Решив выдавать замуж принцесс, он времени даром не терял. Анну он выдал за Пьера де Боже Бурбонского, чтобы покрепче привязать мощный Бурбонский дом к трону; маленькую уродливую десятилетнюю Жанну — за Луи Орлеанского, ветреного молодого принца, который, можно было быть уверенным, не станет докучать ей, поскольку предпочитал соколиную охоту и скачки верхом через пятнадцатидюймовые барьеры. Однако брак Жанны обеспечивал преданность знаменитого дома Орлеанского. Ибо было нерыцарственно с феодальной точки зрения, некрасиво — с семейной, непрактично — с любой, поднимать руку на сюзерена, короля, и баснословно богатого тестя, который осыплет тебя милостями, если будешь послушен ему, и заключит в железную клетку — если нет. Анна писала матери, что счастлива. Жанна же так и не научилась писать.
Обе свадьбы сыграли пышно как национальные празднества. Но королева чувствовала себя одиноко без дочерей и упрекала себя за то, что слишком поспешно предложила выдать их замуж. Из Гренобля она писала, что собирается вернуться в Плесси-ле-Тур. Это было уступкой.
Из Парижа король отвечал ей, что настоятельно советует оставаться на юге. У него опять неприятности, писал он, старые неприятности, сейчас у него нет времени объяснять в чём дело, но в связи с этим у него нет ни одного свободного ото сна часа, который он мог бы посвятить ей.
— А таких часов — девятнадцать, — вздохнула королева. Не было смысла ехать.
Она написала, что вместо этого нанесёт визит новой герцогине Бурбонской, своей дочери Анне.
Из Сен-Кантена — как быстро переезжает король с места на место! — пришёл короткий ответ:
«Нет, мадам. Герцогиня сама приедет к вам. И вы обе оставайтесь на месте. Никому не говори, но северу угрожает вторжение. Здесь сейчас место только солдатам. Пришли мне шесть своих самых красивых фрейлин, весёлых, не жеманных. Людовик».
— Не понимаю, — прошептала королева, пряча письмо, пока какая-нибудь из весёлых фрейлин не прочитала его. Она стала подозрительной по отношению ко всем своим придворным. — Каких же распутниц я вскормила, сама того не подозревая.
Она показала письмо своему духовнику, мрачному престарелому савойцу.
— Преподобный отец, король, оказывается, такой же, как и все!
— Нет, мадам. В этом его не заподозрит и злейший враг, — он надел очки и стал читать.
— Я ненавижу его, — сказала королева.
Он посмотрел на письмо и улыбнулся.
— Думаю, в этом нет необходимости. Да, король достиг того возраста, когда ему нужно особое понимание и много искренних молитв. Но мой опыт в таких делах, о котором, возможно, мадам и не подозревает, позволяет мне с уверенностью сказать, что ни один мужчина не станет просить собственную жену прислать ему другую женщину. Необходимость такого количества молодых дам это — верный признак...
— Король свободен в своих действиях, — недовольно сказала Шарлотта. Но у неё появилась надежда. Король был также скрытен. Если бы они были нужны ему самому, она бы узнала об этом последней.
Поджав губы, духовник медленно произнёс:
— Увы, кажется, я понял. Это ещё одно следствие заключения кардинала. Ему нужны женщины для Зем-Зема.
Слух о том, что король посадил в клетку кардинала, объяснил он, вышел за пределы христианских земель.
— В Турции, — сказал духовник, — султан Баязет прослышал об этом, хотя мне жаль говорить об этом, он поздравил короля с таким смелым поступком. Что менее печально, турецкий властитель послал ему множество бесценных реликвий из Константинополя. У турок такой обычай — делать дорогие подарки, которые мы назвали бы взятками, тем, от кого они ждут каких-либо услуг.
Королева улыбнулась. Людовику это тоже было не чуждо...
— Великий султан послал к его величеству также своего брата Зем-Зема, закованного в золотые цепи, предположив, что если король решился посадить в клетку кардинала, то он без сомнений может заточить и Зем-Зема, который так же опасен для турецкого трона, что и покойный Карл Гиеньский был опасен для французского.
— Ни кардинал, ни Зем-Зем не сидят в клетках, — сказала королева.
— Нет сомнений в том, что его величество тут же освободил принца от золотых оков.
— Он говорит, что Зем-Зем — очень интересный молодой человек, образованный, не совсем темнолицый, и пользуется большим успехом при дворе. Он проявляет к Зем-Зему щедрое гостеприимство.
— Итак, — продолжал духовник, постукивая очками по письму, — похоже на то. Но полагаю, вам следует напомнить его наихристианнейшему величеству, что христианское гостеприимство не должно доходить до поощрения кощунственного многожёнства.
— Мои бедные дамы, — сказала королева, — не беспокойтесь, ваше преподобие, я позабочусь, чтобы они оставались здесь в безопасности.
К тому времени, как Людовик получил отказ от королевы, у него были уже другие дамы, но предназначались они вовсе не Зем-Зему. Этот красивый молодой язычник прекрасно обходился и без них, в безопасном изгнании занимаясь организацией флота, который вскоре уже бороздил просторы Чёрного и Средиземного морей. Среди всех забот и тревог Людовик нашёл время подумать о французской торговле. В обмен на то, что он удерживал Зем-Зема под своей охраной, он выжал из султана торговый договор, который давал Франции преимущество перед всеми другими европейскими странами. Герцог Бургундский кричал: «Позор! Теперь Паук торгует с язычниками!» Эдуард Английский ворчал: «Нечестно!» Об этом-то Паук и подумал в первую очередь.
Герцог Карл ничего не понимал в торговле, но он знал, что от неё зависит состояние казны. Его фламандские купцы всё время твердили ему, что Людовик добивается баснословно выгодных монополий, и если так пойдёт дальше, Бургундия скоро обанкротится. В отчаянии герцог прибегнул к дипломатии, поскольку она, казалось, становится новым средством выживать в нынешнем мире.
Рука его была тяжёлой по сравнению с утончёнными методами Людовика, но никто настолько не ожидал хитрости с его стороны, что манёвр его чуть было не увенчался успехом. Ему помогло также и то, что английский король был неумелым и непроницательным политиком.
Бургундский шпион прокрался в камеру Жака де Немура, последнего предателя из знатных французов, всё ещё не прощённого или повешенного. Трижды восставший, Немур представлялся королю независтливым, но слабым, на него нельзя было положиться. И король держал его в клетке.
Сквозь её прутья шпион Карла шепнул Немуру обнадёживающие слова о свободе.
— Вам только нужно подписать бумагу, мой господин Немур. Она уже написана. Быстрее! Я уже обмакнул перо!
— Как я могу быть уверен, что вы не королевский провокатор?
— Паук обречён, если вы подпишете это.
— Я боюсь.
— Вы хотите выйти на свободу?
— О Боже! Да!
— Тогда — вот здесь...
Немур нацарапал своё имя.
— О чём это письмо?
— Вы обещаете открыть ваш город Сен-Кантен для врагов Паука.
— Кому это послание предназначается?
Шпион растворился в темноте.
— Эдуарду Английскому. Будьте благоразумны.
— Боже правый!
Слишком поздно об этом узнал король.
— Нерасторопный, медлительный предатель! Ты должен был перехватить письмо!
— Ваше величество, ведь я узнал об этом только благодаря случайности. Ведь всё дело в том, что бургундец переоделся стражником. Побег так хорошо был организован.
— Благодаря случайности... Ты ответишь за это. Мне нужно проверить, хорошо ли ты слышишь? — Палач отсёк ушные раковины и проколол барабанные перепонки раскалённой иглой.
— Его побег был хорошо организован? — Начальник тюрьмы был уволен без денежного пособия. Стражников отправили на галеры на десять лет. Так создавался новый торговый флот короля.
— Тюрьмы — место, где царит духота, — заметил король. — Пусть посидят за вёслами, подышат свежим воздухом и укрепят своё тело физическими упражнениями.
Но как ни странно, король не причинил вреда Жаку Немуру за то, что тот поведал о происшедшем. Король изменил своё к нему отношение совершенно неожиданно. Он навестил его.
— Ты — пустышка, Немур. Чёрт возьми, я должен был тебя вздёрнуть. — Он отошёл от клетки и внимательно всмотрелся в прутья.
— Как вздёрнуть? — Закричал Немур в ужасе. В этот страшный Момент, под гипнотическим взглядом короля, он представил себя жертвой, принесённой демонами. Ему вспомнились все старые истории о колдовстве: глаза короля горели ненавистью.
Герцог Карл отправил письмо в Англию. Если Людовика XI вообще когда-нибудь можно будет остановить, то надо это делать сейчас же. Франция не такая уж цельная, как может показаться из-за океана.
Он докажет это всем. Королю Эдуарду придётся лишь преодолеть пролив вместе со своей армией. И Сен-Кантен, северная твердыня, тотчас откроет перед ним двери. Бургундская и британская армии объединятся и устремятся вперёд, к Парижу, где, говорят, в сокровищницах лопатами гребут драгоценности. Он напомнил Эдуарду, что сам когда-то, без поддержки, смог продвинуться до Бове.
Английский каллиграф, бывший когда-то дипломатом при бургундском дворе, чрезвычайно способный человек, служивший теперь печатником в Вестминстере под гербом с красной широкой полосой, Уильям Какстон, подтвердил подлинность подписи Жака де Немура.
Эдуард удивился такой проворности герцога Карла: никто не ожидал, чтобы французского короля подвела стража. На Эдуарда давили со всех сторон. Лондонские торговцы были в ярости от того, что Людовик без промедления прибрал к рукам большую долю европейской торговли. И британская знать, многие представители которой могли вспомнить потерянные поместья во Франции, подталкивала его к вторжению. Эдуард прибыл в Кале с хорошо экипированной и обученной армией и ожидал встречи с армией герцога Карла.
Обеспокоенный совсем другими событиями, герцог встретился с ним через неделю, имея с собой лишь небольшой отряд бургундских рыцарей, едва ли бывший представительнее отряда личной охраны. Ему пришлось заняться другими делами, сообщил он, из-за неожиданного посягательства швейцарцев на его провинцию в Франш-Конте. Он был вынужден оставить большую часть армии в тех местах, чтобы одновременно отбивать