е семи тысяч лет. Лорд Стиамот велел переселить туда всех метаморфов, уцелевших после победоносно завершенной им войны против аборигенов этого мира; там они и остались, загадочные, полностью отказывающиеся иметь дело с другими расами, которые прибыли, чтобы колонизировать некогда принадлежавшую им планету, и до сих пор продолжали бояться ее первых обитателей.
Но как же мог этот человек прибыть из Пиурифэйна? Там обитали только меняющие форму. А меняющим форму древний закон строго запрещал покидать свою территорию, хотя всем было известно, что они время от времени в облике людей или иногда гэйрогов отправлялись по каким-то своим темным делам в различные города мира.
Значит, это могло означать только одно…
— Теперь вы понимаете, мой добрый герцог? — сказал Мандралиска, оделяя Тастейна самой леденящей своей улыбкой. И продолжил, обращаясь к Вайизейспу Уувизейспу Аавизейспу: — Может быть, мой друг, вам было бы удобнее принять какой-то другой облик?
— Если вы считаете, что здесь это безопасно… — отозвался метаморф, окинув быстрым взглядом Тастейна, Джакомина Халефиса и Хаймака Барджазида.
— Это мои соратники, — величественно произнес Мандралиска. — Оставьте всякие опасения.
Получив это заверение, Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп сразу же начал расставаться с человеческим обликом.
Ничего подобного Тастейну никогда прежде не приходилось видеть. Он даже и не мечтал, что когда-либо сможет наблюдать, как это происходит. Как и большинство людей, он относился к меняющим форму с недоверием и даже страхом: эти древние создания пугали его — непостижимые, непознаваемые, затаившиеся в своих джунглях, исполненные ядовитой злобы к людям, отнявшим у них принадлежавший им мир, готовящие одно Божество ведает какую месть за то, что с ними содеяли. Да стоило только подумать о том, что ему придется оказаться рядом с одним из этих существ, как по коже бежали мурашки.
Но сейчас он с изумлением наблюдал, не в силах отвести взгляд, как тело метаморфа корчилось и дергалось под плохо сидевшей на нем одеждой, словно существо пыталось сбросить кожу, как черты лица, и без того казавшиеся странными, вдруг начали расплываться и терять всякую определенность — они, в буквальном смысле слова, растекались, — как сгорбленные плечи словно сами по себе стали немыслимым образом выворачиваться, дергаясь и крутясь, как будто пытались найти наилучшее положение по отношению к спине…
Не успел он несколько раз моргнуть, как преобразование завершилось. Человек, которого Тастейн привел в эту комнату, исчез, и вместо него возникла совершенно непохожая на него, неимоверно тощая, длинная и угловатая фигура. Лицо существа имело болезненный светло-зеленоватый цвет, глаза были скошены внутрь и не имели зрачков, нос был крошечным, почти незаметным, под ним располагался рот, лишенный губ и похожий на разрез, а скулы были острыми, как ножи.
Метаморф! Меняющий форму!..
Тастейн все еще не смел заставить себя поверить в происходящее: существо из запретного Пиурифэйна находится рядом с ним, менее чем в десяти шагах. И где — в кабинете графа Мандралиски, куда явилось по личному приглашению графа!
Лорд Ворсинар там, на севере, заключил союз с меняющими форму; Тастейн своими глазами видел одного из них — первого в своей жизни — возле крепости. Но он был уверен, что именно это послужило одной из главных причин, по которым Пятеро правителей решили разделаться с лордом Ворсинаром. Люди не ведут дел с метаморфами. Это все равно что заключать союз с демонами. Но вот это… Сам Мандралиска… Меняющий форму здесь, во дворце прокуратора…
Тастейн украдкой взглянул на Джакомина Халефиса, а затем на Хаймака Барджазида. Но те не выказывали никаких признаков удивления или тревоги. Или же они полностью овладели искусством скрывать такие чувства в присутствии графа, или были заранее осведомлены о том, кто такой на самом деле таинственный сегодняшний посетитель.
Мандралиска взял со стола шлем Барджазида, легонько подбросил его в горсти, словно кучку драгоценных монет и показал посетителю.
— Вот наше маленькое оружие, — сказал он мета-морфу, — устройство, благодаря которому мы освободим наш континент от власти господ из Алханроэля. Пока что наши эксперименты с ним были весьма плодотворными. — Он кивком указал на Хаймака Барджазида. — Этому человеку мы обязаны тем, что можем использовать столь мощное оружие в нашей борьбе.
— И вы говорите, что при помощи этого маленького прибора можно вступить в контакт с сознанием любого обитателя этого мира? — спросил Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп. После того как метаморф принял свой естественный облик, его грубый утрированный акцент исчез, и голос звучал ровно и мягко. — И получить возможность управлять этим сознанием?
— Да, судя по нашим экспериментам.
— Сознанием короналя? Понтифекса? — Метаморф сделал паузу— Или, скажем, сознанием Данипиур?
— Мне показалось слишком опасным, слишком, я бы сказал, вызывающим влезать в умы короналя или понтифекса, — не задержавшись ни на мгновение ответил Мандралиска. — Ручаюсь вам, что я мог это сделать, если бы счел нужным, но я так не счел. Но могу сообщить вам, что тем не менее я успешно добрался до умов некоторых членов семейства понтифекса: его брата, его матери, его жены, его ребенка. Чтобы, так сказать, дать ему представление о наших возможностях. Вы, конечно, понимаете, что это строжайший секрет, которым можно поделиться с одной только Данипиур. А что касается Данипиур… Нет, нет, конечно, я никогда не стал бы пытаться воздействовать на сознание великой королевы, послом которой вы являетесь.
— Но смогли бы, если бы захотели?
— Скорее всего, смог бы. Но зачем это делать? Ее это только оскорбило бы и оттолкнуло от нас. Пиуривары — наши друзья. Как вы знаете, мы рассматриваем вас как союзников в нашей великой борьбе.
Тастейн был ошеломлен этим спокойным заявлением еще сильнее, чем открытием, что человек, которого он привел сюда, оказался меняющим форму. Союзники? Неужели Мандралиска говорил серьезно? Что люди и метаморфы будут вместе сражаться против войск понтифекса и короналя?
Наверное, так и есть, думал Тастейн. В противном случае, почему это существо могло оказаться здесь? И с какой еще стати Мандралиска стал бы с таким почтением говорить о королеве меняющих форму или же так вежливо именовать меняющих форму тем словом, каким они сами называют себя?
— Может быть, вас заинтересует небольшая демонстрация нашего шлема? — светским тоном спросил Мандралиска. Он протянул ладонь с устройством в сторону Тастейна. — Ну-ка, герцог Тастейн. Наденьте-ка эту сеточку на голову и покажите нашему другу, как она работает.
— Я?
— А почему бы и нет. Ты парень сообразительный. Сразу разберешься с тем, как ею пользоваться. Давай. Действуй!
У Тастейна голова пошла кругом. Он ни разу даже не прикасался к шлему. Насколько он знал, это не позволялось вообще никому, кроме самого Мандралиски и, возможно, Хаймака Барджазида. Использование его требовало специального обучения и, как он понял из слов самого графа, было делом трудным, выматывающим и даже очень опасным для любого новичка. Он, как бы защищаясь, поднял руки с растопыренными пальцами, помолчал, подыскивая слова, а потом растерянно проговорил:
— Ваша светлость, прошу вас избавить меня от этого. Я совершенно не представляю, как делать такие вещи.
Но Мандралиска был настойчив. Он снова протянул руку со шлемом к Тастейну. В его глазах светилась холодная решительность, которую Тастейн видел уже много раз, но она еще никогда не была обращена на него.
— Давай, мой маленький герцог, — повторил Мандралиска. — Действуй.
Да ведь надеть шлем будет для него равносильно самоубийству, в отчаянии думал Тастейн. Неужели граф хотел именно этого? Или это был просто еще один из его «маленьких» капризов, очередная жестокая игра, которыми он так любил забавляться?
Тастейн продолжал лихорадочно соображать, как выбраться из этого безвыходного положения, когда Хаймак Барджазид наклонился к Мандралиске и тихо, почти шепотом, заговорил:
— Если вы позволите мне вставить слово, ваше сиятельство, то я хотел бы напомнить вам, что человек, не знакомый с правилами использования шлема, может серьезно повредить его, если сделает что-нибудь ненадлежащим образом.
Это, судя по всему, оказалось для графа новостью.
— Неужели? Ну что ж, тогда ладно. Мы ведь не хотим, чтобы с нашим шлемом случилось что-нибудь нехорошее, правда? — Он нежно погладил проволочную сеточку. — Тогда мы, пожалуй, отложим демонстрацию. Я сейчас не в настроении работать со шлемом. Разве что вы, Барджазид… впрочем, нет, не стоит. Демонстрации не будет. — Он вновь повернулся к метаморфу— Я смогу удовлетворить ваше любопытство по поводу нашего шлема в другой раз. А сегодня я хотел бы обсудить с вами конкретный характер союза, который я предложил Данипиур.
— Она желала бы узнать ваши предложения, — ответил Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп.
Тастейн с изумлением, едва веря своим ушам, слушал, как Мандралиска стремительно формулировал свой план установления независимости континента Зимроэль. В ближайшее время, сказал он, он намеревается выпустить воззвание от имени лорда Гавирала, в котором будет провозглашено об отказе от древних договоров, связывающих Зимроэль с эксплуатирующим его восточным континентом. Одновременно будет провозглашена новая конституция, согласно которой Зимроэль станет самостоятельным государством, столицей которого будет Ни-мойя, а правителями — наследники прокуратора Дантирии Самбайла. Лорд Гавирал станет понтифексом Зимроэля, а один из его братьев — кто именно, еще предстоит решить — короналем Зимроэля. Сувраэль, добавил Мандралиска, одновременно тоже провозгласит свою независимость и создаст для себя собственное правительство, во главе которого будет стоять Хаймак Барджазид как первый король континента.
Великая надежда лорда Гавирала, сообщил Мандралиска, заключается в том, что новые правительства Зимроэля и Сувраэля будут незамедлительно признаны лидерами Алханроэля и что между тремя континентами сохранятся мирные отношения, существовавшие с незапамятных времен. Но лорд Гавирал не настолько наивен, чтобы думать, что люди, подобные Престимиону и лорду Деккерету, так легко согласятся с потерей двух третей своего царства. Напротив, продолжал Мандралиска, гораздо вероятнее, что правительство Алханроэля организует военное вторжение на Зимроэль и попы