Сторонники течения прециозности разговаривали на особом вычурном языке, лишенном, по мнению его творцов, и малейшей тени вульгарности. Так, женская грудь именовалась «подушечками любви», кровать – «царством Морфея», книга – «немым наставником», глаголу «любить» соответствовало сложное выражение «иметь нежную страсть», даже констатация такого обыденного явления природы, как «идет дождь», заменялась высокопарным «падает третий элемент». Безобразная женщина была «красавицей, внушающей страх», солнце – «супругом природы», музыка – «раем для слуха». Лакея называли «нессесером»[27], поскольку его помощь всегда необходима. Самое главное – ничего прозаичного, обыденного, упаси бог, вульгарного! Как уже было сказано, сочинительство считалось занятием, недостойным аристократов, а потому прециозность находила свое выражение в салонной беседе, которая должна была быть блестящей, построенной по правилам игры, беспристрастной и чрезвычайно возвышенной – то есть утонченное жонглирование словами, беседа ради беседы.
Для полного соответствия идеалам прециозности поклонники этого модного течения бросились менять свои данные при крещении простецкие имена, почерпнутые из Святцев, такие как Жанна, Жюли, Мари, Жак, Франсуа и Николя, на более звучные: Дорализа, Клеокрита, Лизимена, Клеодамас, Органт, Герминий. Сама Мадлен Скюдери решилась замахнуться на большее, выведя себя в одном из своих романов под именем Сафо. Над этим явлением от души посмеялся Мольер в своей комедии-балете «Смешные жеманницы», и весьма печально, что ныне мы неспособны полностью оценить всю тонкость его замысла.
Дабы полностью приобщиться к этому передовому течению и не прослыть отсталой, Франсуаза решилась сменить свое совершенно заурядное имя на изысканное Атенаист, со временем превратившееся в Атенаис, под каковым и вошла в историю. Она продолжала блистать при дворе, невзирая на тяготы семейной жизни. 17 ноября 1663 года состоялось крещение ее дочери Мари-Кристины (впоследствии девочка умерла в возрасте 12 лет, как писали современники, «от тоски по матери»), но уже через неделю Атенаис танцевала в очередном балете бок о бок с королем. Тем временем ее муж все больше влезал в долги и, невзирая на личную храбрость и огромное стремление, без особого успеха пытался сделать карьеру в армии. Особо неудачным стало его участие в кампании по завоеванию Алжира, кончившейся совершенным провалом.
Жена давно поняла, что полагаться на этого неуправляемого человека она более не может, и принялась самостоятельно строить свою карьеру при дворе. С замужеством Атенаис потеряла место фрейлины Анны Австрийской, так что все пришлось начинать с самого начала. Ее сестра, в замужестве графиня де Тианж, ввела ее в круг людей, вращавшихся вокруг герцогов Орлеанских. Известно, что месье к женщинам был равнодушен: уже упоминавшаяся выше принцесса Монако, за которой с легкой руки г-жи де Севинье за ее натиск в любовных делах закрепилось прозвище «Поток», держала пари, что соблазнит брата короля, – и проиграла. Но Филипп Орлеанский был ценителем остроумного разговора, приятной беседы – и Мадам де Монтеспан сумела очаровать его. Поначалу острый язычок Атенаис раздражал короля, но месье неизменно возражал брату:
– Она умна, она забавляет меня!
Зимой 1663–1664 года основной интригой при дворе было формирование штата королевы Марии-Терезии, которому надлежало состоять из двух принцесс, двух герцогинь и двух маркиз или графинь. Месье замолвил словечко за Атенаис, и теперь при отходе молодой королевы ко сну она развлекала это высокопоставленное общество остроумным изложением событий прошедшего дня, придворных сплетен и язвительных характеристик. При этом молодая женщина проявляла чрезвычайную мудрость суждений, благонравие, приверженность религии и имела обыкновение говорить о мадемуазель де Лавальер:
– Если бы меня постигло подобное несчастье, я бы укрылась на весь остаток жизни в монастыре!
Но хитрая Монтеспан сумела подружиться и с фавориткой, часто навещая вечера в ее особняке Брион, на которых появлялся король. Мадемуазель де Лавальер по наивности принимала все слова Атенаис за чистую монету и не подозревала о грозящей ей опасности, будучи уверенной в прочности привязанности возлюбленного. Одна из современниц писала, что если для оживления своего салона Луизе и следовало бы привлечь какую-то неглупую и остроумную женщину, эта особа не должна была бы быть столь красивой.
Тем временем семейная жизнь с гасконцем явно катилась под откос. Ее не скрепило даже рождение сына Луи-Антуана 5 сентября 1665 года. Однако же в 1666 году король стал находить общество язвительной Монтеспан приятным. Но праздновать победу Атенаис было еще рановато. Муж набрал столько долгов, что практически оказался банкротом, а потому оставаться в Париже ему было не с руки. Он решил уехать в родовой замок родителей, герцогов д’Антен, в Гиени и забрать с собой жену с детьми. Глава семейства даже не мог представить себе, что Атенаис воспротивится, но он недооценил ум свой супруги. Та не стала пререкаться с ним, а обратилась за заступничеством к герцогу Орлеанскому. Тот призвал к себе слишком ретивого мужа и вежливо заявил ему:
– Сударь, я прошу вас о любезности, но необходимо оказать ее мне, в противном случае я буду чрезвычайно огорчен.
Мог ли маркиз де Монтеспан отказать второму лицу в королевстве в этой просьбе? В конце ноября он отбыл в родовое поместье, напоследок заставив супругу заложить ее роскошные бриллиантовые серьги-жирандоли. Та провела всю зиму 1666–1667 года в увеселениях сначала во дворце Сен-Жермен, затем в Версале. Балы, маскарады и игры были ненадолго прерваны 2 января 1667 года, когда королева родила четвертого ребенка, девочку, окрещенную именем матери, Мария-Терезия.
Общество Атенаис все больше и больше привлекало к себе короля. Ему уже приелась своим однообразием нежная привязанность Луизы де Лавальер, которая не могла придать остроты угасавшим чувствам. Меж тем Атенаис, которую известная своим благочестием мать воспитала в строгих правилах, начала осознавать, что Людовика привлекает не только ее ум и он отнюдь не собирается ограничиваться всего лишь духовным общением. Молодая женщина встревожилась, но поддержки ей искать было не у кого: мать умерла в 1666 году, а отец давно сожительствовал с чужой женой, влезая ради нее во все новые долги. До сих пор Атенаис хранила верность мужу и успешно отваживала всех поклонников, которых при ее красоте у Мадам де Монтеспан было немало. Современники уверяют, что поначалу она не собиралась уступать и королю, но хотела главенствовать над ним духовно, держать на расстоянии, пробуждать в нем влечение, но не сдаваться. Однако вряд ли можно было долго удерживать на расстоянии такую уже сформировавшуюся личность, как самодержавный властитель Людовик ХIV.
Тем временем шли приготовления к войне с Испанией. Здесь, не пускаясь в юридические тонкости законов тех времен, следует напомнить о том, что согласно брачному контракту между Людовиком ХIV и испанской инфантой Марией-Терезией та отказывалась от своих наследственных прав на корону, в возмещение которых ее отец, король Филипп IV, обязывался выплатить за дочерью приданое в сумме 500 000 экю золотом. Естественно, король-отец, финансовые дела которого обстояли весьма неважно, своих обязательств не выполнил. После его смерти Людовик, которого прямо-таки распирало желание войти в анналы истории королем, покрывшим себя славой завоевателя, предъявил права на целый ряд земель, находившихся под властью испанской короны (опять-таки, напоминаем, что часть их в ту пору находилась на территории испанских Нидерландов).
Слухи о предстоящей кампании будто на крыльях вещей птицы достигли замка, где изнывал от вынужденного бездействия господин де Монтеспан. Маркиз немедленно явился в Париж, влекомый единственным благородным побуждением набрать еще долгов для экипировки своего отряда с расчетом принять участие в военных действиях на пиренейской границе. Историки уверяют, что Атенаис умоляла мужа забрать ее с собой в провинцию подальше от греховных соблазнов двора, но тот и слушать жену не стал – он уже предвкушал все радости походной жизни и общества истинных рубак.
Итак, муж Атенаис отбыл на театр военных действий, а в мае в поход двинулась королевская армия, отягощенная вереницами карет с прекрасными дамами (король поставил условием, чтобы королева присоединилась к нему несколько позже, дабы со всей помпой въезжать в города, покоренные супругом), их челядью, посудой, парадными туалетами и т. п.). Луизе де Лавальер ввиду ее четвертой пятимесячной беременности было велено остаться в Версале. Маркиза де Монтеспан как фрейлина королевы была вынуждена сопровождать свою госпожу.
Битва за Людовика
Луиза сама чувствовала, что, достигнув высшей точки своего фавора, она теперь без остановки покатится по дороге вниз. Молодая женщина опасалась, что отец не узаконит будущего ребенка как Марианну. Отсюда вполне понятен ее поступок женщины, движимой отчаянием в попытке вернуть утраченную любовь.
7 июня окружение Марии-Терезии пришло в величайшее волнение: Луиза де Лавальер осмелилась покинуть Версаль и присоединиться к свите королевы. Дамы расценили это как величайшую наглость. После окончания утренней мессы де Лавальер подошла к королеве, но та проявила по отношению к ней полное безразличие, села в карету и приказала своему метрдотелю не обслуживать фаворитку за столом (правда, умудренный опытом служака, предвидя неудовольствие короля, тайно накормил фаворитку и двух ее сопровождающих). В карете Марии-Терезии основным занятием дам стало перемывание косточек фаворитке. Тон задавала Мадам де Монтеспан:
– Меня восхищает ее дерзость: осмелиться явиться перед королевой, прибыть с такой скоростью, не зная, будет ли это сочтено ею уместным. Король наверняка не велел ей приезжать. Господь храни меня от того, чтобы стать любовницей короля! Но если бы я была ею, сгорела бы от стыда перед королевой.