бейли называла бывшего капитана гренадерского гвардейского полка по имени Уильям Хедли Вуттон, который, по ее рассказам, был смертельно ранен в глаз во Франции в Первую мировую войну. Для особо любопытных у Бейли всегда был готов ответ, что факт службы Вуттона подтвержден Военным министерством, по сведениям которого капитан погиб в первом сражении при Ипре. Она уверяла, что состоит в переписке с его матерью, которая к тому времени переехала в Бостон, – дух продиктовал ей адрес. Современники верили Бейли безоговорочно, но историк Кристофер Уилсон, через несколько десятилетий занявшийся изучением жизни женщины-медиума, не нашел в военных архивах ни одного упоминания о Вуттоне. Не обнаружил он и сведений о награждении ее орденом Британской империи[206].
Лога и Бейли познакомил еще один колоритный персонаж – Ханнен Суоффер, известный журналист и театральный критик, одновременно и ярый социалист, и глава небольшого спиритического кружка, где руководителем считали духа по имени Серебряная Береза, которому поклонялись североамериканские индейцы. По сведениям биографа Бейли Уильяма Ф. Нича[207], Лог признавался Суофферу, что подумывал о самоубийстве – так тяжело подействовала на него смерть Миртл. «Жены нет, и это меня подкосило. Не могу двигаться дальше», – говорил он.
Через несколько дней Суоффер и Бейли встретились на собрании спиритического кружка. Он спросил ее: «Сможете приехать ко мне? Нужно помочь одному человеку, ему очень тяжело».
Она с удовольствием согласилась, и вскоре Лог пришел к Суофферу, который жил в квартире с видом на Трафальгарскую площадь. Журналист поселился в ней несколько лет назад, «чтобы смотреть революцию с первого ряда». Ему все никак не представлялась такая возможность: британский пролетариат огорчительно не желал восставать и свергать своих угнетателей. Раздался звонок, и на пороге появилась Бейли. Лог узнал ее, но она, похоже, не поняла, что перед ней за человек – так хорошо он скрывал свою длинную историю знакомства с королем. Они уселись в кружок, но у Бейли был весьма смущенный вид, она все никак не входила в состояние транса и, поколебавшись немного, сказала:
– Не пойму, в чем дело, и не очень хочу вам об этом говорить, но здесь Георг V. Он просит поблагодарить вас за то, что вы сделали для его сына.
К ее удивлению – и облегчению – Лог без обиняков ответил: «Мне все ясно». Бейли сказала, что видит дух Миртл, «но она слишком волнуется и может сказать только, что очень любит своего мужа».
Через несколько дней они встретились снова. И в этот раз, как писал Нич, Миртл «общалась» с Логом, направляла тело Бейли и ее руками обвивала его. Миртл якобы рассказывала, что́ он поменял в доме после ее смерти и притом с такими подробностями, о которых никто не мог знать. Вуттон, духовный наставник Бейли, даже сказал Логу, что дома он ласково называл жену «Магси».
Потом Бейли предложила Логу спросить что-нибудь.
– Хочет ли моя жена сказать, где мы встретились в первый раз? – спросил он.
Бейли ответила озадаченно:
– Она вспомнила какую-то птичку по имени Чарли… Не канарейка, нет… Воробей, скорее…
Лог был ошарашен. Чарли Спарроу – «воробей»[208] – был его лучшим другом, и, отмечая его двадцать первый день рождения, они с Миртл познакомились и влюбились друг в друга.
С тех пор Лог регулярно проводил сеансы с Бейли. Сыновья пришли в ужас, но никак не могли остановить отца. А он был настолько благодарен Бейли, что даже преподнес ей в подарок резное деревянное кресло, в котором будущий король, а в то время герцог Йоркский, любил сидеть, когда бывал в кабинете Лога на Харли-стрит. Валентину, который шел к тому, чтобы стать одним из виднейших нейрохирургов Британии, было некогда заниматься тем, что он считал полнейшей ерундой. Точно такого же мнения была и его жена, Энн. «Мы думали, что это какое-то наваждение, и очень хотели, чтобы он перестал этим заниматься», – вспоминала она потом[209]. Король не был столь категоричен: когда Лог рассказал ему о сеансах с Бейли, он ответил просто: «Моя семья не чужда спиритизма».
В сумраке первых послевоенных лет блеснул лишь один луч света: 10 июля 1947 года было официально объявлено о предстоящей свадьбе принцессы Елизаветы и принца Филиппа. Познакомившись в Виндзоре на Рождество 1943 года, они не теряли друг друга из вида, так что пошли даже слухи о возможном будущем союзе – их особенно старательно поддерживали и дядя Филиппа, Дики Маунтбеттен, и находившийся в изгнании король эллинов Георг II. Пока шла война, отношения принца и принцессы почти не развивались. Но все изменилось, когда наступил мир. Король был не совсем уверен в правильности выбора принцессы, опасаясь, что его дочь слишком молода и просто поддалась обаянию первого встречного. Кроме того, многие при дворе – и он сам тоже – вовсе не считали Филиппа достойным консортом будущей королевы, в том числе и потому, что в нем была немалая доля немецкой крови; поговаривали, что в кругу знакомых королева называла его «гунном». Чтобы дочь познакомилась еще с кем-нибудь, родители устраивали балы, приглашая на них самых завидных женихов; к великой досаде Филиппа, его упорно игнорировали. Но Елизавета хранила верность своему принцу.
Так или иначе, но в 1946 году Филипп попросил у короля руки его дочери. Король ответил согласием, но выдвинул свое условие: он настоял, что формальное объявление будет сделано в апреле следующего года, когда Елизавете исполнится двадцать один год. Тем временем, по совету Маунтбеттена, Филипп отказался не только от своих греческих и датских титулов, но и от притязаний на греческую корону, из греческого православия перешел в англиканство и стал натурализованным подданным Великобритании. Кроме того, он взял материнскую фамилию Маунтбеттен (переделанная на английский манер фамилия Баттенберг).
Свадьба состоялась 20 ноября 1947 года в Вестминстерском аббатстве, и на нее пригласили представителей самых разных правящих домов, но среди гостей не было трех сестер Филиппа – они вышли замуж за немецких аристократов, связанных с нацистами, и поэтому остались дома. Утром в день свадьбы Филипп стал герцогом Эдинбургским, графом Мерионетским и бароном Гринвичским, по названию города Гринвич в Лондонском графстве. Накануне король присвоил будущему зятю титул Его Королевского Высочества.
На публике король, может быть, и выступал все лучше, но самому ему становилось хуже день ото дня. Когда закончилась война, ему исполнилось всего сорок девять лет, но он был в плохой физической форме: огромную роль сыграло напряжение прошедших лет. Кроме того, король был заядлым курильщиком: в июле 1941 года журнал Time сообщил, что, разделяя со своими подданными тяготы войны, он сократил количество выкуриваемых сигарет с обычных двадцати – двадцати пяти до пятнадцати. Но после войны король снова стал курить больше.
Несмотря на неважное здоровье, в феврале 1947 года король на два с половиной месяца отправился в Южную Африку. Расписание было изнурительное, и Георг быстро утомлялся; теплый прием африканеров, особенно тех, кто застал еще Англо-бурскую войну, ему никто не гарантировал. Присутствовал и немаловажный психологический момент: зима в Британии опять оказалась суровой, и король чувствовал уколы совести, что оставляет своих подданных в такое непростое время; он даже задумался, не сократить ли свой визит. Эттли посоветовал ему не поступать так, предупредив, что от этого только усилится ощущение кризиса.
Король, королева и обе их дочери проехали больше десяти тысяч миль (16 000 км); чаще всего они передвигались на белом королевском поезде. В той поездке принцесса Елизавета отметила свой двадцать первый день рождения и выступила с радиообращением к империи, дав обет «посвятить всю свою жизнь великому имперскому Содружеству, к которому мы все принадлежим». Королевскую семью везде ждал радостный прием, хотя националисты бойкотировали официальные мероприятия, да и среди африканеров не было особого энтузиазма. Жара и переезды давались королю нелегко, он пугающе быстро худел. Премьер-министру ЮАР Смэтсу в следующем году предстояли всеобщие выборы, и он надеялся создать себе политический капитал на этом визите. Победили, однако, националисты, и в стране более чем на четыре десятилетия установился апартеид. Король, видимо, понял, к чему идет дело, ког