слоя, поморщился:
– Ты дома совсем не бываешь.
– А зачем? – усмехнулась она. Примерилась было, чтобы спрыгнуть с подоконника на кровать, но Славка, подойдя, взял ее за талию и спустил на пол. От одного прикосновения к ее упругому, теплому телу задрожали руки.
– Подожди… Господи, да отстань! – Рада с досадой высвободилась из его рук. – Я в душ хочу.
– Давай так, – хрипло предложил он.
– Как «так», свинтус? Я весь вечер танцевала! Две минуты можешь потерпеть?!
Оттолкнув его, Рада скользнула за дверь. Вскоре из ванной донесся шум льющейся воды. Славка разочарованно вздохнул, лег на кровать и приготовился ждать.
Его внимание привлекла лежавшая в углу кипа ярко-розовой атласной материи. Он пригляделся: кажется, тот самый знаменитый костюм. Эстрадный, для танца, за пошив которого Рада заплатила десять тысяч и который боялась оставлять в гримерной театра, боясь, что цыганки из зависти изрежут или запачкают его. Слава этого костюма гремела даже за пределами театра, и Славка решил взглянуть.
Весил костюм килограммов шесть, в чем он сразу же убедился, взяв его в руки. Две тяжелые оборки, малиновая и алая, бежали по подолу юбки, атласный лиф утопал в такого же цвета кружевах, широкие рукава украшала блестящая тесьма, местами собранная в бутоны, – костюм воистину был королевским. Славка старался не думать о том, откуда у Радки деньги на такие роскошества. Теперь нужно было аккуратно положить розовое чудо на место: Рада не терпела, когда трогали ее вещи. Славка начал было осторожно пристраивать костюм обратно и только сейчас заметил, что он лежал на большой, довольно грязной и чем-то туго набитой сумке. Он удивленно осмотрел ее: Радка, с ее страстью к красивым и дорогим вещам, никак не могла приобрести такой кошмар. С минуту он колебался, осторожно поглядывая на дверь, но в ванной по-прежнему шумела вода, и он решился. Сел на пол рядом с сумкой и расстегнул «молнию».
Внутри лежали плотные пакеты с белым порошком. Славка молча, ошеломленно смотрел на них. Он не услышал, как перестала литься вода, как по полу прошлепали босые ноги, и невольно вздрогнул от возгласа:
– Ох, хорошо!
Рада, освеженная, повеселевшая, с блестящими на коже капельками невытертой воды, ворвалась в комнату.
– Может, тоже сходишь? Нюхай тут из-под тебя… Ты что делаешь?! Руками! Грязными!!! Свинья!
Вырвав из рук Славки костюм, она энергично встряхнула его, осмотрела.
– Все перемял! Кто просил хватать?
– Это что такое? – глухо спросил он. Рада через плечо мельком взглянула на сумку:
– И сюда уже влез! Каждой бочке затычка! Что за привычка – по чужим вещам лазить…
– Откуда это у тебя? – повысил он голос.
Рада повернула к нему рассерженное лицо:
– Будешь орать – вылетишь. Не шучу.
– Ты знаешь, что это? С кем ты связалась? Гаджэнца [23]?!
– С луны упал? – она натянуто рассмеялась, разглаживая костюм. – Сейчас рома этим зарабатывают.
– Ты же артистка!
– Ты что – не цыган? Одно другому не мешает.
– Кто это тебе дал?
– Да тебе-то что, боже мой?! – вышла она из себя. – Ты мне кто? Муж? Мало я от тебя терпела? Пусть теперь твоя побирушка с тобой мучается! Думаешь, она чем-то другим занимается?
– Замолчи! – взорвался он.
– Господи, да нужна она мне… – Рада встала, прошлась по комнате. – Слушай, ну зачем она тебе понадобилась? Как хочешь, до сих пор не понимаю. Полный театр девок – выбирай, сватай любую… Нет, додумался – вокзальную взял! – Рада остановилась у зеркала. Улыбнулась: – Ой, что расскажу – умрешь! Представляешь, подъезжаю на днях к Посаду, на лето себе что-нибудь посмотреть. Выхожу, вижу – Белка! Стоит с какой-то помадой, дети ее тут же. Я – к ней. Здороваюсь, как дела, спрашиваю, Славка тебя еще не замучил? А она задом ко мне повернулась и выдает: «Лучше со своим мучиться, чем чужими утешаться!» А?! Судья народный в юбке! Я чуть со смеху не умерла! Где ты ее нашел только – такую? И еще разрешаешь ей по подворотням торговать! Цыгане до сих пор успокоиться не могут. Ваш-то род известный все-таки – и кого в жены взял! Как тебе только Машка разрешила? Или ты в кои-то веки ее не послушал?
– Ты заткнешься или нет? – хрипло спросил он. Рада села рядом, прижалась к его плечу.
– Это же не я, калонько [24]… Это же наши цыгане говорят. Мне-то все равно, живи хоть с бомжой. Только руки мой перед тем, как ко мне ехать. – Она потянулась, взбила пальцами волосы. Посмотрев на Славку, снова тихо засмеялась. – А может, ты и правильно сделал. Они же, таборные, как овцы, ноги об нее вытри – стерпит. Глядишь, и уживется с тобой.
– Может быть, – не поднимая головы, сказал Славка. – Еще раз подойдешь к ней – убью.
Короткая пауза.
– Дурак, – уверенно подвела итог Рада, растягиваясь на кровати. – Ну ладно, надоело мне с тобой ругаться. Может, делом наконец займешься?
Славка поднял глаза. Рада лежала на спине, закинув руки за голову и сонно улыбаясь. В свете лампы ее кожа казалась золотистой. Полуприкрытые глаза чуть поблескивали.
– Ну, иди сюда, – голос женщины был спокойным, чуть насмешливым. – Смотри, уже меньше часа осталось. Я так опоздаю везде. Ах ты, мой калонько… Давай-давай, работай.
Ее узкая ступня легла на колено Славки, и он, не удержавшись, погладил эту длинную, худощавую, отливающую золотом ногу. Тихо рассмеявшись, Рада обеими руками потянула его к себе и напоследок успела украдкой взглянуть на свое запястье с маленькими платиновыми часиками.
Возвращались через центр, Рада пустила его за руль и промолчала всю дорогу, глядя в окно на искрящийся огнями ночной город. В переулке возле Таганки Славка остановил машину. Они вышли на улицу. Было душно. Рядом, у ресторана толпились люди, слышался нестройный разговор. Зеленоватые отблески витрины полосами ложились на тротуар. Глядя на них, Славка думал, что сказать на прощанье.
– Лучше не связывайся с этими, – снова вспомнил он о сумке. – Посадят – никто вытаскивать не будет. Не наврала, что заберут завтра?
– Много чести – врать тебе… Не бойся.
– Когда теперь снова?
– Не знаю. – Губы Рады сжимали сигарету, и она рылась в сумочке в поисках зажигалки. Славка поднес ей свою.
– Ты что – обиделась?
– На тебя-то? – усмехнулась она. Красная вспышка неровно осветила ее усталое лицо. – Что на тебя обижаться… Как был скотиной, так и остался.
Некоторое время она курила молча.
– Когда ты уймешься, Рогожин, а? Вроде два года прошло, а ты все на меня злишься. Ну, сам подумай – как с тобой жить? Бедная Белка… Доведешь ты ее до смерти. Или она от тебя все-таки сбежать догадается.
– Раз так… – натянуто усмехнулся Славка. – Что ж сама-то со мной?..
– Для здоровья. – Снова смешок, недолгое молчание. – Не бойся, калонько, не люблю я тебя. Хватит с меня этого – вот так! – она резко провела ладонью по горлу и взялась за дверцу машины. – Все, поехала. На неделе позвоню. Не запей смотри за это время.
«Жигули» тихо тронулись с места. Славка постоял еще немного, глядя, как на асфальте мигает и гаснет окурок Рады. Затем повернулся и медленно пошел вниз по переулку – домой.
Королю не хотелось «светиться» в аэропорту. Едва подъехав к автостоянке Внуково, он увидел сидевших на обочине дороги цыган. И хотя эти люли [25] явно были здесь по своим делам и даже не взглянули на него, он предпочел поднять тонированное стекло «Мерседеса». К счастью, рейс из Одессы прибыл вовремя.
Своих Король заметил сразу. Кроме возглавлявшего процессию Таракана, к «Мерседесу» шествовали заспанный Голубь и Али с огромной сумкой. Отставший Лягушонок догонял их, энергично распихивая локтями толпу. Король нажал на газ, и машина выползла на дорожку выезда.
– Ой, мама дорогая! – Зямка просунул в машину рыжую голову в бейсболке. – Здрасьте, Король, наше с хвостиком!
Не обратив на него внимания, Король открыл переднюю дверь и впустил на сиденье рядом с собой Таракана. Остальные полезли назад, и в результате шумного и бестолкового размещения пузатая сумка оказалась на животе Лягушонка.
– Куда ставишь, гад! Ему вредно! Суй в багажник! – раскричался было Зямка, но был вынужден умолкнуть под тяжелым взглядом Таракана. «Мерседес» вырулил на шоссе и понесся к Москве.
Ведя машину, Король изредка посматривал на Леньку. Тот, казалось, не замечал этого. Их вчерашняя беседа по междугородней линии была короткой, и со стороны Таракана преобладали непечатные слова. Король, впрочем, ничего другого не ждал и сейчас был готов снова выслушивать бесконечное Ленькино бурчание. Но Таракан явно не желал выяснять отношения при «чижиках». Путь до Москвы был проделан в молчании, которое лишь после въезда в город решился нарушить Лягушонок:
– Король, ну спасу уже нет! Фамильное достояние отвалится!
Сжалившись, Король притормозил. Они с Тараканом вышли первыми и молча пронаблюдали за тем, как избавленный от сумки Зямка выпадает из машины на руки Голубя:
– Хрен вы мине больше увидите, мама…
– Да сиди ты, гнида! – ругается Гришка, роняя умирающего на тротуар. – Покоя от тебя нет! Щас как вмажу!
– Зачем они тебе? – недовольно спросил Король.
– Понадобятся, – проворчал Таракан. – У Лягушонка здесь вроде люди есть. Ну, доигрался, атомщик?
Король оставил бестактный вопрос без комментариев. Кратко изложил вчерашнюю историю с Ганкой, которая не вызвала в Таракане никакого сочувствия.
– Дешево отделался. Как будем – не знаю. Еще неизвестно, что местная братва скажет. Зачем им с цыганами лишний хипеж?
– Потерпят, – хмуро отозвался Король. – Мы что, не в законе? Имеем право…
– Это в Одессе мы в законе. А здесь мы два жида в три ряда. Ты с Монахом-то поговори, пригодится. Может, поможет чем.
– Ни к чему. С цыганами я сам…
– Вижу я, как ты сам, – ехидно заметил Таракан. – Лучше думай, где эту артистку искать. Может, прямо у нее и Графа прихватим. Я бы еще Розку эту из «Подковы» прижал, но ты ж не дашь…