Все заказы, которые прежде сделала башня, будут оплачены. Все планы строительства и расширения остаются в силе. Но если кто-то решит закрыть или приостановить уже работающее в башне производство, имейте в виду: больше вы никакого производства в моей башне открыть не сможете. Никогда. А те, кто продолжит работу в нормальном режиме, получат и будут получать от нас в дальнейшем всяческое содействие и помощь… Господа продавцы различных товаров и услуг. Имейте ввиду, что все цены на ваши товары и услуги зафиксированы администрацией башни. И если кто-то посмеет увеличивать эту цену в комках, то для него лично будет сделано исключение. Ему будут увеличены арендная плата и плата за коммуналку со всех, занимаемых им в башне, производственных и жилых помещений... И ещё одно. Ровно через сутки после этого объявления будет введен комиссионный сбор за покупку и продажу коммунальных денег Пятой Светлогорской башни. Сбор в размере четыре процента от суммы сделки. Это немного для тех, кто покупает редко и по делу. А для валютных спекулянтов… Теперь мы спекулянтам не рады.
—И последнее. Как вы все поняли, прямо сейчас против нас, жителей Пятой башни, идёт война. Так вышло, что сегодня каждому из нас придётся решать, за кого он — за тех, кто на деле показал, что ради прибыли готов тут всех нас взорвать, оставить без воды, без света, да просто поубивать, или за тех, кто многие годы работал и дальше хочет работать в нашей башне ради нашего общего процветания. Очень надеюсь на вашу порядочность и на ваш здравый смысл. Уверен, что мы победим.
***
—Какой, к лешему, комиссионный сбор за комки? Ты что, с ума сошел? — подскочил к Ивану сразу после записи Семён Семёнович. — Да ещё такой ломовой. Все валютные биржи давно берут по полпроцента, а то и меньше. Откуда эти четыре процента? Кто вообще вписал тебе в речь эту чушь? Как ты планируешь их взимать? Для этого же ничего не готово!
—Да всё готово, — вмешался Воротынский. — Мне ещё Слава всю плешь проел, требуя написать код для комиссионного сбора за покупку и продажу наших комок. Мои ребята давно его написали. Просто удобного случая не было, чтобы всё запустить. Слава не хотел лишний раз публику нововведениями тревожить. А тут как раз удобный момент. Сейчас никто возмущаться не будет. Наоборот — все наши спасибо будут говорить за то, что мы прижучили этих… Ты что-ли за спекулянтов так переживаешь?
—Нет, но… — замялся премьер. — просто процент уж очень высокий.
—Да это же временно, — успокоил Жохов. — Когда ажиотаж уляжется, мы процент сбора уменьшим… Ох, в эти сутки, чую, будет настоящая буря. Все кинутся покупать и продавать. Даже те, кто ещё выжидал. Вот и увидим… — Министр финансов довольно потёр руки. — Хорошо, что я придержал денежки и ещё не заплатил за газовую турбину. Хорошо, что успел разной валюты накупить, когда комки дорожали. Теперь надо побольше комок выкупить, пока они в самой яме, а то потом рынок отыграет назад и уже не получится такой маржи... Аркадий Антоныч, ты же можешь торговлю комками, когда надо, немного притормаживать? Можно ведь устроить так, чтобы мы побольше комок разом могли выкупить в самый выгодный момент? А то эти упыри из Сы-Лоу, явно, кучу бабла вбухали в то, чтобы уронить наши комки и всё нам тут раскачать. Так надо хоть часть этих денег у них отжать, выкупая комки по минимальной цене.
—Без проблем, — ухмыльнулся в бороду Воротынский. — У меня там один мальчик этой биржей занимается. Сейчас ему звякну. Прямо садись рядом с ним и рули. Но имей ввиду, что мы это делаем один единственный раз, в порядке исключения. В обычной ситуации о подобном даже не проси.
—Ты бы не о комках думал, — поморщился Семён Семёнович. — Комки попрыгают и обратно вернутся. Не за день, так за год. Не трать на них лишней валюты. Закупись сегодня, пока они на минимуме, да и завязывай. Главное скупить площади, которые выставляют сейчас на продажу. Нам же новые производства разворачивать было негде. Все пощади спекулянты скупали. Если сейчас по-дешевке купим достаточно площадей, то уже не будет этого вечного "плача Ярославны" по поводу того, что "новым производствам негде станки ставить". Половину имеющейся валюты пускай на покупку площадей. А лучше две трети.
—Да? И как это я всё успею? Разорваться мне что ли? — всплеснул руками Жохов. — И потом, я в ваших площадях мало понимаю. Кому сколько надо? Что с чем должно быть рядом? Накуплю чего попало, а потом Журавлёва меня год будет пилить. Ярославна лучше всех знает, сколько, где и для какого производства требуется, кому чего не хватает. Вот пусть сама и скупает сейчас всё, что ей надо. Финансов я ей выделю, сколько скажете.
***
Обедали Иван с Ланой в "Пальмах" — ресторане, открытом совсем недавно и таком же большом, как Гулливер. Меню состояло, в основном, из морепродуктов. В углу играла самая настоящая, живая, барочная музыка в исполнении струнного квартета — виолончели, альта и двух скрипок. Музыканты были одеты в камзолы и платья точно по моде восемнадцатого века. Приятно удивил зал, оформленный в стиле рококо, с зеркалами, лепниной и позолотой. Вдоль одной из его стен, и правда, стояли разные тропические растения в больших кадках. В том числе и три высоких, почти в потолок, пальмы.
Публика была, в основном, взрослая, солидная. Из знакомых лиц только телохранители. Да ещё одна из скрипачек, кажется, подмигнула Ивану и Лане.
Иван кивнул ей в ответ. Лицо показалось знакомым, но…
—Это там твоя Ксю что ли на скрипке играет?
—В парике и кринолинах её сразу не узнать, правда?
—И играют что-то знакомое. Гайдн?
Лана кивнула.
К ним подошла официантка, одетая в мужской камзол с кружевным жабо. Приталенный камзол только сильнее подчёркивал выдающиеся формы. В белом парике и треуголке, в обтягивающих панталонах и в характерных туфлях с большими золотистыми пряжками, официантка словно сошла со старинной картины или с кадров какого-нибудь костюмного фильма про эпоху Людовика пятнадцатого.
—Ваш заказ, — она поставила на стол тарелочки с салатами, фужеры и ведёрко со льдом, в котором охлаждалась бутылка вина.
—А…
—А суп будет чуть позже, ваше величество. — официант отвесила ему церемониальный поклон. — А потом десерт… Вино открыть?
—Угу.
Открыв бутылку и торжественно, со всеми положенными пассами, разлив вино в фужеры, официант снова поклонилась и ушла.
—Ну, за нас? — предложил Иван, подняв фужер.
—Пусть у тебя всё-всё получится, — Лана чокнулась с ним. Отхлебнула.
—Нормальное вино, по моему. А как тебе?
—Никогда такого не пила… Дорогущее, небось.
—Уж, наверное, не дороже всего остального, что они тут накрутили, — Иван отставил фужер в сторону и принялся за салат.
Квартет, после короткого перерыва, снова заиграл.
—Это ведь тоже Гайдн? — уточнил Иван.
—Да. Ре минор. Струнный квартет номер два... Всё таки, нам с Максом повезло, что Ксюша ещё и в у нас Гриффе играет… Хотя что тут удивительного? У них ведь с Максом отношения. Ты не заметил?
—Как-то не обратил внимания. А здесь ничё так. Я и не знал, что у нас в башне есть такое, — он покрутил вилкой, с насаженным на неё листиком салата. — Прямо как в кино… А ты говоришь, классику у нас в башне не любят.
—Большинству посетителей, думаю, наплевать на то, что тут Ксю и другие ребята играют. Люди сюда уху и устриц поесть приходят. На позолоту полюбоваться. А музыка так, вместо приправы.
—Ну, может ты и права… Но, наверное, и в восемнадцатом веке было точно так же?
Они неспешно говорили о том, о сём сперва за салатиками, потом за супом. А когда принесли чай в тонких фарфоровых чашечках и какие-то тарталетки на десерт, мелодия вдруг прервалась. Музыканты, поклонившись публике, сели отдохнуть и подкрепиться за собственный столик.
Большой настенный экран, прежде изображавший виды Версаля и Петергофа, мигнул. На нём появилось озабоченное лицо яркой, фигуристой дикторши в деловом костюме:
—Уважаемые сограждане. Сейчас перед вами выступит Иван Сергеевич Чернов, король нашей, Пятой Светлогорской…
—Что за нафиг? — шепотом спросил Иван у Ланы. — Они же уже передавали.
—Повторяют, значит, — пожала она плечами. — Наверное, ещё и вечером будут повторять, для тех, кто домой с работы вернётся… Ну, хочешь, уйдём?
—Пироженки только доем. Хорошие. И чай зелёный, похоже, второй заварки. Самой классной. Кто-то постарался…
—Это я постаралась объяснить местным поварам, когда заказывала столик, как именно ты любишь, — Лана приобняла своего короля.
—Чё-то мне моя рожа не нравится… — пробухтел Иван, скептически разглядывая себя выступающего на экране. — И потом, я пока говорил, вспотел что ли?.. Вообще, как-то всё стрёмно получилось. Несолидно. Неубедительно. Надо было, всё-таки в мундире…
—Очень надеюсь на вашу порядочность и на ваш здравый смысл. Уверен, что мы победим, — донеслось с экрана.
"Ну вот, — подумал Иван. — Залюбовался сам на себя, болван. Не успели уйти. Теперь все на нас будут пялиться".
Экран мигнул. На нём опять замелькали чудесные виды осеннего Петергофа. Все, и правда, смотрели теперь на них. Ивану стало неудобно. Он встал и слегка поклонился публике. Снова сел. Ему захлопали. Сначала в дальнем углу. Потом захлопали все. Громче и громче.
—Мы победим!
—Чёрта им, а не нашу башню!
—Да здравствует король!
Официантка подошла вдруг к их столику, сорвала с себя кружевное жабо и стала торопливо расстёгивать многочисленные пуговицы в обтяжку сидящего на пышной груди камзола. Пуговицы не слушались. Тогда она просто рванула камзол на груди. Пуговицы с треском разлетелись в стороны. На обнажившейся груди белела футболка с портретом короля и буквами GSTK.
Иван засмеялся. Официантка тоже. Лана захлопала. Король встал, пожал покрасневшей официантке руку:
—Отличный, яркий жест. Спасибо… И всё, кстати, было очень вкусно. Теперь дайте нам счёт, и мы пойдём.
Официантка, кивнув, кинулась куда-то, но тут из-за её спины появился хозяин заведения. Полный лысоватый мужчина в камзоле и в обтягивающем живот золотистом шелковом жилете. От тоже принялся жать королю руку: