Кино окончилось. Открыли дверь во двор, ждем, что скажет Наташа.
— Очень все интересно,— говорит она.— Просто одно удовольствие.
Мы засуетились:
— Можем еще раз. Все сначала.
— Нет, нет,— заторопилась Наташа,— я уже все усвоила. Мы выходим во двор, усаживаемся на нашей скамейке.
— Еще кадриков найдем, будет совсем хорошо,— обещает Лева.— Придете?
Наташа интересуется, где мы достаем кадрики. Все ей рассказали.
— Чудаки,— возмущается она.— Ведь это же помойка. Вы хоть помыли ваши кадрики?
— Нельзя водой, эмульсия слезет,— научно объясняет Лева.
— Ну, тогда попросите у механиков.
— А кто нам даст? Костя из «Кадра» в отпуске, а других мм не знаем.
Наташа что-то записывает в свой блокнот, говорит:
— Я позвоню в кинотеатры, клубы нашего района. Будут вам кадрики.
Мы переглянулись, подтолкнули друг друга, но орать «ура!» и «банзай» не стали. Все-таки сейчас неловко. Только один Славик сказал: Мировецки!
А как дела с хоровым кружком? Помните?— спрашивает Наташа.— Я заходила в музучилище. Сейчас там каникулы. Осенью обещают помочь.
— Плохо у нас с этим,— бухнул Женька.— Не получается, в темноте еще петь можно, а днем противно.
Наташа смеется:
— Ну, раз так, лучше не будем. Беремся за кино. Идет?
Откуда-то появился Жиган. Видит нас, не спеша направляется к скамейке.
— Мое вам с кисточкой,— снимает он кепочку-малокозырку.— Что нового в Голливуде? Боевики «Труп на небоскребе» или «Я убил ее, но, кажется, зря»? Так?
Мы не отвечаем.
— Вот смотрите мое кино,— говорит Жиган. Он усаживается с краю, достает нож, кладет на скамейку руку с растопыренными пальцами и начинает тыкать ножом между пальцами. Ему хочется проделать это очень быстро, но он боится.
Лидочка закрывает глаза, отворачивается:
— Сумасшедший! Так можно по пальцу.
Жиган бледнеет, губы у него дрожат, он подбадривает себя дикими криками, но нож по-прежнему тычется между пальцами, медленно и с выбором.
— Ну-ка, дай мне,— вдруг говорит Наташа. Жиган часто моргает, протягивает ей нож.
— Смотри,— спокойно говорит Наташа и кладет руку на скамейку.
Все быстрее и быстрее стучит нож между ее пальцами. Вот уже не видно стального лезвия. Над пальцами сплошное ослепительное сияние.
Мы не дышим.
Наташа закрывает нож, вкладывает в руку обалдевшего Жигана.
— Как это вы, гражданочка?
— Очень просто,— поправляет Наташа волосы.— В детдоме научилась.
Жиган сидит так, словно его дождик намочил.
— А что вы еще умеете? Например, свистеть?
Наташа заложила в рот два пальца, и сразу откуда-то в панике взвились над двором воробьи.
— А еще?— шевелит Жиган отвисшей челюстью.
— А еще в другой раз,— встает Наташа.— До свидания, ребята, заходите ко мне в райком комсомола,— прощается она с нами. Жиган тоже подает руку, челюсть по-прежнему его не слушается.
Уже давно захлопнулась калитка за Наташей, а Жиган все смотрит то на ворота, то на скамью со следами ножа, цокает языком:
— Из райкома комсомола! Надо же! Коломбина! Сильва! Жанна дАрк! Дуся и Маруся Виноградовы!
Во двор заглянул участковый дядя Карасев. Увидел Жигана, подошел, встал напротив, руки за спину. Жиган смотрит куда-то сквозь него, бормочет:
— Из райкома! Сказка, а не девушка. Василиса прекрасная. Красная шапочка.
— Справку взял?— хмуро спрашивает дядя Карасев. Жиган перестает бормотать, оглядывается и, кажется, только сейчас замечает участкового.
— Ах, справку? Пожалуйста. С печатью.
Он достает бумажку, показывает всем, читает вслух:
— Дана ученику слесаря…
Дядя Карасев похвалил Жигана. Тот сплюнул, сказал, вставая:
— Ну их всех к черту! Запишусь в комсомол, в ячейку.
Прошло еще несколько дней. Наташа выполнила обещание. .в «Кадре», в клубе «Каучук» и в других кинотеатрах для нас специально механики оставляли обрезки пленки.
Раза два забегала Наташа, торопливо смотрела кино, Хвалила нас и так же быстро исчезала.
В последний раз она задумчиво сказала:
— Ну что же, у вас люди на экране не двигаются. Надо бы свой, настоящий киноаппарат построить.
У меня вдруг запрыгали в голове те самые вкусные названия деталей, о которых нам рассказывал Костя.
— Достанем чертежи самодельного аппарата, и начинайте,— говорит Наташа.— Железок во дворе сколько хочешь.. Пилить, паять научитесь. Вот вам и аппарат. У нас в детдоме ребята такой сами делали.
Сказала и ушла. Словно зернышко в землю бросила. И нет у нас теперь покоя. Ведь это же чудо! Свой киноаппарат! Достаем целую часть от какой-нибудь картины и показываем кино прямо во дворе на простыне. Люди на экране двигаются как живые. Лариска прямо из окна будет смотреть. Дядя Карасев придет в парадной форме, станет уговаривать зрителей не толпиться, спокойно занимать свои места. Ларискин отец, наверное, тоже придет и потом у себя дома сделает открытие:
— Смотрите, какой умный мальчик, а я-то думал…
Моя мама всем скажет:
— Ну, вот, а вы говорили, что, мол, безотцовщина. Нонка распрощается со своим студентом:
— Вершина человеческого ума — это кинотехника. Пламенный привет!
Со всех дворов улицы будут к нам приходить ребята, почтительно здороваться и тихо сидеть во время сеанса.
Мы будем проходить по Плющихе, а нам вслед оглядываться прохожие, говорить:
— Смотрите, смотрите! Эти те самые, что построили свой киноаппарат,
Может быть, про нас напишет «Пионерская правда», и тогда тысячи людей станут ломиться в наш двор, чтобы посмотреть кино и своими руками дотронуться до его создателей.
А что будет в нашей школе! Например, вызвали к доске. Мы ответим заданный урок, а потом так, между прочим, начнем чертить на доске схему настоящего киноаппарата со всеми барабанами, эксцентриками и мальтийским крестом.
Учителя в замешательстве заглядывают в научные справочники, хлопают в ладоши, вытирают слезы и дрожащими руками выводят нам сверхотличные оценки.
— Ах, как мы были к ним несправедливы,— говорят они хором.
Директор школы в физкультурном зале произносит речь, октябрята изнывают и ждут той минуты, когда пора преподносить букеты.
Среди зрителей в нашем кино я, конечно, не замечаю Лариску, то есть замечаю, но не подаю вида. Она будет то и дело отрываться от экрана, оглядываться на меня, но я никакого внимания, кручу себе ручку аппарата, и все.
Она будет смотреть на меня умоляющими глазами, и яркий свет из аппарата охватит ее встревоженное, в слезах лицо, но я останусь холодным и неприступным. Я буду улыбаться Рыжику и вести с ней около аппарата специальный технический разговор. Вроде:
— Пожалуйста, Лидочка, подверни объектив и увеличь обороты.
И тогда Лариска, рыдая, выйдет, из кино, а я, немного помедлив, последую за ней. И где-нибудь около ее парадного она обернется и, задрожав, спросит:
— Алеша, это ты?
— Да, скажу,— это я.
А что делать дальше, я пока не знаю, может быть, погладим друг друга по голове.
Я бы и еще мечтал, но Лева все испортил. Словно на одуванчик дунул:
— Так что же такое мальтийский крест?
Нет, никто из нас этого не знает. Да и вообще мы пока ничего не знаем и ничего не узнаем. Вот приедет Костя из отпуска, он объяснит, он научит.
ПРО ЛЮБОВЬ
Мы сидим, решаем важные вопросы кинотехники, а Славик уже приволок две консервные банки, ручку от мясорубки и какую-то железку с шестеренкой на конце. Сложил все у наших ног, деловито заковылял прочь.
Мишка сбегал домой, вернулся с клещами. Начал вытаскивать гвозди с заборных досок. Славик рядом примостился, гвозди на кирпиче выпрямляет. Лева принес будильник без стрелок. Потряс над ухом, прислушался, положил в кучу.
— Тут полно колесиков. Может, для аппарата пригодится.
Не сговариваясь, мы с Лидочкой тоже пошли по домам. Поднялся и Женька.
Я стою посреди комнаты, соображаю, чем можно помочь развитию отечественного кинематографа. Вот мамина кровать. Она на колесиках. А куда ей ездить? Некуда. Молотком отбил все четыре колеса.
В ящике стола попалась вязальная спица, железные петли от форточки, примусная горелка, Нонкина заколка, большой старинный пятак и алюминиевый гребень. Все это я тоже принес в кучу.
Лидочка принесла шпульку от швейной машинки и ножницы. Попробовали на консервной банке — берут.
Всех удивил Женька. Принес ящик от граммофона, сплошь шестеренки, валики и колесики. Самолет можно собрать.
Пришли Гога из дом пять и его личный биограф граф де Стась Квашнин. Граф, конечно, персик мучает.
Гога ковырнул нашу кучу железа, заинтересовался:
— В утильсырье? А что сегодня в «Кадре» идет?
— Нет, это для киноаппарата,— неохотно пояснил Женька.
— Будем настоящий киноаппарат строить,— хвастается Славик,— как в «Кадре». Вот.
Гога смотрит на нас по очереди:
— Правда?
— Правда,— говорит Лидочка,— достанем чертежи и построим. Хочешь — помогай.
Он опять осмотрел нас, хмыкнул:
— Идиоты. Это же высшая математика, на заводах делают.
Мы на него никакого внимания. Следим за персиком.
— Вы серьезно? Без тре? Не бре?— крутит головой Гога.
— Без тре и без бре,— пыхтит над кучей Славик.— Честное октябрятское.
— Умора!— хватается Гога за живот.— Граф, взгляните на нищее королевство и на голого короля.
Граф взглянул и потянулся за своим блокнотом:
— Повтори, Гога, эту фразу.
Мы тоже взглянули. Граф перестал жевать персик, а Гога, отмахиваясь, попятился.
— Ну, ну. Юмор не понимаете.
Во двор впорхнула Лариска. Всем ручкой «привет!», a Гоге «привет» плюс улыбочка.
— Мальчики, что это у вас?
— Мы будем строить настоящий киноаппарат,— объясняет ей Гога.— Вот только чертежи достанем и начнем.
Я встаю, забираю, сколько могу, железок, иду к своему сараю, следом ребята.
На скамейке только Гога и Лариска.