те с двором во дворец Сен-Жермен. В его отсутствие король призвал к себе иезуита отца Этьена Декампа, но тот после длительной духовной беседы с королем отказался дать ему отпущение грехов. Людовик не выказал и тени обиды, но и не предпринял никаких попыток изменить свое поведение.
6 июня в Кланьи Атенаис разрешилась от бремени мальчиком, которого в честь побед короля нарекли Луи-Александром и впоследствии узаконили под фамилией граф Тулузский. Кое-какие историки упоминают, будто бы маркиза де Монтеспан призналась одной из своих подруг, что после рождения этого ребенка Людовик прекратил сексуальные отношения с ней. Да, внешне все оставалось, как и прежде. Атенаис тратила огромные деньги на туалеты, содержание своей свиты, экипажей, явно превышая свое жалованье придворной дамы в 6000 ливров и суммы в 150 000 ливров, отпускаемой ей на содержание детей. Она вела себя как истинная королева, шлейф ее платья носил герцог де Ноай, капитан лейб-гвардии короля, в то время как обязанность поддерживать шлейф Марии-Терезии была возложена на простого пажа или гвардейского унтер-офицера. Атенаис обожала игру в карты и проводила за ней все вечера, зачастую ставя на карту фантастические суммы. Она облагодетельствовала высокими должностями всю свою родню, обеспечила выгодные браки племянникам и племянницам. Но одно можно сказать совершенно точно: маркиза де Монтеспан, как и мадемуазель де Лавальер, не имела никакого влияния на политику Франции.
И все-таки она начала надоедать королю своими сценами безудержного гнева, чрезмерным злословием, бесконечными упреками. Атенаис все еще надеялась удержать короля своим умом, но теперь-то мы знаем, что уже нашлись две женщины, готовые подставить ей ножку и покончить с ее фавором, который она считала несокрушимым. То были воспитательница ее детей Мадам де Ментенон, до поры до времени державшаяся в тени, и девица Анжелика де Фонтанж, единственным, но в данном случае мощнейшим оружием которой была редкая красота семнадцатилетней девушки.
Прекрасная Анжелика
Мари-Анжелика де Скорай де Руссиль, девица де Фонтанж, родилась в глубокой провинции, в Оверни, в семье, принадлежавшей к одному из старейших родов в этой местности и обладавшей красивым гербом: «красное поле с золотым верхом, в коем три лазоревые лилии». Ее отец был наместником короля в Оверни, и Анжелика родилась в 1661 году в небольшом старинном замке с массивными башенками. Как и у всякой провинциальной барышни, детство и юность ее были наполнены мечтами, порождавшими самые невероятные амбиции. Анжелика сама рассказывала принцессе Пфальцской еще до того, как стала любовницей короля, что однажды ей приснился сон, как будто она взобралась на высокую гору и, находясь на ее вершине, буквально была ослеплена сверкающим облаком, но внезапно оказалась в полной тьме. Пробудилась девушка от охватившего ее леденящего страха. Когда Анжелика рассказала об этом сне своему исповеднику, тот заявил ей: «Берегитесь: эта гора – двор, где вы обретете большую славу, но эта слава продлится чрезвычайно недолго. Если вы оставите Господа, он оставит вас, и вы погрузитесь в вечный мрак».
По общему мнению современников, Анжелика отличалась редкой красотой: изваянная будто из мрамора безупречная фигура богини, осанка королевы, густые длинные локоны с золотистым отливом, большие серо-голубые глаза, алые губки, открывавшие два ряда жемчужных зубов. Все это дополнительно усиливалось общим видом свежести и невинности, редкая вещь для искушенных манерных женщин, заполнявших помещения королевских дворцов.
На красоту Анжелики обратил внимание двоюродный брат ее отца, Сезар де Гролле, барон де Пейр, генерал-лейтенант короля в Лангедоке, и предложил ее родителям пристроить девушку при дворе, обрисовав те блестящие возможности, которые могут открыться перед ней. Ослепленные такими сказочными перспективами, родители не заставили долго себя упрашивать. Они не без труда наскребли кое-какие деньги (семья была небогата, в особенности учитывая то, что кроме Анжелики в доме росли еще трое сыновей и четыре дочери), справили ей приличный гардероб и отправили в Париж, где барон поместил ее на жительство в особняк герцогини д’Арпажон. Девушку представили принцессе Пфальцской, и 17 октября 1678 года та зачислила ее в штат своих фрейлин на место барышни, которая вышла замуж.
Самое любопытное в этой истории то, что внимание короля на новую фрейлину обратила сама маркиза де Монтеспан, промолвив:
– Посмотрите, государь, что за прекраснейшая статуя! Глядя на нее, я задаю себе вопрос, не вышла ли она из-под резца Жирардона. Было бы весьма удивительно, если бы мне сказали, что сие есть живое существо.
К вящему удивлению окружавших, король весьма прохладно отнесся к великолепию этой статуи и, засмеявшись, заявил своей невестке, герцогине Орлеанской: «Ну, сей волк меня не съест…», – дело в том, что в ту пору он обхаживал другую фрейлину принцессы, Уранию де Лакропт-Бовэ, но девица оказалась крепким орешком. Тогда Людовик соизволил обратить внимание на новенькую, которая только и ждала случая, чтобы уступить монарху. Доверенное лицо в любовных похождениях короля, Ларошфуко, принц де Марсийяк, передал прелестной провинциалке стандартный подарок женщине, отмеченной королевской благосклонностью: жемчужные серьги и ожерелье. Принц был вознагражден за успешное выполнение этой щекотливой миссии должностью обер-егермейстера, как говорили злые языки, за то, что «загнал зверя в сети».
Поздним осенним вечером, когда Мадам де Монтеспан углубилась в карточную игру, король незаметно покинул дворец и в карете с эскортом из всего нескольких гвардейцев отправился в Пале-Рояль, где фрейлина-соучастница провела его в комнату Анжелики. Девушка быстро преодолела свою стыдливость и отдалась королю, этому необыкновенному существу, которому, казалось, не было равных среди смертных.
По-видимому, сыграла свою роль полная противоположность между двумя женщинами: зрелой, умной, властной, независимой, увядающей Атенаис и наивной, неискушенной в светской жизни, недалекой, но свежей, как майский цветок, Анжеликой. Сорокалетний король, как это ни странно, влюбился в юную красавицу и не счел нужным скрывать эту связь. Он поселил ее сначала в павильоне Сен-Жерменского дворца, а затем, когда решил сделать ее официальной фавориткой, в покоях, расположенных неподалеку от его собственных.
За несколько дней атмосфера при дворе полностью изменилась. Центром охоты, концертов, праздников, балов, торжественных и интимных ужинов стала доселе никому не известная прелестница. Придворные беззастенчиво льстили ей, художник Миньяр поспешил написать ее портрет, поэты разразились потоком угодливых виршей. Лафонтен сочинил длинное послание, воспевавшее достоинства новой страсти короля:
Прелестный образ, дар небес,
Божеств десницей сотворенный…
Весной 1679 года мадемуазель де Фонтанж стала официальной любовницей короля и принялась вовсю пользоваться открывшимися перед ней возможностями. Она тратила по 25 000 экю в неделю на туалеты и украшения, превзойдя в своем мотовстве даже маркизу де Монтеспан. Той не оставалось ничего, кроме вспышек бессильной злобы, горьких слез и упреков в адрес духовника короля, ибо церковь проявила большую терпимость к новому увлечению Людовика, нежели к историям с двойным адюльтером, в которые были вовлечены замужние дамы.
Дабы хоть как-то укротить гнев отставной любовницы, король принялся умасливать ее. Для начала он подарил ей должность обер-гофмейстерины королевы, о которой Атенаис мечтала давно и теперь вновь напомнила королю об этом через Кольбера. Людовик купил ее за 200 000 экю у графини де Суассон, на которую ему пришлось оказать дружеское, но сильное давление. Однако желания Атенаис этим не ограничились, ибо она возжелала получить еще и герцогский титул. К дополнительному несчастью покинутой женщины, тут уж ничего нельзя было поделать, ибо вышеозначенный титул надлежало присвоить ее мужу. Тот довел до сведения короля, что не желает получить подобный дар «ценой услуг своей супруги». Выходило также, что придворная дама королевы, герцогиня де Ришелье, имела преимущество перед обер-гофмейстериной. Для устранения этой чисто протокольной проблемы король наделил маркизу де Монтеспан тем же рангом и прерогативами, что и герцогинь, вкупе со столь вожделенным «правом табурета», т. е. неоспариваемой возможности сидеть в присутствии королевы на этом предмете мебели без спинки. Для подкрепления оного права он также даровал ей звание главы совета королевы, которому сопутствовало жалованье в размере 15 000 ливров в год. Как Атенаис, так и окружающие видели в этих милостях знаки грядущего разрыва. Весьма философски отнеслась к этому королева Мария-Терезия, которая горестно изрекла:
– Вот она, моя судьба – иметь в обслуге всех любовниц моего супруга.
Фаворитка поняла, что теперь речь идет не о преходящей интрижке, а о сильном увлечении, которое грозило принять постоянный характер. Явно, скандалами ничего нельзя было добиться, и Атенаис взяла на вооружение ту тактику, которая сослужила ей хорошую службу при устранении с пути Луизы де Лавальер. Она сделала вид, что примирилась с существованием этой провинциальной глупышки, и всячески стала набиваться ей в подруги.
Наивная Анжелика приняла ее поползновения за чистую монету и клюнула на эту удочку. 1 января 1680 года мадемуазель де Фонтанж появилась в Версале, по свидетельствам современников, «прекрасная как божество, увешанная драгоценностями, в платье из той же ткани, что и одежда короля, оба туалета были украшены лентами голубого цвета». Своей предшественнице она подарила записную книжку-ежедневник в обложке, инкрустированной драгоценными камнями, с предсказаниями на четыре времени года, сочиненными все тем же неутомимым льстецом Лафонтеном.
Воскресла уже знакомая нам ситуация «трех королев». Современники описывали, как на церковной службе в королевских дворцах фаворитки садились перед королем, Мадам де Монтеспан со своими детьми с одной стороны, прекрасная Анжелика – с другой. Дамы молились, не выпуская молитвенник из рук и заводя глаза в экстазе, подобно святым.