Герцог-архиепископ Реймский говорил Бернару д’Арманьяку, желавшему чуда для своего молодого, но не признанного родственника: «Чудеса не происходят, если их ждать». Никто не ждал чудесного появления Жанны д’Арк. Когда она явилась во дворец к королю Карлу, отцу наследника, тот отказался принять её, и, когда она, несмотря на это, всё же вдохновила войска на самоотверженную борьбу и заставила англичан отступить, он просто сидел и смотрел, как она — восемнадцатилетняя девчонка — сражается с врагом. Однажды во время ожесточённой рукопашной схватки её захватили в плен англичане, которым отчаянно нужна была хоть какая-нибудь победа. Они сожгли её на костре, и с этого момента положение стало меняться, напор захватчиков стал ослабевать. Были и другие сражения, и отход врага, как и морской отлив, был достаточно медленным. Но в этой Столетней войне англичанам уже более не удавалось одержать ни одной победы.
Король Яков Шотландский своей интуицией поэта почувствовал грядущие перемены. Если восемнадцатилетняя девушка могла сплотить французов в их борьбе, то насколько же ослабли англичане! Он поспешно снарядил свою дочь во Францию, дав ей с собой компаньонку, группу волынщиков и торопливое отцовское благословение. «Он — француз, дорогая, а французы всегда торопятся. Ничего не бойся. Если же в первый год твоего замужества родится ребёнок, — это именно то, что так необходимо Шотландии для скрепления нашего союза — если только ты уже достаточно созрела, чтобы стать матерью, я, право же, и сам не знаю. Он действительно не знал, поскольку в основном был увлечён своими поэтическими опытами.
— Я не боюсь, — гордо сказала Маргарита. — Я старше многих своих фрейлин. А наследник — красивый?
— Надеюсь, что да, — ответил Яков, привычным жестом машинально касаясь щеки, как бы стараясь прикрыть пятно рукой.
— Он обязательно должен быть красивым, — убеждённо произнесла Маргарита, — ненавижу уродов. — В словах её отражался неразумный идеализм юности, до поры до времени пребывавший в тёплом и уютном коконе, сплетённом придворными менестрелями, которые знали, как отработать свой хлеб.
— Существуют и другие достоинства, — продолжал её отец, так и не отнимая руки от лица. — И у наследника их немало. — Однако у него не было времени объяснить юной принцессе, в чём они заключаются.
И она отправилась во Францию. В качестве приданого она везла с собой не деньги, поскольку это противоречило шотландским обычаям, а то, в чём Франция особо нуждалась — это была десятитысячная армия под командованием Арчибальда, герцога Дугласского, который всем сердцем ненавидел англичан и сражался с ними уже 50 лет, правда, не всегда успешно. Когда на следующий год он погиб в битве при Верне, то получил прозвище, отражающее злой рок, преследовавший его всю жизнь, — Неудачник. Но тогда его с большой помпой и воодушевлением встречали во Франции. Карл сделал его главнокомандующим французской армией и дал ему титул. Дуглас теперь стал герцогом Туринским, хотя для того, чтобы сделать его герцогом, королю, у которого в распоряжении было не так уж много земель и титулов, пришлось отнять этот титул у собственной супруги. До тех пор королева Мария была герцогиней Туринской.
— Если ты останешься герцогиней, а Дуглас станет герцогом, — хохотал сам король Карл над своей плоской шуткой, на которые только и был способен его недалёкий ум, — то все решат, что я лично подсунул ему тебя в постель.
Королева ничего не сказала. Он никогда не отличался изысканными манерами, а с возрастом становился всё грубее и равнодушнее, хотя регулярно наведывался к ней в опочивальню, как похотливое животное, не нашедшее ничего более интересного.
Маргарита показалась королеве довольно избалованной девицей, однако жизнь распорядилась таким образом, что они довольно часто проводили время в обществе друг друга, отчасти из-за того, что придворные, подражая королю, мало считались с королевой, а отчасти из-за несчастного брака Маргариты, поскольку после первой брачной ночи молодой муж полностью отдалился от неё.
Никто не предвидел драмы ясным июньским днём, когда Маргарита со своей свитой и солдатами торжественно вошла в Турин. Это был день их бракосочетания. Дуглас выстроил своих шотландцев по одной стороне улицы, французские солдаты с улыбками глядели на них с другой поверх усыпанной цветами мостовой. И что это были за улыбки! Взрослые мужчины с усами и голыми коленками, робко выглядывающими из-под нелепых коротких юбочек! Вот уж где было разгуляться природному галльскому остроумию! Однако несколько жестоких стычек в местных тавернах быстро научили французов с уважением относиться к шотландскому национальному костюму. И вскоре вместо того, чтобы издеваться над нелепой одеждой иностранцев, им пришлось отчаянно защищать свою собственную.
— Разве это по-мужски, — спрашивали шотландцы, — носить на себе тесные рейтузы от бёдер до пяток? Почему у одних французов ноги в полоску, а у других вышиты цветочками? И уж коли на то пошло, почему у одного человека одна нога розовая, а другая — голубая?
Французы отвечали, что сегодня праздник, что все нарядились в честь наследника и его невесты. Обычно же все французы, кроме дворян, носят кожаные штаны.
— А что, у французов такие нежные ноги, что их необходимо защищать бычьей кожей? — интересовались шотландцы. Как французы вскоре поняли, шотландцы были отчаянными спорщиками.
Рынки и лавки в тот день не работали, и открыты были только таверны. На улицах шло веселье, торговали засахаренными фруктами, жареными дынными семечками и солёными угрями. На площадях танцевали канатоходцы — прямо над разноцветной гудящей толпой, бросающей им свои гроши. Медвежатники водили по улицам своих несчастных, затравленных уличными собаками зверей, в которых кидались камнями оборванные городские нищие. Ведь эти животные были беднее самых бедных, глупее самых невежественных, они были ниже их всех. В толпе было множество калек, пострадавших в этой бесконечной войне и теперь пропадавших в нищете, всеми позабытых и брошенных. Они попрошайничали на улицах, пока старые раны не сводили их в могилу.
В более благополучных королевствах, например в Бургундии, в честь бракосочетаний устраивались турниры. Рыцари на арене скрещивали копья, звенели серебряные фанфары, колыхались шёлковые занавеси, в тени которых сидели знатные дамы. Но во Франции не было денег построить трибуны и сшить костюмы для герольдов, а потребность в кровопролитии и возбуждении удовлетворялась во время петушиных боёв.
Трезвонили колокола соборов Нотр-Дам ла Раш, Св. Сатурнина и базилики Св. Мартина, добавляя свои переливы к торжественному звону, раздающемуся с двойной колокольни собора Св. Гатьена. День был ясным и солнечным, наполненным смехом, музыкой и колокольным звоном.
На стене замка была установлена пушка, около которой дежурил пушкарь. Она должна будет выстрелить на закате, тогда, когда наследник с невестой удалятся в спальню. Грохот выстрела послужит сигналом для всех французов, чтобы выпить за здоровье наследника и пожелать ему и его молодой супруге счастливого результата. Если же пушка даст осечку, то солдат ударит в большой барабан.
Но пушкарь как следует прощупал порох, чтобы проверить, не отсырел ли он, и решил, что он в полном порядке, дождя тоже не ожидалось, значит, ничто не должно помешать произвести залп в честь наследника. Он хотел устроить особый салют, заложив двойную порцию пороха. Его злило, что пушкари ценятся ниже, чем механики, управляющие неповоротливыми устаревшими катапультами. Разумеется, катапульты иногда могут быть достаточно эффективными, когда, например, перебрасывают через крепостную стену камень в 500 фунтов весом. Однако сам пушкарь верил в будущее пушки — благородного, красивого и сравнительно небольшого оружия. Если всё как следует наладить, то пушка может по кусочкам разнести целую крепостную стену, осыпая её градом каменных осколков, разлетающихся с бешеной скоростью, так что стены, предназначенные для защиты, моментально превращаются в орудие уничтожения. Если зарядить пушку кусками металла, она способна уничтожить войско противника, несмотря на их металлические доспехи. Да, наступит день — и пушкарь в этом не сомневался, — когда лёгкие и мобильные пушки сменят тараны и катапульты, используемые в армиях ещё со времён римлян. Людовик и его невеста получат потрясающий салют.
Сам Людовик с гордостью и волнением ожидал сегодняшнего события, не испытывая ни малейших опасений или сомнений, свойственных людям более взрослым и опытным. По поводу невесты с ним никто не советовался, что он счёл вполне естественным, поскольку и сам понимал, что ещё мало смыслит в международной политике. Однако он уже успел увидеть шотландскую принцессу и очень обрадовался, что политики выбрали именно её.
Долг каждого принца — жениться на бесформенных рябых дурочках, и Людовик осуждал тех, кто против этого возражал. Маргарита же была стройна и изящна, у неё был пухлый подвижный ротик, а кожа, судя по виду, должна быть мягкой и нежной, такой, как он и представлял себе кожу молодой девушки в своих мечтах.
Король Яков прислал ему в качестве свадебного подарка шпагу с большим рубином в эфесе. Людовик надел её вечером накануне свадьбы и пришёл к отцу.
— Ха, ха! Жених уже демонстрирует своё острое оружие! Тебе бы лучше распускать хвост перед своей невестой, хвастунишка!
Выражаясь достаточно прозрачно, так, чтобы, как полагал юный принц, смысл достаточно легко дошёл до сознания более взрослого человека, Людовик произнёс:
— Мой король и господин, я хочу поговорить с вами, как мужчина с мужчиной.
Король уже немного выпил и намеревался провести вечер в Альбуа с одной из гостиничных шлюх.
— Так, значит, ты хочешь узнать, как должен вести себя жених? Значит, твои учителя тебя ничему не научили? Хотя конечно. Брат Жан и сам ничего не смыслит, а Бернар д’Арманьяк слишком щепетилен. Так что же ты хочешь от меня? Может быть, показать тебе, как это делается? Чёрт побери, с такой милой малышкой это было бы приятно.