– И готова сделать этот выбор за них? – спросил Адрик.
– Мы все должны быть к этому готовы.
Леони глубоко вздохнула.
– Я бы не хотела жить под чьим-то контролем. Не хотела бы обречь своего ребенка на такое существование.
– Адрик?
– Нина, я уже говорил, что об этом думаю. Мы рискуем собой и другими гришами, а в результате, боюсь, привезем в Равку корабль, полный трупов. Но я не брошу этих девушек здесь. На худой конец, у меня появится новый повод кряхтеть и жаловаться.
– Отлично, – сказала Нина.
Адрик коротко и хмуро кивнул.
– Вопрос: как убедить заключенных и охрану в том, что однорукий мужик и две его подруги имеют право находиться на территории завода?
– Достанем тебе солдатскую форму, рукав набьем соломой. Мы с Леони оденемся послушницами.
– Думаешь, никто не заметит, что я почти не говорю на фьерданском и правлю упряжкой лошадей одной рукой?
– С этим поможет Ханна.
– Уверена? – спросила Леони. – Позавчера я видела выражение ее лица. Она слишком долго находилась под пятой у Матери-хранительницы.
И не только. А еще и под пятой у родителей и всей Фьерды. И все же Ханна пошла на обман ради Нины. Не побоялась нарушить строгие правила монастыря, чтобы помочь людям, нуждавшимся в ней. Сумела сберечь жар сердца в этой убогой дыре.
Адрик прислонился к саням.
– Если она узнает, что мы гриши…
– Она тоже гриш.
– И ненавидит себя за это. Эту ненависть Ханна вполне способна обратить на нас. Даже если мы провернем нашу затею, не выдав себя, именно ей придется расхлебывать последствия, когда нас тут уже не будет. – Нина смущенно переступила с ноги на ногу, и Адрик вздернул брови: – Рассчитываешь, что она пойдет с нами? Ох, Зеник, Зеник. А я-то думал, что безнадежный оптимист среди нас – это Леони.
– Ханне здесь не место.
Даже если она сохранит свои способности в тайне, рано или поздно Фьерда ее сломает, а Нина вряд ли вынесет, если жертвой этого сражения станет именно Ханна.
Адрик смерил Нину тяжелым взглядом.
– Не стоит воображать, будто мы – единственное ее спасение. Ханна тебе этого не простит.
Может, и не простит. Зато, по крайней мере, останется в живых.
Наутро, войдя в класс, Нина с удивлением обнаружила, что ее дожидается не только Ханна, но и одна из дев-хранительниц.
– Кори тоже будет заниматься, – угрюмо сообщила Ханна.
Нина попыталась изобразить воодушевление.
– Еще одна ученица? Замечательно! Ты хоть немного знаешь земенский?
– Нет, – буркнула Кори.
Монахиня определенно не испытывала восторга от данного ей поручения, а Мать-хранительница определенно полагала, что Нину и Ханну нельзя оставлять наедине.
– Тогда начнем с самого начала. Проспрягаем глагол «молиться».
Ханна закатила глаза, и Нина едва сдержала смех. Если это самое сложное препятствие, с которым они столкнутся в ближайшие несколько дней, можно считать, что им очень повезло.
Когда Нина перешла к наиболее простым словам – стул, стол, окно, небо, девушка, облако, – в дверь постучали, и в проеме показалась голова послушницы, той румяной девушки, которая разговаривала с Ниной в лесу и вместе с Ханной каталась верхом в солдатской форме.
– В чем дело? – спросила Кори, когда вошедшая присела перед ней в почтительном книксене.
– Матушка послала меня за Ханной, – ответила послушница. – Ханна, приехал твой отец.
Ханна мгновенно съежилась, словно цветок, побитый морозом. Нина видела ее испуганной и сердитой, но это зрелище было для нее новым и весьма неприятным, как будто огонь, озарявший Ханну изнутри, вдруг резко потух.
Известие вызвало беспокойство даже у Кори.
– Что ж, иди, – отпустила она Ханну.
Та закрыла тетрадь, встала и направилась к двери. Когда Ханна проходила мимо, Нина – понимая, что делать этого не следует, – крепко сжала ее пальцы. Ханна украдкой бросила взгляд на монахиню, которая с прищуром наблюдала за обеими, а потом стиснула ладонь Нины в ответном пожатии.
– Все будет хорошо, – шепнула Нина. – Adawe. – Первый глагол, которому она научила Ханну. Сражаться.
Спина девушки немного распрямилась. Она выпустила руку Нины, но тут послушница добавила:
– Энке Яндерсдат, он и вас хочет видеть.
Вот и хорошо, что отец Ханны желает познакомиться с дочкиной учительницей. Нина постарается усмирить его гнев и помочь Ханне пережить эту бурю. Она тоже поднялась из-за парты.
– Adawesi. – Пухлые губы Ханны тронула улыбка. Мы сражаемся.
В часовне послушница провела их по длинному коридору, и Нина сообразила, что они направляются в тот же кабинет, где она и Ханна встречались с Матерью-хранительницей, когда просили разрешения на уроки земенского.
Как и в прошлый раз, Мать-хранительница сидела за своим письменным столом, а у окна, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина с военной выправкой. У основания бледного черепа алел грубый горизонтальный шрам. Внутри у Нины все похолодело.
– Матушка, – Ханна присела в глубоком реверансе. – Min fadder.
Нина узнала этого человека еще до того, как он повернулся, однако холодный взгляд голубых глаз Ярла Брума поверг ее в неописуемый ужас.
В их предыдущую встречу он собирался бросить ее в тюрьму, превратить в рабыню. Столкнувшись с ним и его приспешниками тогда, в Джерхольме, она находилась под мощным воздействием своей первой и единственной дозы юрды-парема. В тот раз Нина хотела его убить и убила бы одной мыслью, но Матиас убедил ее проявить милосердие, и она послушалась. Оставила Брума и дрюскелей в живых, хотя напоследок не удержалась от того, чтобы сорвать с мучителя скальп. Видимо, кожу пришили обратно.
Не поднимая глаз от пола, Нина присела в низком реверансе. Она постаралась использовать эти краткие мгновения, чтобы привести мысли в порядок и совладать с собственным страхом. Зеник, возьми себя в руки. В Ледовом Дворе она предстала перед Брумом под неуклюжей маскировкой, но теперь-то над ее внешностью поработала профессиональная портниха! Женя Сафина полностью изменила ее фигуру, даже кости, да и в безупречности своего фьерданского Нина не сомневалась. Она помнила слова, сказанные Ханне: лицедейство начинается с тела. Сегодня Нина должна сыграть свой лучший спектакль. Нет, она не будет скрывать страх, она им воспользуется. Ненависть – вот что нужно запрятать поглубже.
Выпрямившись после реверанса, она перестала быть Ниной Зеник и превратилась в Милу Яндерсдат, вдову, чья дальнейшая судьба полностью зависела от расположения Ярла Брума.
Брум, однако, неотрывно смотрел на Ханну. Взгляд его смягчился.
– Ханна, – он шагнул вперед и обнял дочь. – Ты выглядишь… здоровой и крепкой.
Девушка еще больше сгорбилась.
– Благодарю вас, папа.
– Ты могла бы выглядеть женственнее, если бы пореже каталась верхом.
– Простите, папа. Сожалею о своем поведении.
Ярл Брум вздохнул.
– Знаю, что сожалеешь. – Он перевел глаза на Нину, которая стояла, опустив голову и скромно потупив взор. – А это твоя новая учительница? Такая молодая, что и сама вполне сошла бы за ученицу.
– Она служит проводником чете земенских торговцев, которые прибыли к нам на прошлой неделе, – сообщила Ханна.
– То же самое мне сказала Мать-хранительница. – Брум подошел к Нине. – В городе появляется таинственная незнакомка в компании двоих иностранцев, и буквально пару дней спустя на территорию завода проникает посторонний. Вряд ли это можно считать совпадением.
Нина посмотрела на него взглядом, как она надеялась, полным смятения. Брум взял ее за подбородок и приподнял лицо к свету.
Кто бы ни пришивал его скальп, он сделал это довольно искусно, однако светлые волосы на голове Брума больше не выросли, а явственно видневшийся шрам огибал череп, словно жирный розовый крысиный хвост. Гриш – целитель или портной – мог бы сделать его бледнее, но, разумеется, для этого Ярлу Бруму требовалось допустить одного из них к своей драгоценной голове. Нине хотелось ответить на его тяжелый взгляд своим, испепеляющим, но она сделала над собой усилие, и ее глаза наполнились слезами.
Брум нахмурился.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать, сэр.
– Рано же ты овдовела.
– Да, такое вот горе.
Он слегка скривил уголок рта.
– Почему ты дрожишь?
– Мне редко доводится встречать великих людей.
Брови Ярла Брума взлетели вверх, однако Нина успела заметить промелькнувшее в глазах удовлетворение. Вот, значит, что по душе коммандеру Бруму: лесть, робость, страх. В прошлый раз она была дерзкой и кокетливой, но теперь поняла свою ошибку.
– Где ты выучила земенский? – спросил он.
– У моего мужа было небольшое дело – он возил морем замороженные продукты и рыбу. Часто торговал с земенцами. У меня обнаружились способности к языкам, и я взялась быть при нем переводчиком.
– Как он погиб?
– Его забрало море. – По щеке Нины скатилась слезинка. Как нельзя кстати.
Брум почти с жадностью проследил за влажной дорожкой.
– Жаль. – Он отпустил подбородок Нины и сделал шаг назад, затем объявил настоятельнице: – Я хочу допросить земенских торговцев.
– Папа, а что насчет моих уроков? – спросила Ханна.
– Твоих уроков? – задумчиво повторил Брум. – Да, пожалуй, влияние девицы с сельским воспитанием пойдет тебе на пользу, Ханна. Можете продолжать.
Нина снова присела в реверансе.
– Благодарю вас, сэр, – промолвила она, хлопая мокрыми от слез ресницами. – Для меня это честь.
После того, как Брум и Ханна удалились для приватной беседы, Нина сделала книксен перед Матерью-хранительницей и повернулась, чтобы уйти.
– Я знаю, что ты задумала, – бросила настоятельница ей в спину.
Нина, сжимавшая дверную ручку, замерла.
– О чем вы?
– Коммандер Брум счастливо женат на благородной даме!
Нина недоумевающе заморгала. Она едва сдерживала смех.
– А каким образом это касается меня?