но он только что проиграл спор самому себе.
Его пальцы вплелись в волосы на моем затылке, не давая возможности отстраниться, перевести дух, сделать глоток воздуха. Как будто Дэн хотел, чтобы я дышала в этот момент только им, сгорала от его горячих, сухих и требовательных губ.
Его язык скользнул по моим зубам, вторгся в рот, завоевывая, покоряя, стремясь взять свое. Поцелуй был диким, порочным, сводящим с ума, необузданным, как неистовый летний шторм.
А я… Я стояла и впитывала его, растворяясь и плавясь, чувствуя его целиком… И пальцы, сжавшие мои волосы на затылке, и его бешеный пульс, и прерывистое дыхание, и… желание. И его дерзкий, жадный язык у меня во рту.
Ярость и тягучее наслаждение, родившиеся на губах, жаром стекли в желудок, свернулись там огненной змей. И сейчас она свивала кольца у меня в животе, разнося по крови огонь, перехватывая дыхание, заставляя сердце неистово биться.
Впервые со мной было такое. Я дрожала, я вжималась, ища опору, потому что не ощущала под собой земли. Сейчас я чувствовала лишь прикосновения его рук к моему телу… запах кофе и ирландского виски, что едва уловимо играл на губах… И чертовски дурманил голову.
Поцелуй, одновременно осторожный и яростный, яркий, жгучий… Дэн разорвал его, отстранившись сам.
– К тебе, – хрипло произнес он. Глаза в этот момент у него были почти черными.
– Только на перевязку, – предупредила я. Еще бы знать кого – его или себя?
– Только на перевязку, – эхом отозвался Дэн, по-моему, не поняв, что сказал.
Дэн
Рыжая раздражала и сводила с ума одновременно. Она бросала вызов своим «ерунда», когда говорила о моей работе, и в то же время соблазняла: взглядом, жестом, улыбкой… Да одним тем, что была рядом. Она рождала во мне дикое желание, абсолютно не замечая этого.
Меня притягивала честность ее тела. В свои тридцать я уже научился безошибочно определять, когда на меня открывали охоту.
Провокационные улыбки и глубокие декольте – орудия «браконьерского промысла» простушек. Невзначай оброненный карандаш, выразительный поворот головы, чтобы оценить точеный абрис очередной хищной красавицы, загадочная поволока глаз – у тех, кто знал себе цену и не раз ее называл.
Язык жестов и намеков без слов я понимал хорошо. Взгляды, улыбки – то, чем женщины научились обманывать и обещать. Но вот тело… оно не лгало: сжатые пальцы рук выдавали раздражение своей хозяйки, даже если лицо ее лучилось радостью.
А рыжая… Она была искренна – и в словах, и в выражении своих эмоций. И это заводило. А еще очень хотелось ее поцеловать. Вот только зря я сделал это в парке. Потому что одних губ рыжей оказалось мало. Дико мало.
Желание. Острое, на грани боли и удовольствия. Оно разлилось в паху. Хотелось подхватить рыжую под ягодицы, содрав с нее чертовы джинсы, ворваться в нее, горячую, нежную… И погружаться снова и снова. Хрипеть ее имя и слушать, как она кричит мое.
Обратный путь я практически не запомнил. Лишь ощущал, как она прижимается ко мне, и пытался взять мысли и чувства под контроль. В конце концов, не сопливый же юнец! Байк ревел и мчал по вечерним проспектам. Улица, двор, дом, подъезд… Даже не понял, сидели ли там бабки… но это было неважно. Рыжая молчала и закусывала губу, когда думала, что я не вижу. Но я видел, видел только ее и ничего больше. Вокруг – не существовало. Вокруг была лишь рыжая.
Лифт, скрип входной двери… Тесная прихожая утонула во мраке. Дана чертыхнулась, запнувшись обо что-то. Успел схватить ее за руку.
– Ну Шмулик! – многообещающе протянула она и в сердцах добавила: – Никогда не может уйти, чтобы не разбросать обувь, чтоб его…
Она не успела договорить, как я захлопнул дверь и притянул рыжую к себе. Соседа нет. Мы одни в пустой квартире.
Мне слишком нравились ее губы, чтобы я смог остановиться на одном поцелуе. Что там советовал Макс – переспать и выкинуть из головы? Хороший совет. И приятный. Очень. Только одной ночи будет мало. Определенно.
Не помню, когда мне в последний раз было так здорово, так легко, так по-настоящему… Без лжи и фальши.
На пол упала моя крутка, потом ее рюкзак.
– Дэн, не думаю, что… – Она попыталась отстраниться, но слишком неуверенно, словно говорила не мне, а себе.
– Не хочешь, чтобы я продолжал? – Я поцеловал рыжую в шею, в ямочку между ключиц, где так отчетливо бился ее бешеный пульс.
Из ее груди вырвался стон. Обычно отрицают и не соглашаются слегка иначе… Хотя вряд ли я смог бы остановиться, скажи она свое тихое «нет». Или смог бы? Не знаю. Одно я знал точно: хочу рыжую. До боли в паху, до дикого первобытного желания.
– Слишком быстро, – выдохнула она.
– Я не из тех, кто любит ждать. – С наслаждением скользнул руками под ее водолазку. – А ты засела в моей голове с того вечера, как тебя увидел.
Впился в ее губы. Они пахли дикой яблоней и корицей… и солнечным жарким летом… Сочные, пьянящие. Они сводили с ума. Вся рыжая сводила. Хотелось ее пить.
Прикусил нижнюю губу, втянул ее в рот, ощущая, как под руками на миг дрогнуло ее тело, чтобы потом податься вперед. Мой язык скользнул по ее зубам, провоцируя, обещая.
Наше горячее дыхание, ее руки на моей спине и абсолютная темнота – это возбуждало. Пульс с грохотом стучал в ушах, сводя с ума, задавая ритм вдохам, выдохам, движению, желанию.
Шаг. Еще один. К ее спальне. Едва не запнулись обо что-то под ногами. Чертов Шмулик! Порог, комната. Моя рубашка, упавшая на пол, следом – ее водолазка. Грудь рыжей, слегка прикрытая кружевом, манила, напрочь вышибая мысли. Любые.
В полумраке позднего вечера ее кожа казалась нежными сливками, на которые попала молотая корица с ее дурманящим ароматом. Веснушки… Хотелось поцеловать каждую. Провел языком, словно пытаясь слизнуть эту россыпь поцелуев солнца с ее груди. Рыжая замерла, напряглась, на миг словно оробев от происходящего.
Обнял ее, запечатав рот еще одним поцелуем, нежным и грешным. Пальцы скользнули на затылок, в копну ее кудрявых волос, потом ниже, по шее. Еще ниже. Ощутили впадинку позвоночника, талию. А затем мои руки уже сами потянулись к пряжке моего ремня.
Еще один совместный шаг к кровати. Рыжая запнулась, пошатнувшись, схватила меня за плечи. Ее взгляд скользнул по комнате…
Расширенные зрачки затуманенных глаз вдруг резко сузились. Она заозиралась. Страсть стремительно уходила, сменяясь недоумением, испугом, злостью. Рыжая зашипела дикой кошкой, уперлась мне в грудь кулачками, решительно отталкивая.
– Подожди! – пискнула она.
Что?! Подождать? Сейчас?! Она в своем уме?
– Зачем? Мы же… – Я едва мог связно мыслить, не то что говорить.
Но Дана была непреклонна. Вмиг откуда-то в ней появилась жесткость – броня, под которой скрывались смятение и тревога.
– Потому что меня, кажется, ограбили, – перебила она, уставившись куда-то за мою спину.
Только сейчас я посмотрел по сторонам и сквозь муть и темное марево увидел, что в комнате все было вверх дном: разбросано, сломано, перевёрнуто… Понимание, что это самый офигенный облом с сексом, который у меня случался, накрыло моментально. Хотелось взвыть и бегать кругами. Трясло как в лихорадке, в паху горело, все тело напряглось, и… И перед глазами выгнулась узкая голая спина рыжей, которая наклонилась за водолазкой.
Да вашу ж мать! Зажмурился. Выдохнул. И еще раз выматерился.
Когда открыл глаза, она уже натянула на себя водолазку и теперь стояла одетая, разглядывая свою комнату, словно видела ее в первый раз.
– Наверное, тебе лучшей уйти… – чуть растерянно сказала рыжая, и ее взгляд остановился на разбитом стареньком лептопе.
– Угу, – буркнул я, подцепляя с пола рубашку. – Сейчас!
Если она считает, что я уберусь отсюда, – черта с два. Придется ее разочаровать. В дверях комнаты обернулся и увидел на лице рыжей странное выражение.
– Уйду. Не переживай. До ванной, умоюсь и обратно, – отчеканил я. Угу, умоюсь. Тут пора в прорубь прыгать. Пока штаны, к черту, не лопнули. – А ты ничего не трогай.
Промаршировал по коридору, в ванной засунул голову под холодную воду, хотя надо было бы не ее. Ни хрена не помогло. Пролез поглубже, ободрав (ё… в этой ванне только мышей мыть!) спину о кран. Легче не стало. Лишь спустя пару минут я смог взять себя в руки. Выдохнул, собираясь с мыслями. Чертова рыжая. Грешная рыжая.
Вытерся первым попавшимся полотенцем (надеюсь, не Шмулика!), натянул рубашку и вернулся. Она все же не послушалась. Когда вошел, то увидел, как тонкие, музыкальные пальцы медленно перебирали вещи.
Глава 6
Только наш человек может с помощь одного слова и его производных построить целое многоэтажное коммерческое предложение.
И даже получить ответ на него.
Ёмкий ответ из трех букв в духе названия романа Гоголя.
Дана Убий
Дана
Я осталась в комнате одна. Вокруг лежали серые глубокие тени, скрывавшие под собою разбросанные вещи. Сердце бешено сокращалось, выбрасывая кровь, щедро сдобренную адреналином.
В первый момент, когда я услышала это «угу», внутри словно что-то оборвалось. Во рту почудился горький привкус полыни. Разочарование. Хотя я вроде бы в брюнете еще и очароваться-то не успела.
Вру. Нагло вру, причем себе. Увлеклась. Вот так быстро и сразу. Может, всему виной то, что у меня давно никого не было? А еще цикл. И гипоталамус, который не иначе как сдуру начал вырабатывать взрывной коктейль из гормонов под названием «У Даны снесло крышу от мужика».
Захотелось побиться головой о стенку. Или прилепить никотиновый пластырь. А лучше три пластыря. И еще один – с антиопупином.
Ругая себя последними словами, щелкнула выключателем, рассекая сумрак неживым галогеновым светом. А затем начала машинально собирать вещи. Странно. На первый взгляд ничего не украли. Самое ценное – старый ноут, и тот валялся на полу. Золотых украшений у меня не было. Да и с чего бы им завестись с зарплаты врача? Так что имелась лишь бижутерия: пара колечек, сережек, бусы и брошь.