В субботу в полдень пришло известие о том, что прибыл посланник из Рима и что его можно ожидать в любую минуту. Он не приехал.
В субботу же ночью посланника, избитого, в кровоподтёках принесли в церковь отца Сермуаза на улице Сен-Жак.
— Его принесли мы — я и мои друзья, — произнёс хозяин, — братство нищих не убивает священников. Это приносит несчастье.
— Но кто-то хотел убить их, — продолжил Вийон. Он объяснил, что священника и маленькую свиту, состоявшую из монахов, поджидала не одна, а две шайки. По прибытии папских посланцев во Францию защитой им служили только молитвы, их положение и то, что они путешествовали инкогнито. Да, такова вера и щедрость папы Евгения V. Люди Вийона отогнали соперников палками, ножами и камнями. Итальянские монахи не знали Парижа и разбежались кто куда. Им будет трудно объясниться, и в любом случае они будут искать дорогу к аббатству Бенуа-ле-Бестурне, но путь туда неблизок. Кроме того, члены братства уже направили многих из них к Сен-Жермену, к Бастилии и в другие места, ничего общего с аббатством не имеющие.
— А откуда взялась вторая шайка? — спросил Людовик.
— Можно гадать, — ответил Вийон. — Но один из них пробормотал перед смертью, что Пьер де Брезе отомстит за него. Члены братства бросили его труп в колодец, предварительно сняв с него и разделив между собой его одежду.
— Я полагаю, монсеньор, что де Брезе, действуя или сам, или по поручению других лиц, хотел уничтожить письмо папы, в случае, если бы оно содержало благоприятный для вас ответ.
Людовик вопросительно посмотрел на него.
— А он был благоприятен для вас, монсеньор. Его святейшество отказало королю.
— Неделю назад я пришёл бы в восторг от этой замечательной новости, мастер Вийон. Но теперь, после всего, что случилось... Я не знаю.
— Я тоже не знаю. Враг, который остался глух к повелениям главы всего христианского мира, наверняка услышит тех, кто требует вашей смерти. Именно поэтому для вас подготовлено место в «Полосатом осле». Здесь вы будете в полной безопасности.
Людовик взвешивал все за и против и, чтобы оттянуть окончательный ответ, спросил:
— Как вам удалось достать письмо?
— Один вид Колена из Кейо объяснит вам всё, — улыбнулся Вийон, — я не знаю человека с более ловкими пальцами. Фальшивомонетчикам, которых ловят, обычно отрезают уши. Тем, кто в упрямстве своём отказывается называть своих сообщников, силой развязывают языки. Колен очень упрям. В конце концов он, правда, заговорил. Его рука не совсем зажила после пыток, но он всё ещё способен весьма искусно подделать печать с ватиканскими ключами. Посланника принесли сюда всего лишь через несколько часов после нападения. Мы перевязали ему раны и отнеслись к нему с уважением, что, как правило, успокаивает случайных гостей нашей таверны. К тому времени как он пришёл в чувство, письмо уже было вновь запечатано и лежало на прежнем месте. Естественно, отцу Сермуазу ничего об этом не известно.
— Король уже получил письмо?
— Оно наверняка попало в руки членов совета. В любом случае, к утру его доставят. Но время ещё есть.
Людовик решился.
— Время для чего, Франсуа Вийон?
— Монсеньор, вы удивляете меня. Когда я впервые встретил вас, я решил, что вы простодушны. Вы мне показались просто-таки воплощением простодушия. Сейчас я уже сомневаюсь: простодушны вы или же безрассудны. «Полосатый осёл» в вашем полном распоряжении. Эту обшарпанную комнату можно сделать более удобной. Никто, кроме меня и Колена, не будет знать, что вы здесь. Повторяю, тут вы в полной безопасности. Оставайтесь, по крайней мере, пока положение не прояснится окончательно. Я смогу сообщать вам о происходящем не хуже, чем это делал бы великий прево. Наши люди повсюду. Их уста на замке, но уши их слышат, и у них нет тайн от меня, а у меня — от вас. Исчезнуть на некоторое время сейчас для вас самое разумное.
— Безусловно, это самое разумное, — улыбнулся дофин.
Отсидеться в этой груде камней, забытых Богом и людьми, было очень соблазнительным. Его глазами, ушами, его агентами стали бы все попрошайки и жулики Парижа. Он узнал бы наконец, кто его враги, и придумал бы, как с ними бороться.
Но при одной мысли о Маргарите, которая всю ночь вдыхала холодный воздух улицы, чтобы как-то сгладить его отсутствие, его лицо залилось краской стыда. Он обещал ей вернуться раньше, чем напьётся де Брезе, и на этот раз он не может её подвести.
— Из вас бы получился весьма красноречивый советник, друг мой, но, к сожалению, я не могу сейчас воспользоваться вашим гостеприимством.
Вийон беспомощно развёл руками:
— Если бы монсеньор был обыкновенным человеком, я бы счёл его глупцом.
Людовик улыбнулся:
— Я не думаю, что когда-нибудь раньше причины моих поступков были более обыкновенны, чем теперь.
Разговор занял больше времени, чем он рассчитывал. Ещё издали дофин понял, что фейерверк закончился, а подъехав поближе к толпе, которая всё ещё окружала дворец, увидел, что факелы уже зажгли снова. Он решил, что его взмыленная лошадь, которая явно проделала неблизкий путь, вызовет слишком большие подозрения, поэтому, соскочив с седла, притворился пьяным и подарил коня первому же попавшемуся нищему. Затем протиснулся между простолюдинами, буржуа и в конце концов оказался среди ослепительного блеска двора. Маргарита беседовала с Робертом Пуактевеном, королевским лекарем.
Единственное, в чём отец и сын были едины, так это в привязанности к Маргарите. Когда снова вспыхнули огни, Карл заметил нездоровый румянец на щеках своей невестки. Он был слишком знаком с различными видами румян, чтобы сразу понять, что не они послужили тому причиной. Громким голосом он осведомился:
— Куда подевался мой пустоголовый никчёмный отпрыск? Он вечно путается под ногами, когда не нужен, и его никогда не найдёшь, когда он нужен. Дитя моё, когда человек выглядит не так, как обычно, это значит, что он выглядит не так, как должно.
Король приказал отцу Пуактевену немедленно осмотреть её и всё исправить. Аптекарь был послан домой за каким-нибудь лекарством. После чего, весьма довольный фейерверком и вином, Карл повалился в розовый куст, где от души, по-королевски помочился, щурясь на огни, в то время как несколько тысяч подданных, высокого и низкого ранга, взирали на него.
Таким образом, никто не обратил внимания на появление Людовика, и он, бесшумно приблизившись к Маргарите, взял её под руку и отвёл домой.
— Всё в порядке, — прошептал он. — Да благословит тебя Господь за то, что ты помогла мне. Пойдём домой, и позволь, я позабочусь о тебе сам.
Несмотря на усталость, остроумие не покинуло её:
— О, я была с лихвой вознаграждена весьма необычным представлением, которое показывал твой отец.
Понедельник выдался весьма необычный. Дофин поднялся рано утром, когда Маргарита ещё спала. В комнате стояла духота, но крыши домов были ещё покрыты росой, и солнечный свет ещё не успел разогнать золотистый туман, повисший над городом. Людовик боялся, что его испарения могут повредить Маргарите. Поэтому он осторожно задёрнул занавеси её кровати и, не открывая окон, потихоньку, чтобы не разбудить её, на цыпочках вышел из комнаты.
Позади дворца раскинулся прекрасный сад. Людовику вдруг пришло в голову, что можно собрать большой букет роз и поставить его рядом с кроватью Маргариты, пока ей не подали завтрак. Он соберёт цветы, а потом пойдёт в церковь. В саду, когда он проходил мимо сарая, рядом с ним неожиданно упал кусок черепицы. Если бы он попал Людовику на голову, то наверняка убил бы его. Дофин два раза обошёл кругом маленькое строение, но никого не обнаружил. За садом находились конюшни. Если черепицу сбросила рука человека, а не дьявол или роса, то негодяй мог скрыться там.
Заспанный стражник клятвенно заверил его, что ни одна живая душа не заходила в конюшни, и, присмотревшись, Людовик увидел там только трёх королевских лошадей. Одна из них даже не принадлежала королю. Это была та самая лошадь, которую он отдал нищему накануне, — и вот теперь она таинственным образом возвратилась.
— Пресвятая Дева, даже среди воров существует понятие о чести!
— Вы изволили обратиться ко мне, монсеньор?
— Нет, тупая твоя голова, не к тебе. Иди спать.
Он не стал возвращаться в сад, а взял лошадь и поскакал в церковь. Там он отстоял утреннюю мессу. Народу было немного, по-видимому, все представители трёх сословий отсыпались после вчерашнего празднества.
Освежённый, как и всегда, после посещения службы, дофин вышел из церкви и протянул нищему экю, внимательно всматриваясь в его лицо и ожидая неизвестно чего. Нищий схватил монету, бормоча слова благодарности и пробуя её на зуб, дабы удостовериться, что она настоящая. Людовик вспомнил, что вовсе не каждый нищий непременно должен состоять членом «братства нищих». Некоторые люди являются в действительности именно теми, кем кажутся, и никем больше — об этом не следовало забывать.
Вскакивая на лошадь, он вдруг заметил накарябанное на седле слово «ЛЕТИ!». Он стёр его, гадая, как оно могло здесь появиться и вообще, кто в этом квартале мог уметь писать.
Весь день Маргарита жаловалась на боли в горле, так что она даже ничего не стала есть. Роберт Пуактевен осмотрел её и оставил бутылочку с лекарством, лекарство, которое целую ночь из двадцати шести составляющих готовил Жан Буте, добавив туда немного безвредной соли, чтобы довести общее количество ингредиентов до двадцати семи — числа, делимого на три, девять и заключающего в себе цифру семь, — всем этим лекари, из соображений астрологии, никогда не пренебрегали. Астрологическая наука, хотя и не пользовалась уже таким авторитетом, как в былые годы, ещё не умерла. А когда речь шла о лечении членов королевской семьи, рисковать было особенно глупо.
Отец Пуактевен говорил спокойно с оптимизмом, свойственным его профессии. Он сказал, что дофина страдает от временных перепадов настроений: сухая жаркая стихия огня в её душе, вызванная к жизни слишком долгим и пристальным рассматриванием фейерверков, взяла верх над влажной и холодной стихией воды, в результате чего Маргариту и начало лихорадить. Он объяснил доступным языком, что лекарство, которое приготовил Жан Буте, должно снять жар, что оно изготовлено из трав и прочих даров природы и не может причинить никакого вреда, так как содержит два очень дорогих и редких средства: размолотые кусочки египетской мумии и припарку из кожи саламандры. Мумия призвана защищать тело, ибо мумии не гниют, а что касается саламандр, то разве не живут они в огне и не размножаются в нём? А теперь, закончил отец Пуактевен, он должен поспешить к королю, который всю прошлую ночь провёл в совете по крайне важному и неотложному делу.