День был будний, перекресток – из тех, по которым с утра до вечера в разные стороны шастает множество людей. Толпа зевак, облепившая подобно рою пчел что-то, что было в ее центре, увеличивалась на глазах. Евграф поравнялся с толпой и тут только смог как следует разглядеть автомашину.
Что-то невероятно знакомое было в этом новеньком «мерседесе», странно приткнувшемся к высокому тротуару на встречной полосе движения. Водительская дверь распахнута… В просвет между двух зевак Церковный Псих видел только ее. Темный кожаный салон, маленькие сувенирные боксерские перчатки… Один из зевак шагнул в сторону, и взгляд Тюрморезова передвинулся чуть вправо…
Робик лежал в странной позе. Под главарем банды растеклась лужа крови.
Тюрморезов не знал еще, – об этом сообщат в телерепортаже: направив машину к противоположному тротуару, Роберт потом затормозил, выскочил из «мерседеса» и бросился к кафе. Надеялся спрятаться в нем от убийц, преследовавших его на мотоцикле. Но те оказались проворней: цыган пробежал всего несколько метров.
Убийство Робика, к которому Евграф не имел никакого отношения, принесло ему славу в темном мире столицы. На самом деле Роберта убили по заказу конкурирующей группировки. Та претендовала на господство над территорией, которую цыган считал своей. Тюрморезов никогда не пересекался с этими людьми. Даже не слышал о них.
Люди, подославшие убийц, действовали коварно и хладнокровно. Никакой войны Роберту и его банде заранее не объявлялось. Оставшись без главаря, его преступная команда распалась на несколько маленьких группок. Часть из них вскоре влилась в банду победителя. Часть была вынуждена уступить подконтрольную территорию напористым конкурентам. Дядя Роберта был убит. Мстить Тюрморезову оказалось некому.
Так было в жизни.
Но разбежавшиеся психи и мелкие уголовные шестерки передавали из уст в уста совсем другую версию событий: Церковный Псих – коварный предатель. Он уничтожил и своего патрона и банду. Действовал при этом очень изощренно, наводя на Робика одновременно органы и конкурентов.
В темном мире свои законы. Здесь награждают почестями не за верность товарищам, хороший труд и добрые дела. А за коварство, силу, способность нанести неожиданный убийственный удар… Евграф приобрел славу «мутной», опасной личности. Его имя произносили со страхом. Сумасшедшие, знакомые ему по «дурке», окончательно признали его выдающейся личностью. Даже те, кто прежде относился к нему со скепсисом.
Цель, которую Евграф подспудно всегда перед собой ставил, была достигнута: молва нарекла его Королем Психов.
Псих набрал код и распахнул на себя металлическую дверь подъезда. Оттуда на него дохнуло сыростью и запахом плесени. Он не без удовольствия шагнул внутрь. Настроение стремительно улучшалось.
Каждый раз, когда приближался к этому серо-зеленому зданию, а особенно, когда оказывался в его чреве, лже-Скворцов начинал чувствовать себя особенно уверенно. Его охватывало ненормальное воодушевление, которое было направлено на мрачные, чудовищно преступные злодеяния.
Псих не задумывался над причинами странной связи настроения с каменным кубом в старой части столицы. Ему достаточно, что она есть и доставляет ему «позитивные» эмоции.
Между тем, для человека, желающего найти причинно-следственные связи, объяснить гармонию психопата и архитектурного объекта проще, чем прищелкнуть пальцами.
Здание, так вдохновлявшее лже-Скворцова, построено в конце двадцатых годов прошлого столетия. Его создатель причисляется архитектурными критиками к «советским конструктивистам». Это те психи и дьяволы, чье время наступило после революции: строили дома специально под «общественный» образ жизни неотесанных коммунаров-пролетариев.
Для более полного счастья надо иметь одну огромную общую кухню на этаж, тесные комнатки. Чтобы коммунарам не хотелось проводить в них время, и они подольше пребывали «в коллективе».
Адское здание для адского образа жизни, растаптывавшего человеческую личность, возбуждало Психа больше, чем палача вид эшафота с водруженной на него гильотиной.
В Москве из таких зданий состояли целые кварталы. Во многих районах они доминировали. Забегая вперед, скажем: Псих испытывал особенное притяжение к подобным местам… В них он предпочитал действовать.
Сегодняшний адрес был ему знаком. Сюда, в коммунальную квартиру к лопоухому Мише, Псих некоторое время назад приходил за фальшивыми документами. Лопоухий выполнял роль связного между лже-Скворцовым и «Группой личностей».
– Это все, что тебе велено передать… – проговорил Миша, выложив на стол, накрытый несвежей светло-зеленой скатертью, пачку тысячных купюр. Они были перехвачены посередине зеленой резинкой.
Псих уставился на деньги. Банкноты – явно не новые, мятые, прилегали друг к другу не идеально плотно. «Сколько здесь может быть?.. Точно меньше, чем рассчитывал. Но что делать?!.. Просить больше – бесполезно!» – думал лже-Скворцов.
– Здесь сто тысяч рублей, – проговорил Миша, вновь беря пачку в руки.
Это было больше, чем поначалу предположил Псих. Для выполнения тех задач, которые ставила перед ним «Группа личностей» хватит за глаза. Он может снимать комнату у старухи, жить, ни в чем себе не отказывая, завтракая, обедая и ужиная со спиртным до самого часа «ч». Но Скворцов почему-то, – для этого не было никаких оснований, – надеялся, что «руководители» отсчитают ему купюр щедрой рукой так, что хватит не только на короткое время, что он будет задействован в подготовке акции, но и на будущее, которое за ней последует.
Этого не произошло.
Лопоухий покачал пачку банкнот в ладони и бросил ее обратно на стол. Псих тут же схватил ее.
– Как идут дела? – спросил Миша. Голос его звучал холодно. – Ты уже снял квартиру?
Психу показалось, что лопоухий принялся разговаривать с ним, как со своим подчиненным.
– С каких пор я должен перед тобой отчитываться?! – сухо ответил он вопросом на вопрос. Подошел к окну. Висевшая на нем желтенькая занавеска была ужасающе грязной. Скворцов потянул ее за край. В образовавшуюся щель стал виден тесный двор: мусорные контейнеры, в которых копались заросшие косматыми волосами личности, брошенный возле помойки старый диван. Сквозь разорванную обивку проглядывал деревянный каркас и куски поролона. В дальнем углу двора стояли парень с девушкой. Она держала в руках большой букет роз. Их бутоны ярким пятном алели на фоне окружающей серости. Парень держал в руках банку, которую то и дело подносил ко рту. «Пиво или слабоалкогольный коктейль!» – решил Псих. Несмотря на то, что он получил от лопоухого совсем не ту сумму, о которой мечтал, настроение его продолжало улучшаться.
И мрачный дом, и серый угрюмый двор действовали на него положительно.
Лицо Миши, напротив, приобрело унылое выражение. Он словно вдруг вспомнил, какое дело, помимо передачи денег, – их лопоухий взял в одном из банков в долг, – связывает его с гостем. И это предстоящее «мероприятие» ввергало Мишу, трудившегося машинистом «подземки», в уныние.
– Напоминаю тебе, что несмотря на то, что ты передаешь мне деньги, старшим в нашей «двойке» являюсь я! – с напором произнес Скворцов.
– Я знаю… Незачем говорить. И так делаю все, что велят, – проговорил Миша. В присутствии членов «Группы личностей», а особенно Психа, он постоянно испытывал страх.
Лопоухий был нездоровым человеком: депрессии и эмоциональная нестабильность гнали его, точно невидимая плеть, хлесткими ударами к трагической развязке. Однако сам Миша думал о происходившем с ним иначе. Ему казалось: с помощью новых знакомых он, напротив, наконец-то почувствует удовлетворенность жизнью, покой… При этом понимал, что в душах новых приятелей каждый день, а может и каждый час разверзаются адские бездны, по сравнению с которыми его, Мишины, эмоциональные провалы – лишь мелкие уколы не очень тяжелого заболевания.
«Если даже я – такой, какой есть – кажусь себе по сравнению с ними «ребенком», – думал лопоухий, – то какими же чудовищами должны быть эти люди из «Группы личностей», если они умудрились сжиться со своими громадными психическими проблемами?!» У Миши новые знакомые вызвали подспудный ужас…
Вот и сейчас, глядя на Скворцова, который стоял рядом с ним в комнате коммунальной квартиры, лопоухий испытывал это чувство. Оно не давало ему расслабиться ни на мгновение. Миша даже думал, что оно может помешать им с Психом выполнить то важное задание, которое возложила на них «Группа».
Узкий короткий коридор с низким потолком плохо освещен. Вдобавок загроможден старой мебелью. На прошлой неделе ее выставили сюда из кабинетов. Вместо нее врачам, что вели прием в районном психоневрологическом диспансере, приобрели новые столы из светлого полированного дерева, вращавшиеся на ножке кресла. Они были из натуральной кожи с высокой спинкой и пухлыми подголовниками.
У всякого, кто хоть немного склонен к клаустрофобии – боязни замкнутого пространства, – коридор способен вызвать приступ этой болезни. Тюрморезов в некоторые периоды жизни страдал ею отчаянно. Накатывала на него волнами. Захлестни его одна из них сейчас, – от одного вида этого коридора стало бы дурно. Никогда бы не решился войти сюда.
Но сегодня мог не опасаться этого заболевания. В душе крутились, сметая все на своем пути, такие адские смерчи, проносились столь разрушительные ураганы, что шанса закрепиться в ней у какой-то жалкой клаустрофобии не было.
Евграф жил в столице под чужой, выдуманной фамилией.
Она была внесена в бланк паспорта. Предварительно путем специальных ухищрений с него были сведены данные прежнего владельца. При этом использовались материалы, которые можно приобрести в обычных городских магазинах: кислота, шампунь, растворитель.
Будучи «нелегалом», он, тем не менее, был вынужден время от времени обращаться за помощью к врачам психиатрам. Состояние душевного здоровья в такие моменты – настолько скверное, что не прибегни он к незамедлительной врачебной помощи, впутался бы в какую-нибудь дикую историю. Предыдущие похождения показались