Король предупредил принцессу, что в случае отсутствия детей в новом браке Филипп хотел бы, чтобы его супруга передала свое имущество его дочери от первого брака, ибо надеялся, что она выйдет замуж за сына короля. Людовик добавил, что, похоже, герцог Орлеанский и не горит желанием обзавестись новым потомством.
Принцесса пробормотала нечто невнятное, и король внезапно изменил тактику, задав ей вопрос:
– Правда ли, что на другой день после смерти Мадам вы хотели обратиться ко мне с просьбой на разрешение вступить в брак?
Присутствовавшая королева сочла уместным напомнить Анне-Марии о ее высоком ранге:
– Вы ведь можете выйти замуж только за принца!
На это великая мадемуазель ответила весьма расплывчато: она-де является достаточно знатной дамой, чтобы обеспечить возвышение честному человеку, который верно служит королю. Людовик не стал развивать эту тему дальше и заявил, что не склонен принуждать кузину к браку, который та находит неприемлемым.
На самом деле великая мадемуазель в свои сорок три года уже пару лет была влюблена как только что вышедшая из монастыря барышня. Предметом ее увлечения стал уже известный нам 37-летний маркиз Антонен де Пегилен.
Невзирая на невысокий рост, безобразное лицо, бесцветные волосенки на начинавшей лысеть голове, общий весьма неопрятный вид, де Пегилен пользовался бешеным успехом у дам. Их привлекали его безудержная энергия, остроумие и не знающее границ нахальство. Но эти же самые качества плюс отчаянная храбрость – на войне он сражался всегда в первых рядах, увлекая за собой в атаку даже самых умудренных опытом солдат, – сделали его и фаворитом короля. Антонен умел развлечь короля, вовремя тонко польстить ему, да так, что лесть эта сходила за чистую монету, и без лишних рассуждений чрезвычайно толково выполнять самые щекотливые задачи. За всеми этими проявлениями прятался незаурядный ум и огромные амбиции, вполне соответствовавшие девизу его герба: «Поднимусь выше, чем можно взобраться».
К 1670 году де Пегилен взобрался уже довольно высоко. Во-первых, скончался его отец, а старший брат, убоявшись трудностей управления поместьем, обремененным долгами, отказался от титула и имения в пользу Антонена, так что тот теперь звался граф де Лозен. Во время войны во Фландрии он успешно командовал драгунским полком. Однако за острый язык и буйный нрав его невзлюбили министры, в частности военный министр, маркиз де Лувуа. Поэтому когда де Лозен стал претендовать на должность командующего артиллерией и слух об этом, по болтливости самого графа, дошел до военного министра, тот не поленился срочно отправиться к королю и доказать ему, что человек с такими повадками не должен возглавлять столь значимый род войск. Его доводы показались Людовику убедительными, и командование досталось другому претенденту.
Тем не менее король все-таки хотел вознаградить своего любимца, и когда освободилась вакансия одного из четырех капитанов[54] лейб-гвардии короля, в июле 1669 года он доверил эту должность де Лозену. Получить жезл из эбенового дерева, увенчанный шишаком из слоновой кости, было непросто: помимо одобрения короля, требовалось еще купить за 750 000 ливров патент у уходившего в отставку капитана. Впрочем, Антонен сумел набрать требуемую сумму, продав родовое имение и свою должность полковника драгунского полка. Хотя патент на эту должность стоил намного дороже, чем жалованная грамота командующего артиллерией, но и возможности на этой службе открывались перед де Лозеном совершенно другие. Помимо ежедневного общения с королем, он к тому же оказывался в самом центре придворных интриг. Будучи человеком с безошибочным нюхом и глубоким знанием человеческой натуры, де Лозен чувствовал себя в этой непредсказуемой стихии как рыба в воде, выполняя самые щепетильные и неожиданные для офицера поручения.
Например, королю донесли, что слишком падкая на амурные приключения Мадам д’Эдикур[55] в своих письмах к господину де Бетюну, послу Польши, без зазрения совести рассказывает о любовной интриге короля с маркизой де Монтеспан (приходившейся ей кузиной) и родившихся от этой связи детях. Подозреваемая в этом неблаговидном поступке упорно отрицала, что является любовницей де Бетюна. Лозен по приказу короля установил надзор за обоими, и, узнав, что парочка укрылась в чрезвычайно уединенном помещении, известил короля, заставшего любовников на месте преступления. Бонн было велено отправиться в изгнание в родовой замок, она вернулась ко двору лишь через несколько лет по просьбе ее подруги, Мадам де Ментенон.
Именно де Лозену было получено арестовать в январе 1670 года шевалье де Лоррена, печально известного скандального фаворита Филиппа, герцога Орлеанского. Сколь важной считал король эту операцию, демонстрирует тот факт, что для проведения этой операции были привлечены четыреста гвардейцев. На следующий день король послал именно Лозена утешать Филиппа, заливавшегося горючими слезами.
30 марта 1670 года Мадам де Монтеспан в глубокой тайне родила мальчика, будущего герцога Мэнского. Роды проходили тяжело, ибо ребенок оказался крупным, и король в волнении даже порвал свои кружевные манжеты. Новорожденного тут же завернули в свивальник, и де Лозен, спрятав его под своим плащом, вынес через покои королевы в малый парк, где его ожидала в экипаже госпожа Скаррон. За пару недель до этого де Лозен был произведен в генералы, последняя ступень перед получением маршальского жезла, украшенного королевскими лилиями. Современники уверяют, что король серьезно намеревался пожаловать ему титул герцога Неверского и женить его на Луизе де Лавальер. Мы уже знаем, что де Лозен отказался от этой чести, предпочитая остаться холостяком. Он был преданным подданным, готовым на все ради службы своему королю.
Великая мадемуазель обратила внимание на де Лозена во время военных действий во Фландрии. По-видимому, в ее глазах этот вояка полностью соответствовал образу героя из рыцарских романов, она считала его самым честным и самым приятным человеком на свете. Де Лозен, прекрасно разбиравшийся в женской психологии, вел себя чрезвычайно умно и почтительно, предоставляя всю инициативу действий великой мадемуазель. Та тешила себя мечтой любить и быть любимой человеком, которого она бы подняла до своего уровня и который был бы всем обязан ей. Де Лозен делал вид, что не решается претендовать на ее руку, просил принцессу взвесить как следует, хочет ли она действительно выйти замуж за слугу короля. Эта история тянулась довольно долго, пока парочка не приняла решение вступить в брак, но согласие на это, естественно, должна была получить у короля великая мадемуазель. Король тем не менее счел разумным дать это разрешение, поскольку из-за солидного возраста мадемуазель, вряд ли способной родить наследника, иностранные монархи потеряли к ней всякий интерес, и она утратила свою политическую ценность.
В понедельник 15 декабря 1670 года четыре друга де Лозена, два герцога, маршал и маркиз, явились во дворец Тюильри официально просить у короля и его брата руку принцессы Монпансье. Людовик ХIV принял их весьма благосклонно, Филипп Орлеанский пытался протестовать, но король оборвал его, заявив, что в возрасте 44 лет великая мадемуазель вольна сама решать свою судьбу.
Делегация отправилась к принцессе с этой радостной вестью, и герцог Монтозье доверительно сказал ей:
– Советую вам действовать как можно быстрее. Если хотите знать мое мнение, вам следует обвенчаться сегодня же ночью.
Но великой мадемуазель и де Лозену не хотелось заключать брак в спешке, ибо это выглядело бы стремлением человека, у которого голова пошла кругом от неожиданно привалившей ему удачи, не упустить своей выгоды. Де Лозен вообще считал, что смешно кичиться генеалогией своих предков и былой славой своего рода де Гомон, человека должно ценить по его собственным заслугам. Современники придерживались того мнения, что он все-таки мечтал о почти королевской свадьбе и даже заказал для своих лакеев богатую ливрею, украшенную королевскими лилиями и гербом Орлеанского дома. К тому же мадемуазель хотела, чтобы ее жених пошел под венец с самыми высокими титулами, с каковой целью решила подарить ему герцогство Монпансье и княжество Домб. Для оформления всех необходимых документов нотариусам требовалось время, так что свадьбу порешили отложить до воскресенья.
Какое впечатление произвела новость о предстоящем бракосочетании в великосветском обществе, можно судить по письму одной из основных и авторитетных бытописательниц той эпохи Мадам де Севинье.
«Я собираюсь сообщить вам о событии самом удивительном, самом поразительном, самом чудесном, самом изумительном, самом ошеломительном, самом выдающемся, самом особенном, самом невероятном, самом непредвиденном, самом грандиозном, самом пустяшном, самом редком, самом заурядном, самом потрясающем, до сегодняшнего дня хранимом в глубочайшей тайне, самом блистательном, наиболее достойном зависти, напрочь затмевающем все прочие; наконец, о событии, пример которому можно найти в прошлых веках всего лишь один, да и то пример сей не совсем подходит; о событии, в которое в Париже не могут поверить (как можно поверить в оное в Лионе?); о событии, которое взывает ко всем о всеобщем милосердии; о событии, которое переполняет радостью Мадам де Роган и Мадам д’Отрив; наконец, о событии, которое свершится в воскресенье, когда те, кто его увидят, посчитают, что на них сошло затмение; о событие, которое свершится в воскресенье и которое, возможно, не свершится в понедельник. Я не могу решиться назвать его; угадайте; ставлю три против одного. Вы отказываетесь угадывать? Ну, хорошо! Необходимо назвать вам его: господин де Лозен в воскресенье женится в Лувре, угадайте, на ком? Ставлю четыре против одного, ставлю десять против одного; ставлю сто против одного. Мадам де Куланж говорит: „Вот кого трудно угадать; это Мадам де Лавальер?“ – Вовсе нет, Мадам. Это мадемуазель де Рец? Вовсе нет, вы слишком провинциальны. Действительно, мы все очень глупы, – скажете вы, – это мадемуазель Кольбер? – Еще более неверно. – Это наверняка мадемуазель де Креки? – Вы не попали в точку. В конце концов, необходимо вам сказать: он женится в воскресенье, в Лувре, с разрешения короля, на мадемуазель, мадемуазель, мадемуазель… угадайте имя: он женится на мадемуазель, но, клянусь честью! Моей честью! Право же! На великой мадемуазель! Мадемуазель, дочери покойного месье! Мадемуазель, внучке Генриха IV; владелице графства д’О; владелице княжества Домб, мадемуазель Монпансье, мадемуазель Орлеанской; мадемуазель, двоюродно