та самая, когда ей исполнилось бы тридцать. Но было ли это правдой, или же ДеКея одолел его собственный король теней?
Он боялся рассказать об этом Фрателло и распахнуть ящик Пандоры, это ведь приведет к… к чему? Ни к чему хорошему? Но как, черт побери, держать этот ящик закрытым, когда его не оставляли мысли о поразительном сходстве? Нет, та, другая, наверняка уже мертва. Она должна была проиграть любому из дюжины зол: «Белому Бархату», созданному Фэллом, клинку убийцы, удавке самоубийцы, темным миазмам Лондона и тысяче грязных рук ночи.
Не стоило открывать этот ящик. Безусловно, не стоило.
И все же…
ДеКей не сразу понял, что уже произносит это вслух, обращаясь к Фрателло:
— Прошлой ночью я видел молодую женщину. Она несла корзину с чем-то, похожим на сложенную одежду, и ее сопровождал ребенок... девочка, лет десяти. Вы не знаете, кто эта женщина?
— Конечно, знаю, — сказал Фрателло. — Одна из наших швей. Ее зовут Апаулина.
— Швея... — Здоровый глаз ДеКея уставился вниз, на доски палубы. — Ах. Да, корзина с одеждой.
— Ее работа незаурядного качества, — сказал Фрателло, и замолчал.
Незаурядного качества, — подумал ДеКей. Он прокрутил эту фразу в уме несколько раз. Как получилось, что этот маленький человечек сегодня так хорошо владеет языком, на котором он едва мог говорить два дня назад? Неужто он раньше притворялся? Но зачем? Для ДеКея это не имело никакого смысла. Впрочем, общество, в котором даже деньги не в ходу, было далеко за гранью его понимания. Для него — деньги были всем. Он даже не представлял, кто он без них.
Ящик Пандоры, однажды открытый, тем временем не собирался закрываться.
— Эта Апаулина, — продолжал ДеКей. — У нее есть свой магазин?
— Есть.
— А девочка… это ее ребенок?
— Она на ее попечении.
— То есть, они не кровные родственники.
— Она на ее попечении, — повторил Фрателло, не желая пояснять.
По прибытии обратно в гавань Фрателло угостил группу апельсиновыми дольками, которые ему дала пожилая женщина. ДеКей с интересом отметил, что Фрателло «заплатил» за эти кусочки четырьмя маленькими деревянными пуговицами, которые он выудил из кармана точно так же, как любой лондонский джентльмен извлек бы шиллинг или два. Женщина с радостью приняла пуговицы, добавив их в корзину, в которой находилось несколько предметов, полученных в обмен, включая ожерелье из ракушек, пару лимонов, тонкий медный браслет и несколько деревянных колышков. ДеКею пришло в голову, что несколько пуговиц, скорее всего, сойдут в качестве платы за какую-нибудь работу по починке у швеи Апаулины, которая могла бы найти им хорошее применение.
В своей комнате, когда день подходил к концу, ДеКей позволил Фалькенбергу снять маску и побрить его. Фалькенберг оставался невозмутимым, но ДеКей все равно уловил его реакцию: едва заметное легкое вздрагивание, когда маска оказалась на койке.
Никаких зеркал в комнате не было, и это устраивало ДеКея. Он не горел желанием сталкиваться со зрелищем, которого избегал уже много лет.
— Спасибо, Бром, — сказал он, когда испытание закончилось. — Ты хороший человек.
— Спасибо, сэр. Что-нибудь еще?
— Нет, это все. О... оставь бритву, пожалуйста.
Это была просьба, с которой ДеКей никогда раньше не обращался, и Фалькенберг заколебался.
— Она мне нужна, — сказал ДеКей, снова надевая маску. — Но не волнуйся, крови не будет. Я просто должен кое-что сделать с ее помощью, так что оставь мне ее.
Фалькенберг не стал задавать больше вопросов, только кивнул, положил бритву на маленький столик рядом с койкой ДеКея и ушел. Оставшись в комнате один, ДеКей встал и взял бритву в руки. Он подошел к своему сундуку, открыл его и достал один из своих лучших кремовых пиджаков с отделкой благородного синего цвета. Спереди было шесть золотых пуговиц. Он использовал бритву, чтобы отрезать три.
Вернувшись в свое кресло, он вновь погрузился в задумчивость.
Завтра утром, пока солнце не поднимется слишком высоко и не распространит по округе убийственную жару, нужно будет кое-что починить…
Настало время ужина, а Хадсона Грейтхауза все не было. Поедая тушеную баранину вместе с остальными — за исключением, конечно, Профессора Фэлла, который, похоже, решил уморить себя голодом, лишь бы не делить стол с ДеКеем и Кардиналом Блэком, — Мэтью задумывался, где носит его доброго друга. Либо он отправился в дальнее плаванье на рыбацкой лодке, либо его выбросили за борт за нарушение какого-нибудь островного обычая.
Фрателло также не появлялся во дворце в течение дня, и у Мэтью не было возможности поговорить с ним. От Фалькенберга он узнал о предположениях маленького человека: Фрателло считал, что разбойники вряд ли нападут на корабль, зная о том, что все ценные вещи были перевезены в город.
За столом в изобилии лилось вино. Страуд, Тэллоу и другие члены экипажа осушили свои кубки и теперь распевали шумные песни, отбивая ритм на полированном дереве. ДеКей, Фалькенберг и Брэнд наблюдали за ними с интересом, в то время как Блэк, готовящийся опрокинуть в себя кубок с вином, сердито смотрел куда-то вбок и что-то бормотал невидимому собеседнику на другом конце стола.
Наверное, небольшая размолвка с Доминусом, — подумал Мэтью. Что ж, разговор с призрачными демонами, безусловно, был способом скоротать время на этом острове.
По разговорам Мэтью услышал, что в комнате Страуда планируется игра в кости, и вино обещало литься там рекой. Нет ничего опаснее, чем неуправляемая банда пьяных преступников, шатающихся по королевскому дворцу… Мэтью подумал, что Фалькенбергу не мешало бы хранить весь арсенал оружия в своей комнате. Он тут же задумался о том, каков на Голгофе свод законов. Разумеется, он должен был существовать, раз здесь были какие-то разбойники, нарушавшие его. Но есть ли на Голгофе тюрьма? Или суд… или же все споры здесь разрешает король Фавор? Впрочем, Мэтью не был уверен, что здесь вообще начинались споры: судя по тому, что он увидел во время сегодняшней прогулки, порядок здесь был практически нерушим. За все время он не услышал ничьих ссор или скандалов. Здесь было спокойно, как в Нью-Йорке в пять утра… правда, в Нью-Йорке такое положение вещей длилось бы минуту или две. А здесь… Нужна ли здесь вообще тюрьма? Или суд? И, если уж на то пошло, какие-нибудь представители закона?
Мэтью размышлял об этом, неспешно попивая вино, когда Фрателло наконец появился в пиршественном зале, одетый в желтые панталоны и просторный пурпурный плащ, который навевал ассоциации с Ионой[30], проглоченным китом.
— Господа! — обратился Фрателло к присутствующим. — Меня послал король Фавор, чтобы узнать, все ли у вас в порядке. Устраивают ли вас предоставленные вам условия?
— Спасибо, у нас никаких проблем, — ответил ДеКей за всю группу. — Передайте Фавору, что мы благодарны ему за гостеприимство.
— Так и сделаю. Доброго вам вечера. — Фрателло повернулся и зашагал прочь. Мэтью не сразу сообразил остановить его: вероятно, утренняя прогулка и три кубка вина за ужином сделали его медлительнее. Опомнившись, он вскочил со своего места и последовал за ним.
— Фрателло! — окликнул он, когда они вошли в освещенный лампами вестибюль и маленький человек направился к лестнице. — Могу я попросить вас задержаться на пару слов?
Фрателло остановился у подножия лестницы.
— Да?
— Я хотел бы спросить вас кое о чем.
— У вас какие-то проблемы, юный сэр?
— Нет, — покачал головой Мэтью, — но у меня есть… интерес. Могу я взглянуть на вашу татуировку?
— Мою... — Фрателло нахмурился. — Татуировку?
— Я видел ее на празднике. На тыльной стороне вашей левой ладони. Могу я взглянуть на нее сейчас?
Фрателло нахмурился сильнее прежнего. Он посмотрел на тыльную сторону своей левой ладони и потер ее другой, как будто вытирая осевшую пыль. Затем он поднял взгляд на Мэтью и сказал:
— Юный сэр, вы ошибаетесь. У меня нет татуировки.
— Конечно же, есть! Я видел ее.
— Вы… ошибаетесь. У меня нет татуировки, — повторил Фрателло.
Мэтью прошел вперед несколько футов до лестницы. Фрателло поднял левую руку и продемонстрировал ее со всех сторон.
— Никакой татуировки, — сказал он.
В сознании Мэтью на краткий миг замаячило слабое воспоминание о татуировке в виде якоря с именем «Руби» под ним. В следующее мгновение это воспоминание превратилось в бледный призрак.
— Видите? — подтолкнул Фрателло. — Точнее сказать, не видите? У меня нет татуировки.
Мэтью не представлял, что сказать. Его глаза… его разум… неужели они играли с ним злую шутку?
— Я же видел ее, — сумел выдавить он, — на празднике. Когда вы наливали вино. Я точно видел ее.
— У меня старая кожа, — добродушно улыбнулся Фрателло. — Морщинки и пятна рассказывают свою особую историю. Но татуировки у меня нет. А теперь простите меня, но я должен позаботиться о короле.
— Одну минуту. — Мэтью подумал, что, возможно, перепутал руки. Это было маловероятно, но он должен был попросить: — Позвольте мне посмотреть вашу правую руку.
Фрателло показал ему.
— Там тоже нет татуировки. Что вас так беспокоит?
Мэтью потерял дар речи. Все, что он мог сделать, это стоять у подножия лестницы и таращиться, как безмозглый идиот.
— Простите меня, — повторил Фрателло, а затем поднялся по лестнице и исчез из виду.
Глава шестнадцатая
Мэтью не знал, как долго простоял на месте, пытаясь разобраться в том, что произошло. Он был уверен, что видел татуировку на тыльной стороне левой ладони Фрателло. Ну конечно же, видел! И Хадсон тоже. Ведь именно Хадсон рассказал историю о корабле «Рубин» и о битве при Гудвин-Сэндс.
Да. Конечно. И татуировка точно была!
Разве нет?
Почему же тогда сейчас ее там нет?
Черт, — мысленно выругался Мэтью. И, к несчастью, это было самое разумное, что он мог сейчас сказать.