– Мы должны его вылечить, – промолвила Зоя. – Иначе Равка падет.
8Нина
– Я не хочу оставлять Леони одну, – заявил Адрик, интонацией напоминая особенно заунывный колокольный звон. – Прием в монастыре не слишком радушный, к тому же она не знает языка.
Нина и Адрик покинули долину верхом, волоча за собой сани. В спину путникам дул злой ветер. Нина ехала в дамском седле, тяжелые юбки собрались сзади складками. Она и так не была искусной наездницей, а уступка, которую пришлось сделать фьерданским приличиям, едва не поставила под угрозу всю их легенду.
Чем дальше они отъезжали от города, тем яростнее становился шепот в ее голове. Теперь, когда Нина знала, что в Гефвалле ее привели мертвецы, хор звучал как будто звонче. Потерянные души взывали к ней высокими, чистыми голосами. Потрясенная зрелищем у восточных ворот, Адрику и Леони о могилах на старом заводе Нина не рассказала.
– С ней все будет хорошо, – уверила она Адрика, выйдя из задумчивости. – Леони – девочка сообразительная и умеет не высовываться. Кроме того, завтра днем мы уже вернемся. – Не дождавшись от него ответа, Нина прибавила: – Чрезмерная забота о ней очков тебе не прибавит.
На холоде веснушчатое лицо Адрика раскраснелось; он напоминал печального актера, нарумяненного перед спектаклем.
– Она солдат и находится в моем подчинении. Эту грань я никогда не перейду.
– Когда мы выполним задание, она перестанет быть в твоем подчинении. Адрик, ты ей нравишься, это же ясно как день.
– Правда? – тоскливо спросил юноша, однако Нину его тон не обманул.
Она поправила лямки рюкзака.
– Да. К моему величайшему удивлению.
– Тебе я тоже нравлюсь, Зеник. Наверное, из-за моей жизнерадостной внешности.
– Адрик, если в качестве командира выбирать между тобой и Зоей Назяленской, то я определенно предпочитаю тебя.
Из его рта вылетело облачко пара.
– Когда-то я был по уши в нее влюблен.
– Как и все мы. Даже когда она разрубает тебя пополам одной отточенной фразой, думаешь только о том, как шикарно она при этом выглядит.
– Просто жуть берет, – вслух размышлял Адрик. – Однажды на моих глазах парень поджег собственные волосы, потому что засмотрелся на Зою. А она в его сторону даже не обернулась.
Нина высокомерно воззрилась на Адрика и, передразнивая надменный тон Зои, промолвила:
– Облейте уже этого идиота водой, пока он весь дворец не подпалил.
– Похоже, и даже чересчур, – поежился Адрик. На перекрестке он сверился с картой. – Да, просто смотреть на Зою уже было наслаждением, – заметил он, ведя свой маленький отряд дальше на запад. – Но дело не только в этом. После того, как я лишился руки, она одна относилась ко мне по-прежнему.
– По-прежнему отвратительно?
– Ноль внимания, фунт презрения. Но выносить ее издевки было гораздо легче, нежели бесконечную Надину заботу.
– Полагаю, сестры всегда заботятся о братьях. Кстати, после нашего возвращения из Каньона ты сам вел себя, как заботливая мамаша-квочка. – По большому счету, они оба тогда были совсем детьми. Школу гришей, где обучалась Нина, эвакуировали в приют в Керамзине, но Адрик настоял на том, чтобы ему позволили пойти вместе с сестрой и сражаться бок о бок с заклинательницей Солнца. Когда Дарклинг взял Нину и других учеников школы в заложники, Адрика там не было.
– Я беспокоился не за тебя, – сказал Адрик. – Если бы вы все погибли и только я один окончил бы школу, как бы я жил с таким грузом вины?
Нина натянуто усмехнулась. Она знала про вину все. Часто задавалась вопросом, как сумела пережить столько испытаний: захват дрюскелями, кораблекрушение, безумные авантюры Каза Бреккера, кошмар парема. Она – единственная из гришей, исцелившаяся после употребления этого наркотика. Благодаря чему? Благодаря какому-то особому виду юрды-парема или своему желанию выжить назло Ярлу Бруму и его охотникам? Удача, везение, судьба – как это назвать? Порой Нине казалось, что в этом мире ее удерживал Матиас, причем исключительно силой воли.
Матиас, я не справилась. Мне не хватило сил спасти тебя.
Маленькая красноперая птичка, каждый день ты выбираешь тяжкий труд жить, каждый день заставляешь себя двигаться дальше. Не говори, что не справилась, Нина.
– Зоя оказалась лучшим командиром, чем я ожидал, – признал Адрик, – хотя об этом я ей никогда не скажу.
– Вот новость-то! С таким же успехом ты мог бы спросить, не хочет ли она, чтобы ты ее приласкал. Генерал Назяленская не нуждается в нашем одобрении.
Они умолкли. Солнце поднялось выше, сани волочились по земле, погромыхивая на ухабах. В снегопад пришлось бы сменить полозья, однако путники рассчитывали вернуться в Гефвалле до непогоды. Убогая похоронная процессия. Нина не могла отделаться от мысли, что Матиас заслуживает большего. Почета и пышной церемонии, достойной героя, пускай даже на родине его считают предателем.
Я создан, чтобы защищать тебя. Даже после смерти я найду способ сдержать клятву.
Его голос в эту минуту звучал слишком чисто и звонко. Ибо настал момент прощания. Как только они предадут Матиаса земле, он отправится к Джелю.
Нина сомневалась, что сможет сделать это – оставить его тело в холоде и темноте.
Отпусти меня к моему богу.
Жаль, что рядом нет Инеж. В этом безмолвии Нине недоставало Призрака, ее спокойствия и доброты. Она благодарна Адрику, но Адрик не знал Матиаса. Да и Нину, если на то пошло. Нину теперешнюю.
Добравшись до места, где река разделялась на рукава, путешественники наконец разбили лагерь – поставили простую брезентовую палатку и накрыли ее шкурами, чтобы сохранять тепло. Развели костер, напоили лошадей и приступили к нехитрому ужину из чая и соленой трески. Еду Нина с трудом заставила себя съесть. Случайному встречному они сказали бы, что направляются в Мальск показывать свой товар, зарядные механизмы для винтовок, которыми и нагружены сани. Впрочем, полагала Нина, едва ли придется кому-то что-то объяснять. Как и большая часть Фьерды, эта местность была голой и пустынной. Города, как и цветы, не растут среди снегов.
Адрик извлек из кармана флягу, налил в медную чашку немного черной жидкости и скептически на нее воззрился.
– Что это?
– Насколько мне известно, это гонят из хвойного дегтя. Рыбаки говорили, хорошее средство от простуды. – Пригубив напиток, юноша закашлялся и принялся стучать себя в грудь кулаком. – Святые, ну и гадость!
– Может, они имели в виду, что от этой штуки ты помрешь и заодно избавишься от простуды.
– Или же они просто втридорога продают путешественникам бесполезную ерунду. – Адрик протянул фляжку Нине, но та решительным жестом отказалась.
Какое-то время оба молча смотрели на быстрые речные воды. Наконец Адрик промолвил:
– Ты никогда не рассказывала, как он погиб.
Что на это ответить? Должна ли она вообще отвечать? Особенностей кеттердамских аукционов в Равке не знает почти никто, включая гришей. Едва ли Адрик обрадуется, узнав, что Нина была членом преступной банды.
– Точно не знаю. В Кеттердаме мы вместе… работали. Выполнили самую трудную часть задания, думали, что никто не пострадал. А потом пришел Матиас… весь в крови. Его подстрелили. – Он нашел дорогу к ней, несмотря на смертельную рану и страшную боль. Ради последнего поцелуя, ради того, чтобы попрощаться. – Город кишел дрюскелями, у них были свои причины покончить с Матиасом. Но за нас всех назначили цену. Люди жаждали нас убить, на улицах творилось черт знает что.
Нина до сих пор видела, как кровь Матиаса пропитывает ее рубашку, чувствовала под пальцами короткий ежик волос на затылке. Его густые золотистые волосы только-только начали отрастать…
– Он не сказал мне, кто в него стрелял. – Не стал вешать на нее это бремя. Знал, что от горя она может наделать глупостей. Однако ему стоило подумать и о том, что загадка его смерти будет ее мучить. Нина надеялась, что новая миссия по спасению гришей из Фьерды вместе с Рингсой поможет заглушить скорбь и избавиться от вины, однако чувствовала себя ничуть не лучше, чем прежде. – И это меня грызет.
– Знакомое ощущение. – Адрик глотнул темную жидкость и поморщился. – В конце войны мною двигала исключительно жажда мести. Я хотел, чтобы Дарклинг заплатил за мою руку, за смерть моих товарищей. Я хотел его уничтожить.
– Твое желание исполнилось.
– Но рука не выросла заново. И никто из друзей не воскрес.
– С этим я могла бы помочь, – сказала Нина.
К ее облегчению, Адрик отреагировал на эти слова сухой, неохотной улыбкой. Кое-кто из гришей бледнел при одном упоминании новой способности Нины. Когда-то она была сердцебиткой и ощущала пульс мира так же четко, как свой собственный. Парем ее изменил. Сидя в красном кафтане под золотым куполом Малого дворца, она казалась себе мошенницей. Нина больше не могла управлять живой материей, слышать шум крови в венах и песнь делящихся клеток. Зато теперь ей подчинялись мертвые – как, пожалуй, и она подчинялась им. В конце концов, она ведь пришла в Гефвалле.
Нина допила чай и почувствовала напряженное ожидание Адрика. Время пришло, поняла она. Возможно, после похорон Матиаса с ее сердца спадет тяжкий груз. В любом случае, жить так дальше у нее просто нет сил.
– Я готова, – сказала она, поднимаясь, хотя знала, что лжет.
Они покинули лагерь и двинулись по течению реки.
Расскажи мне историю, Матиас. Сейчас Нине очень нужно его услышать, убедиться, что какая-то его часть останется с ней. Расскажи о своей семье.
Лучше ты расскажи о своей. Почему ты никогда не упоминала о родных?
Потому что никого не знала. Выросла в сиротском приюте – вроде того, что располагался в Керамзине. Сведений о родителях не сохранилось. Таких детей, как она, было множество: без документов, без истории. Корзиночники – так называли тех, кто появлялся на пороге приюта в корзинке из-под фруктов. Девочке дали имя в честь одной из патронесс и снабдили поношенной одеждой, которую привозили в больших мешках, пропахших химикатами, – все вещи обязательно обрабатывались от вшей.