— Моя свита! — добродушно воскликнул Фуа. — Просто мне без конца говорили, что кругом полно англичан, и мне хотелось проучить их. Однако за два дня, что мы были в пути, мы не видели ни малейших следов этих негодяев.
Бернар подумал, что Жан будет невероятно рад услышать это, однако вслух сказал:
— Слухи о вылазках противника, хотя, возможно, и несколько преувеличенные, скорее всего имеют под собой какое-то основание. Здесь в Арманьяке ваша милость будет в полной безопасности. Не благоразумнее ли отослать ваших людей обратно в Фуа?
Лицо принца потемнело, и Бернар тут же повернул дело по-другому. В разговоре с графом де Фуа было бессмысленно взывать к его чувству собственной безопасности.
— Я просто опасаюсь, что во время вашего отсутствия города ваши могут подвергнуться набегам противника.
Успокоившись, Фуа произнёс:
— Возможно, вы и правы. Хорошо, я отошлю их домой.
Стоя в тени зубцов крепостной стены неподалёку от своих покоев, Жан наблюдал за переговорами, почёсывая голову. Он был страшно счастлив, когда увидел, что вся свита де Фуа, кроме небольшой группки воинов, развернулась и двинулась прочь от ворот замка. Он услышал, как сначала заскрипела, поднимаясь, решётка, чтобы пропустить гостя, и опустилась снова, затем раздался грохот цепи, поднимающей мост. И опять железные прутья и ров, наполненные водой, отрезали замок от прочего мира.
— Здесь, в Арманьяке, вы очень осторожны, — заметил Фуа.
— Мы беспокоимся о вашей безопасности, мой принц.
Фуа только пожал плечами, но ничего не ответил.
— Мне показалось, что сквозь решётку я видел даму.
— Это мадам Изабель, моя племянница и сестра графа Жана. Как и мы все, она с нетерпением ожидает встречи с вашей светлостью за ужином.
Фуа подумал, что Изабель, возможно, несколько оживит эту мрачноватую и скучную трапезу, поскольку вид двора, заваленного всевозможными отбросами, среди которых возились вонючие свиньи, не показался ему уж очень гостеприимным.
Тем временем голова Жана продолжала чесаться, и его мажордом, старый доверенный слуга, заметив ожесточённую работу пальцев хозяина, осмелился предложить:
— Я слышал, что ванна для всего тела помогает избавиться от этих насекомых. Вот так мадам Изабель удалось...
Лицо Арманьяка побагровело от ярости.
— Грязный, мерзкий старый шпион, откуда тебе знать, что моя сестра каждый день принимает ванну?
Он стал оглядывать комнату в поисках предмета, которым можно было бы запустить в старика. Мажордом съёжился и задрожал.
— Мой господин, но об этом все знают, я не шпионил и не подглядывал. Об этом говорили служанки — я слышал их разговоры на кухне, — ведь это такая необычная привычка. Не бейте пожилого человека, отца и деда... — Он замолк, прикусив язык. Арманьяк воспринимал как оскорбление любое замечание, в котором, как ему казалось, содержится намёк на его бездетность и безбрачие, столь же полное, как и священнослужителей.
— Пришли сюда эту девку, пекущую хлеб. Она их вычешет. А ванну пусть принимают женщины и младенцы.
Старик поспешил вон из покоев, удивлённый, что дело обошлось без побоев. Кроме того, это странное требование порадовало его. Граф Жан не желал принимать ванну, а когда его одолевал зуд, как и всех остальных, требовал прислать ему кухонную девку. Значит, для него ещё не всё потеряно.
Глава 5
За время после заключения союза Изабель и Фуа виделись довольно часто, однако ни разу без свидетелей. Изабель вообще никогда ещё не бывала наедине ни с одним мужчиной, кроме брата, а Жан д’Арманьяк с первого взгляда понял, что графа де Фуа не следует оставлять наедине с молоденькой и неопытной девушкой.
Однако произошло событие, несколько изменившее ситуацию. Шпион Арманьяк, посланный, чтобы проследить за действиями солдат принца, вернулся с сообщением, что те не вернулись к себе в Фуа, а разбились на отряды и расположились в соседних городах. Они не делали никакого секрета из того, что намерены ждать, пока их хозяин не покинет — или, как они выражались, «его не отпустят» — мрачные стены Лектура.
— Говорят, — откомментировал это сообщение Бернар, — что они тебе не доверяют и подозревают, что ты вытребуешь выкупа за своего гостя, что явится возмутительным нарушением правил гостеприимства.
— Ну а почему бы мне этого не сделать? — спросил Жан.
— Не забывай об англичанах.
— Я сам поеду и посмотрю, кто представляет для меня большую угрозу — англичане или отряды Фуа.
— Думаю, что принц может неправильно истолковать тот факт, что ты поедешь шпионить за его людьми.
— А кто им скажет, куда я поехал? Ты?
— Нет, Жан, конечно, нет. Я не изменю нашему дому.
Но Жан прекрасно понимал, что принца не так-то легко провести. Пока хозяин замка будет в отъезде изучать силы и возможности своих как вероятных, так и старых врагов, принца необходимо развлечь, причём чтобы он забыл о своих опасениях и предосторожностях. Жан д’Арманьяк подозревал, что за видной внешностью, умным лицом, открытым взглядом и губами, с которых без конца сыплются любезности, скрывается страстная и чувственная натура. Лучшей приманкой здесь станет Изабель.
— Не уверен, что твоя затея мне по душе, — сказал Бернар, когда его племянник рассказал ему о своём замысле. — Как раз здесь-то сейчас и нужна твоя особая забота и внимание. Ты уверен, что поступаешь правильно, оставляя их одних?
Лицо Жана скривилось в презрительной усмешке:
— Ты мне будешь говорить о том, что сомневаешься в добродетельности моей сестры? Ты думаешь, она проявит слабость по отношению к этому надутому щёголю?
— Я бы не стал называть его надутым щёголем.
— Или думаешь, что она проявит неуважение ко мне?
— Я просто хочу сказать, что Изабель вела очень уединённую жизнь, а принц — мужчина видный.
— Изабель привыкла к обществу видных мужчин, — произнёс Жан с такой убеждённостью, что старший Арманьяк улыбнулся.
— Брат — это совсем другое, Жан.
В тот вечер, когда после ужина была убрана посуда, когда итальянские вилки унесли на кухню, где прислуга их будет мыть, поражаясь причудливому изобретению, и уж наверняка попробует поработать ими сама, и когда Изабель уже собралась уйти к себе, как обычно, оставив мужчин за кувшином вина, Жан сделал ей знак остаться.
— Нет, сестра, посиди ещё немного с нами. Выпей с нами немного вина. У меня сегодня хорошее настроение. Посиди, укрась наше общество своим чудесным пением, своей красотой. Принц, вам не кажется, что когда Изабель покидает комнату, то даже свечи горят не так ярко, даже огонь в камине становится бледным? — Он сделал знак мажордому, и тот поставил перед Изабель кубок и неохотно наполнил его вином, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.
Но Фуа просиял.
— Когда брат выражается, как любовник, — сказал он, — то любовнику просто нечего сказать, кроме того, что ему оказывается огромная честь, и остаётся только пытаться пуститься в безнадёжное для него соревнование.
Это были обычные для того времени комплименты, но Бернару почему-то стало не по себе от этих любезностей. Изабель тоже знала, что такое любезности и комплименты, однако прежде они никогда не относились к ней так прямо. Это было новым для неё, слова бросились ей в голову так же, как и сладкое крепкое вино. Она прекрасно знала обязательный ответ на это: хотя она и девственница и ничего не знает о любви, но может отличить преданность брата от страсти любовника, и, хотя любовник слишком поспешно и слишком дерзко себя таковым признал, всё же его претензии, возможно, когда-либо и оправдаются.
Вместо этого она прошептала слова, слишком чистосердечные, на которые просто нельзя было отреагировать обычной светской любезностью.
— Мой принц, когда любишь, то не говоришь о любви, если любишь по-настоящему.
Пока она мямлила свой ответ, мажордом, обладающий довольно острым слухом, неодобрительно поджав губы, нарочно громко стукнул краем кувшина о кубок Жана, доливая ему вина.
— Да будь ты проклят, неуклюжий болван! Ты чуть меня не облил. Что ты сказала, Изабель? Наш гость упрекнул меня в том, что видит во мне соперника. Ха! И что ты ему ответила? — И продолжал, обращаясь к Фуа: — Моя сестрёнка ещё теряется, когда ей приходится отвечать на комплименты. Так что она сказала?
Фуа небрежно ответил:
— Она предупредила меня, чтобы я не очень распускал язык, как я и ожидал.
Однако Бернару не понравился огонь, горевший в его взгляде. Пора поменять тему разговора да и завтрашние планы тоже.
— Граф, мой племянник, — сказал Бернар, — вбил себе в голову, что здесь поблизости шныряют англичане, и собирается завтра угром повесить пару-другую этих негодяев на самых высоких деревьях, чтобы другим неповадно было сюда соваться. Жан, может быть, для этого достаточно просто послать отряд наших солдат? Думаю, невежливо оставлять нашего гостя одного.
— А меня не приглашают на охоту? — спросил Фуа.
Арманьяк вспыхнул.
— Мой дядюшка нарочно неточно выражается, чтобы позлить меня. Я не говорил, что кругом шныряют англичане. Я просто сказал, что ходили разговоры. Я собираюсь поехать и посмотреть сам. Это не карательная экспедиция — просто небольшая разведка.
— Тогда я поеду с вами, — тоном, не допускающим никаких возражений, произнёс Фуа.
— Дело в том, — продолжал Жан, сердито сверкнув глазами в сторону дядюшки, — что гость может мне быть только помехой. Я собираюсь взять лишь несколько опытных разведчиков — трёх или четырёх. Мы попытаемся как можно осторожнее проскользнуть по лесу, тихо, как змеи, — было странно видеть, как его пухлая рука грациозно извивается, изображая манеру их предполагаемого движения. — И вы, безусловно, согласитесь, что при подобной экспедиции чем меньше народу, тем лучше.
Фуа призадумался, не спуская глаз с Изабель.
Граф Жан продолжил:
— Моя сестра обожает ездить верхом в окрестностях замка и может даже поохотиться на фазанов или куропаток. В последнее время мы редко покидали стены замка, и мне даже стало казаться, что розы на её щеках чуть поблекли. Земли к востоку от замка вполне безопасны. Но, безопасны они или нет, если она завтра соберётся на охоту — а я не буду возражать, если она этого захочет, — то мне будет спокойнее, если её будет сопровождать и защищать в случае необходимости сам принц де Фуа, новый друг и союзник Арманьяка.