– Ну, теперь рассказывай все. Все!
Дэн
На работе я всегда знал, как поступить. Как управлять мнениями, симпатиями, желаниями миллионов. Но сейчас не знал. Как вернуть рыжую? Как все исправить? А ведь Давиду удалось. И удавалось не раз. Приручить, удержать ветреную Еву. Женщину-ртуть. Он казался простым, но в то же время удивительно мудрым.
А я был дураком и кретином. Горечь сожаления разъедала горло, будто отрава. Единственное, что я знал точно: если сейчас уйду, оставлю рыжую, то не смогу больше вернуться. Она не пустит. Потому что не простит. Хотя я ее не предавал. Но хотел. Вначале. Когда еще не понял, насколько она мне дорога.
А виной всему чертов ежедневник. Вести учет девиц с подстроенными проверками – полный идиотизм и дурость, занятие для прыщавых юнцов с гормональным кризисом в башке. А со стороны смотрится и вовсе гадко. Кому и что я хотел доказать? Что все бабы – стервы по умолчанию? Так сам выбирал лишь тех, к кому не мог привязаться по-настоящему, на кого наплевать. Почему? Да потому, что у них не вышло бы провернуть со мной то, что моя мать сделала с отцом. Доосторожничал, допроверялся: когда судьба столкнула меня с рыжей – не понял сразу, что она – та самая, единственная. И другой мне не нужно.
– Давид, скажи, как удержать ту, которую любишь? Как заслужить ее прощение, если накосячил?
– По-крупному? – испытующе взглянул Давид.
– Крупнее не бывает. Это даже не измена. Хуже, – признался честно, глядя не на него, а вперёд.
В воздухе кружились листья – осколки осени, простой и непонятной одновременно. Такой же, как сама наша жизнь.
– Тогда всегда будь рядом с ней. Даже если она не видит. Особенно если не видит. А еще – оберегай ее. Словами и поступками. Согревай поцелуями, руками, чувствами. И она оттает. Обязательно оттает. Не сразу. Через неделю, месяц, год или годы. Просто будь терпелив. Если она – та, единственная, то поверь, ожидание того стоит.
Мы вместе шли по улице. Под ногами шуршала осень. Она дышала в лицо, обнимала ветром, ткала невесомые паутины надежд, бросала пригоршни янтаря и рубинов, срывая их с ветвей. И все вокруг буквально кричало мне о рыжей. Той, которую я не мог и не хотел потерять.
* * *
Мой отпуск закончился так же внезапно, как и начался. Начмед выдернула меня из него, как репку сказочная толпа из бабки-дедки-жучки. Причем звонок был в духе: «Убий, ты почему не на работе?» Оказалось, что, вопреки или благодаря скандалу в интернете, будущие мамочки прямо-таки жаждали, чтобы роды у них принимала именно я, врач-блогер. Вот так. Ни больше ни меньше.
Начальство сначала отнекивалось, ссылалось на то, что у сотрудника плановый отпуск, тихо материлось и зверело. И наконец в один из дней не выдержало. Как итог – теперь материлась я, стоя с пулевыми щипцами в руках.
Хотя не только про себя материлась, глядя на рулон туалетной бумаги, который роженица крепко держала в руках, еще и нет-нет да и подхихикивала. А дело все в том, что эта конкретная мамаша решила, что ей перед рахмановкой нужно непременно посетить туалет по-большому. Так и заявила акушерке, которая ее в родовую повела: «Щас в туалет схожу и приду». И на увещевания, что она уже рожает, реагировать отказалась. Категорически.
Благо Мария Семёновна была дамой в теле: подхватила под мышки засранку, у которой вот-вот должен был ребенок появиться, и буксиром потащила в зал. Та упиралась, кричала, размахивала рулоном с туалетной бумагой…
Когда роды закончились и хозяйственную мамашу, которая так и не рассталась с изрядно потрепанным рулоном, отвезли в послеродовую, я все же прыснула.
– Дана Владимировна, ты чего? – не поняла Мария Семеновна.
– А теперь вдохни поглубже и на схватке выдохни жопой… – процитировала я ее пламенное наставление.
– Так помогло же… – развела руками та.
– Я это запомню… – Я не могла перестать улыбаться.
– Запомни-запомни. И в интернетах своих можешь написать, – проворчала акушерка. – А то они наслушаются на своих курсах по дородовой подготовке, как дышать… А как ребенка из себя вытолкнуть – нет.
– Напишу, обязательно! – расхохоталась я.
Не сказать, чтобы в моей жизни что-то особо изменилось. Все те же ночные дежурства, дисеры, которые я писала за себя и за того парня. К слову, писала на ноуте, который починил Дэн. Так починил, что даже с корпуса подозрительно исчезли все царапины. Я сильно сомневалась, что ноут мой, и не хотела брать, но… Увы, таблицу эксель в гордости не построишь и винду на самоуважение не установишь.
В итоге ноут я все же взяла, не пуская Дэна дальше порога. Причем дверь он не открыл своим ключом, а позвонил в звонок. Думала, отдаст и уйдет и я его больше не увижу. Но нет.
Дэн встречал меня каждую смену. Не с цветами. Не на байке. Приезжал на машине и стоял, ждал, пока я спущусь. И если я сначала проходила мимо, то однажды, в проливной осенний дождь, не выдержала и села.
Хотя даже если бы и не хлестало с небес, словно кто-то вспорол брюхо свинцовой туче, я бы все равно села. Потому что поняла, что скучаю по нему, такому удивительно настойчивому.
А после… Мы узнавали друг друга заново. Дэн привыкал к тому, что я могу среди ночи сорваться и умчаться в свою больницу, что могу быть злой, уставшей, бешеной… Хотя нет, последнее он уяснил раньше. Как-никак я разгромила его квартиру. Основательно.
Он принял меня такой… Со всеми особенностями моей натуры и моего ремесла. А я смирилась с тем, что моя любовь и мое наказание – не скромный учитель информатики, а тиран и деспот на работе. Правда, талантливый деспот. И упёртый: он не стал бросать мой блог, требовал каждую неделю с меня несколько заметок. И я писала. Потому что в наш век просвещения слишком много ереси, под которой может легко потонуть правда. Приходилось быть категоричной: отваром чистотела не вылечить рак на четвертой стадии, суточное голодание не поможет грудничку при аллергии, мантры не ликвидируют септический шок.
Да, благодаря Дэну я не тратила на блог все свое время, как другие инста-врачи. В первую очередь я занималась тем, чем и должна: стояла в родовом зале в белом халате. Встречала жизнь. И иногда провожала. Нерожденную… Поэтому мне не нужно было, как многим блогерам, что живут на донаты, что-то продвигать и втюхивать. Я не зависела от рекламы и говорила то, что думаю, советовала то, в чем была уверена. Может быть, именно потому меня сначала пригласили вести прямой эфир на радио. Раз в неделю. А потом предложили собственную рубрику в субботнем выпуске «Про здоровье» на телевидении.
Незаметно для себя самой я стала «той самой Даной». И однажды весенним вечером на крыльце черного входа родильного блока меня встретил тот, кого я меньше всего ждала. Тот, кто научил меня не доверять и сомневаться. Олег. Он стоял и улыбался, будто ничего не произошло. Будто не было года расставания.
Мой бывший самодовольно красовался и сиял как… рыцарь в доспехах из фольги. И почему я раньше этого не замечала?!
– Ты, наверное, ошибся, – вместо приветствия сухо произнесла я. – Для встречи с будущими мамами нужно заходить с другой стороны. Там и комната свиданий есть.
– Вообще-то, я к тебе, – важно сообщил бывший. – Знаешь, я тут подумал и решил, что мы тогда зря разбежались. Поторопились. Нам стоит сейчас начать все с начала.
Мы разбежались?! Да это он меня бросил, переметнулся к более перспективной кандидатуре! Я ничего не сказала, лишь удивленно вскинула бровь, и Олег, посчитав это не иначе как добрым знаком, продолжил:
– Тебе одной трудно, я мог бы тебе помочь: ты, с твоим ритмом жизни, наверняка не успеваешь…
– Прости, с каким таким ритмом жизни? – перебила я.
– Ну… Известный блогер, врач, ведущая…
Ах вот к чему он клонит…
– …деньги лопатой гребешь, давай я постою рядом, – в точности скопировав его тон, подхватила я. – Так?
– Ты стала злая! – Бывший оскорбленно поджал губы, отчего его рот стал напоминать куриную гузку. – Я не это имел в виду.
– Да неужели? Знаешь, скажи ты что-то подобное год назад, я была бы счастлива.
– А сейчас?
– Разочарована.
И, больше ничего не говоря, пошла прочь. Туда, где у ворот меня ждал Дэн. Как всегда ждал. Порыв ветра донес до меня с крыльца, на котором остался бывший, проникновенное: «Вот сука!»
Я села в машину, пристегнулась, и мотор тут же заурчал.
– Тяжелый был день? – спросил брюнет. Мой несносный, наглый брюнет.
– Немного.
– Куда? К тебе или ко мне? – в голосе Дэна было столько надежды на второй вариант, что отказать было бы кощунством.
Но врачи порою бесчувственны до этого самого кощунства.
– Давай ко мне, – сказала я.
– Дан. Когда ты уже ко мне переедешь?
– От тебя дальше до работы.
– Давай я продам квартиру в центре. Подыщем что-нибудь поближе к твоей больнице.
– Не говори ерунды, – отмахнулась я.
– Тогда выходи за меня замуж, – сказал он, не отвлекаясь от дороги.
Я ошарашенно посмотрела на профиль Дэна. Хищный, невозмутимый. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Может, послышалось?
– Что? – осторожно спросила я.
– Тогда выходи за меня замуж, – повторил Дэн, столь же бесстрастный, как индейский вождь.
– Слушай, Льдов. Ну кто так замуж зовет?!
– Я. – Он был непрошибаем. И, судя по виду, неубиваем тоже. – Извини, я делаю предложение первый раз. Наверное, нужно было потренироваться.
– Нет, Льдов, я тебя сейчас придушу.
– Учти, я за рулем. Начнешь душить – и мы врежемся.
– Именно поэтому ты делаешь предложение в машине?!
– Отчасти. Так ты согласна?
– Я подумаю…
Не одному же ему меня мучить. Мучения, как и любовь, должны быть взаимны.
Машина остановилась у моего подъезда. Правда, не выходили мы из нее долго. Очень.
– Может, все же ко мне, – хрипло выдохнул Дэн, неохотно оторвавшись от моих губ.
– Скажи это еще раз, и я соглашусь. Хотя завтра мне нужно сдавать ВАКовскую статью.