Зоя покачала головой.
– Речь не была похожа на твою.
– Ну, в этом облике…
– Ты разговаривал, как он.
Николай немного помолчал.
– Я бы сказал, что причиной тому мог быть страх или игра воображения… – Он поймал гневный взгляд Зои. – Но не хочу схлопотать оплеуху.
– Понимаю, звучит нелепо. Да, это мог быть страх или возбуждение от схватки, но я действительно была уверена, что ты хочешь меня убить. Тобой двигал не просто голод, а что-то вроде умысла. – Зоя стиснула кулаки, прижала их к бедрам. – Тебе нравилось меня пугать.
Николай хотел сказать, что ни в коем случае не причинил бы ей вреда, что сумел бы остановить внутреннего монстра, однако предпочел не унижать ни себя, ни Зою этой ложью.
– Возможно ли такое? – вместо этого вслух задался вопросом он. – Могло ли сознание Дарклинга каким-то образом выжить вместе с его силой?
– Надеюсь, нет. – Зоя разжала кулаки. – Надеюсь, в песках Каньона нас ждет терновый лес, а все разговоры о магических ритуалах и боевых монахах не окажутся пустыми сказками. Но если лекарства нет и сущность в твоем теле – не просто проклятье, насланное Дарклингом, если он пытается использовать тебя, чтобы снова проникнуть в этот мир…
В свете лампы сапфировые глаза Зои грозно сверкали. Николай почувствовал всю глубину терзавшей ее утраты, всю боль, которую она так тщательно скрывала.
– Тогда, Николай, прежде, чем это случится, я пущу тебе в голову пулю.
Правители Равки любили власть больше, чем свой народ. Такая вот болезнь. Зная об этом, Николай поклялся не поддаваться недугу, быть другим королем. И все же сомневался, сможет ли в назначенный час отойти в сторону, отказаться от трона, за который сражался так долго и так яростно. Но если он позволит монстру подавить в нем человека, это будет означать поражение. Значит, нужно отбросить свои сомнения и свои желания. Он постарается быть сильным. А женщина, что сидит напротив, позаботится о том, чтобы король Равки защитил Равку. Даже от самого себя.
Николай взял Зою за руку и поцеловал тыльную сторону ее ладони.
– Моя безжалостная Зоя, в этом случае я сам заряжу пистолет.
13Нина
Нина и Ханна дремали по очереди, прижимаясь друг к другу плечами и притворяясь перед «охранниками» крепко спящими. Чтобы усталость не свалила обеих сразу, девушки обменивались вопросами: любимый десерт? любимая книга? любимое занятие? Нина узнала, что Ханна обожает булочки с заварным ванильным кремом, имеет тайное пристрастие к популярным в Кеттердаме романам-«страшилкам» – чем больше крови, тем лучше, – хотя переводы достать трудно, и что она любит… шить.
– Шить? – недоверчивым шепотом переспросила Нина, вспомнив, как вчера вечером Ханна выехала на опушку с винтовкой в руке. – Я думала, ты любишь охоту, разные хулиганские проделки и… – она сморщила нос, – природу.
– Это полезный навык, – попыталась оправдаться Ханна. – Кто штопал носки твоему мужу?
– Я, конечно, – соврала Нина. Хотя солдатам полагалось уметь обращаться с иголкой и ниткой, она этому так и не научилась и всегда ходила в дырявых носках. – Но мне это не нравилось. Мать-хранительница наверняка одобрила бы твою любовь к шитью.
Ханна прислонилась головой к стене. Волосы у нее высохли и теперь кудрявились крупными волнами красного золота.
– Как бы не так. Рукоделие – вот занятие для утонченных дам, а шитье и штопка – удел прислуги. Так же как вязание и стряпня.
– Ты умеешь готовить? – удивилась Нина. – Интересная ты штучка.
Утром она приветствовала всех мужчин сияющей улыбкой и настоятельно рекомендовала заглянуть в гости к Леннарту Бьорду по пути через Оверъют.
– Мы можем вас проводить, – предложил бородач.
– О, это было бы чудесно, – пропела Нина, скрипнув зубами.
К ее удивлению, Ханна решила подыграть.
– Да, да, чудесно! Только сначала нужно заехать в монастырь к сестрам-хранительницам, где мы должны исполнить епитимью. За скромную плату сестры охотно проведут скад над любым гостем мужеского пола.
Нина читала про религиозный обряд, именуемый скадом. Во Фьерде прохождение обряда служило признаком мужественности, однако для некоторых он оказывался смертным приговором. Ритуал включал в себя трехмесячное воздержание и символическое омовение в щелоке для очищения духа.
Бородач побледнел.
– Мы проводим вас до Гефвалле, а потом нас ждут дела в… в другом месте.
– Да-да, – подтвердил его приятель с клочковатыми бровями. – У нас много дел.
– Как нам найти дом Леннарта Бьорда? – осведомился еще один фьерданец, выходя вместе с девушками.
Землю покрывал толстый слой снега; правда, под лучами восходящего солнца он уже начал подтаивать. Бешеные порывы ветра сменились слабым дуновением – Бандит выдохся.
– Езжайте к главной площади Оверъюта, – сказала Нина. – Как увидите самый шикарный особняк на всем бульваре, это он и есть.
– Ищите тот, у которого самые высокие башни, – прибавила Ханна. – Самые островерхие в городе.
– Это ваша лошадь? – спросил солдат. – А где дамское седло?
– Наверное, потерялось во время пурги. – Нина порадовалась отсутствию обычного седла: не пришлось ничего объяснять. – Мы дойдем до Гефвалле пешком, а коня поведем за собой.
Как только сторожка скрылась из виду, девушки поехали верхом.
– Откуда ты знаешь про скад? – поинтересовалась Нина, осторожно обхватывая тонкую талию Ханны и соприкасаясь с ней бедрами.
Ханна оглянулась через плечо; на ее губах заиграла непривычно жестокая улыбка.
– Должен же быть хоть какой-то толк от моего религиозного образования.
Всадницы направились обратно к лагерю. Теперь, когда метель улеглась, они без труда различили впереди желтый флаг и палатку Адрика.
Он помахал девушкам рукой. Его радость от того, что Нина пережила бурю, была неподдельной. При этом Адрик устроил целое представление, якобы негодуя по поводу штанов Ханны.
– Я думала, земенцы не обращают на это внимания, – пробурчала Ханна.
– Жена у него – земенка, а он каэлец, и его беспокоит, что ты выехала одна, без сопровождения. Кстати, а как ты тут вчера оказалась?
Ханна подставила лицо солнцу и закрыла глаза.
– Захотела покататься. Перед сменой погоды – лучшее время для прогулок. В полях никого нет.
– А тебя не накажут за то, что провела ночь вне монастыря?
– Я вызвалась привезти воды. Мать-хранительница будет только рада, что ей не придется оправдываться перед моим отцом за гибель его единственной дочери в бурю.
– А твои подруги? Почему не поехали с тобой?
Ханна не сводила глаз с белого горизонта.
– Для них это игра. Детская забава с переодеванием, дерзкая выходка. А для меня это… – она пожала плечами.
Выживание. В Ханне было что-то от одиночки, отшельницы. Нина даже не пыталась делать вид, что понимает ее. Сама она любила компании, шум и суету людного места. Но каково это для молодой девушки – навсегда оказаться запертой в стенах монастыря, под постоянным надзором монахинь, и каждый день против воли исполнять благочестивое «женское предназначение» по канонам фьерданской религии? Тяжко представить. Тем не менее Ханна живет в монастыре, а значит, может рассказать о заводе. Пускай она еще только послушница, но наверняка знает, зачем хранительницы источника поднимаются на гору.
– Давай проедем вместе еще немного, – попросила Нина Ханну, усаживаясь в седло собственной лошади.
Судя по виду, Ханне сейчас хотелось стрелой умчаться прочь, однако Нина понимала, что девушка не решится обидеть ее отказом, ведь ей нужно, чтобы Нина ни в коем случае не проболталась.
– Ну же, – мягко настаивала Нина. – Надолго я тебя не задержу.
Они пустили коней шагом. Адрик двигался следом, волоча сани.
– Сколько тебе лет? – спросила Нина.
Ханна стиснула зубы. Ее профиль четко вырисовывался на фоне серебристого неба.
– Девятнадцать. И, да, я знаю, что для послушницы я старовата.
Значит, Нина не ошиблась: они почти ровесницы.
– Ты не готова принести обет… – Ханна коротко мотнула головой. – Но и домой вернуться не можешь. – Снова короткое отрицание. – И как же быть?
Ханна не отвечала, устремив взор на снежную пустыню. То ли просто не хотела разговаривать, то ли думала, что и так уже слишком много наговорила.
Нина искоса посмотрела на спутницу.
– В последний раз наслаждаешься свободой, верно?
– Это так заметно?
– Я вижу, как твой взгляд тянется к горизонту, как ты держишь поводья. – Помолчав, Нина прибавила: – Чтобы искусно притворяться, нужно самой верить в свой обман, хотя бы чуточку. Актерское мастерство начинается с тела. Хочешь кого-то в чем-то убедить, начинай с движений и жестов. Тело расскажет тысячу историй еще до того, как ты откроешь рот.
– И какие же истории рассказывает мое тело?
– Уверена, что хочешь знать? – Одно дело – видеть правду, и совсем другое – высказывать ее человеку.
– Уверена, – ответила Ханна, крепче стиснув поводья.
– Ты – сильная, но не хочешь, чтобы окружающие это поняли, поэтому стараешься выглядеть незаметной. Самой собой ты становишься только когда никто не видит. И в такие моменты… – Нина протянула руку и похлопала Ханну по бедру, – ты великолепна.
Ханна бросила на нее подозрительный взгляд.
– Я сама знаю, как выгляжу.
Знаешь ли? Нина охотно сказала бы Ханне, что, если бы та, прекрасная дева ростом в шесть футов с невероятной гривой волос цвета каштанов в клубничном сиропе и золотисто-медными глазами, горделивой поступью вошла в Ос Альту, тысяча равкианских придворных воспели бы хвалу ее красоте, причем Нина сделала бы это первой. Но не сказала, во избежание ненужных вопросов. Вместо этого пообещала:
– Я никому не расскажу, кто ты.
Взор Ханны сделался колючим.
– Почему это? Могла бы получить награду. За информацию о гришах дают меру серебра. С чего бы такая доброта?
Доброта здесь ни при чем, я просто пытаюсь завоевать твое доверие. Но приговорить тебя к смерти – ни за что и никогда.