— Простите меня, — произнес мужчина. У него был такой изысканный акцент, какого Адам никогда прежде не слышал. — Можно вас на пару слов?
Изо рта мужчины выглядывала черная глиняная трубка размером с кулак. В свете висящего рядом фонаря Адам смог разглядеть точеное лицо с волевым подбородком под коричневой треуголкой. Одежда мужчины была того же цвета. Пышные оборки его белой рубашки были оторочены бледно-голубым. По прикидкам Адама, ему было около пятидесяти лет.
— Занимательное было представление, — сказал мужчина, прежде чем Адам успел ответить. — У вас есть другое имя? Кроме Доминуса.
— Я собирался на ужин, — нехотя ответил Адам. — Я рад, что вы насладились представлением, но если вы извините меня, я бы…
— Меня зовут Гэвин Флей. Я из Лондона. — В воздух поднялось ароматное облачко дыма. — Я проезжал мимо по делам и случайно увидел ваше представление. Оно стоило своих денег.
— Спасибо, сэр. Я ценю ваш комплимент, но теперь, если вы не…
— Вы когда-нибудь бывали в Лондоне, молодой человек?
— Что? Нет. Сэр, представление окончено.
— Не думаю. — Мужчина издал легкий смешок, и благодаря акценту даже он звучал утонченно. — Я полагаю, что для вас… представление только начинается. Сколько вам лет?
Почему он спрашивает? — нервно подумал Адам, но вслух сказал:
— Пятнадцать.
— Ах! Вы очень высокий для своего возраста. Я предположил бы, что вам не меньше восемнадцати. Но пятнадцать… на самом деле это даже лучше.
— Лучше для чего?
— Для моих интересов. — Флей потянул за трубку и выпустил еще одно маленькое облачко, проплывшее мимо лица Адама. — Я хорошо плачу, а мой опыт бесценен. Вы относитесь к тому типу людей, которому я очень импонирую.
— Что же это за тип людей, сэр?
Флей слегка наклонился вперед. В его серьезных глазах заплясали отблески фонаря.
— Другой, — загадочно произнес он. — Заметный, если говорить о ваших, скажем так, физических характеристиках. Да, пятнадцать лет — это даже лучше. Могу я спросить, ваши родители здесь, поблизости?
— Я сам по себе, сэр, и я не понимаю, к чему вы клоните. Позвольте мне пройти, потому что мне пора на ужин.
— О, конечно. Но, пожалуйста, возьмите это. — Мужчина достал из кармана маленькую карточку и сунул ее в руку Адама. — Здесь мой лондонский адрес. Когда это шоу вам надоест — а это со временем обязательно произойдет, — вспомните эту встречу. А до той поры сохраните мою визитку и подумайте о том, чтобы как-нибудь наведаться в Лондон. Я могу обещать вам очень интересную экс…
— Кто этот джентльмен, Адам? — прозвучал голос рядом, и в нем отчетливо слышался холодок. Леди Индиго неслышно подошла к Адаму сзади и положила свою синюю руку ему на плечо. — И что за дела здесь ведутся?
— Никаких, мадам, — сказал Флей, почтительно склонив голову. — Мы просто познакомились. — Он приложил палец к полям своей треуголки. — Желаю вам доброй ночи… Адам. А вашему увлекательному шоу — удачи.
С этими словами он развернулся и направился к экипажу, который, вероятнее всего, арендовал в деревне.
— Что это было? — спросила Леди Индиго, когда Флей достаточно отдалился.
— Ничего, насколько я могу судить.
— Хм. Что ж, лучше остерегайся людей, которые подходят к тебе, когда шоу заканчивается. Это случается не очень часто, но все же следует держать ухо востро.
— Но… зачем он приходил?
— А разве не очевидно? Знаешь ли, существуют люди, которые готовы заплатить нам за нечто большее, чем просто шоу. Но… мое воспитание не позволяет мне говорить об этом в подробностях. Пойдем. Ужин стынет.
Адам кивнул и последовал за Леди Индиго к поварскому фургону, однако его пальцы быстро убрали визитку Флея в карман штанов под мантией Доминуса. Он не собирался воспользоваться приглашением этого человека, но его грызло любопытство, и он хотел поподробнее изучить адрес под хорошим освещением. Затем он намеревался выбросить карточку, так как для него она не имела никакого значения.
Но он этого не сделал.
На визитке было написано:
«Дом сто тридцать три по Хайтауэр Лейн.
Гэвин Арчибальд Флей
Изысканные изделия из кожи»
Я полагаю, что для вас… представление только начинается, — сказал он при встрече. Что это могло значить?
Размышления ни к чему не привели, и он отложил визитку в сторону, чтобы продолжить представление, к которому привык, и насладиться зловещим выступлением Доминуса.
Наступило утро в конце августа, когда караван выехал на поле на окраине города Чоптом, где добывали олово. Когда дела были улажены, Сьюзен взяла Адама за руку, и они пошли на прогулку. Солнце пригревало, но не жгло, у ног на траве то тут, то там, вспархивали желтые бабочки. На дереве каркала ворона, ей вторила другая. Утро было наполнено умиротворением.
Внезапно Сьюзен взяла Адама за руку и спросила:
— Ты любишь меня?
Вопрос едва не заставил его пошатнуться, но он продолжил идти легким шагом, а на лице осталась полуулыбка, которую он носил так же искусно, как мантию Доминуса.
— Да, — ответил он, хотя в сердце у него было пусто. Знал ли он вообще, что такое любовь? Он не представлял себе, как она должна ощущаться. — Да, — повторил он, как будто боясь, что с первого раза она не расслышала. На самом деле он боялся, что первый ответ прозвучал слишком сдавленно и неуверенно.
Еще некоторое время они шли, ее меховое тело прижималось к Адаму. Сьюзен смотрела под ноги, как будто с каждым шагом возрастала опасность провалиться в трясину.
— Я ношу твоего ребенка, — наконец сказала она.
Адам глубоко вздохнул, и она восприняла это как такое же восторженное волнение, какое испытывала сама. Она продолжила:
— Это будет чудесно, Адам! Нам не нужно оставаться в шоу. У меня есть накопления. О, Адам, мой Адам! Теперь для нас начнется новая жизнь! Какое же это чудо!
Он остановился и посмотрел на нее. На тысячи тонких волосков, покрывавших ее щеки, лоб, подбородок, окружность рта. Теперь она иногда позволяла ему подстригать их. Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами, полными любви и надежды, а сын Черного Ворона в этот момент чувствовал внутри себя холод неподвижного камня.
— Ты уверена? — выдавил он.
— Да! Конечно! О, Адам, подумай об этом! Наши жизни навсегда переплелись, потому что теперь с нами будет наш ребенок. — Она сжала его руки почти до боли. Ее глаза светились радостью, и она принимала его молчание за ошеломление. Он и вправду был ошеломлен, однако наряду с этим в нем бушевали куда менее возвышенные чувства. — Я всегда мечтала… — начала она, но резко замолчала, ее глаза наполнились слезами. — О нормальной жизни. О любви. О семье. О своем доме — для нас и нашего ребенка. У меня есть деньги… их достаточно, чтобы начать.
— Начать? — переспросил он. У него тоже были сбережения: несколько фунтов в маленьком коричневом мешочке, но он сомневался, что этих денег хватит, чтобы что-то начать.
— Да. Новую жизнь. — Она посмотрела на голубое небо, как будто видела в нем отеческий лик Бога. — Мы могли бы выбрать, где хотим жить. Маленький домик… где-то в деревне. Мне не нужно много, Адам. На самом деле… мне хватит того, чтобы мы просто были вместе. И больше никаких шоу! Больше никаких демонстраций себя, как… ну, ты знаешь.
— Уродов, — услышал он собственный голос.
— Да, — согласилась она, и теперь ее блестящие радостные глаза обратились к предмету ее любви и к их совместному будущему.
— Мы молоды, да. Но моя мать — упокой Господь ее душу — была моложе меня и даже тебя, когда вышла замуж. Это просто означает, что у нас впереди целая жизнь. Мы можем это сделать, Адам. Мы действительно можем…
— Сделать что? — спросил Адам, будто одурманенный воздухом, которым дышал.
— Сбежать, — ответила она. — И обрести счастье. Наконец-то совершить это чудо. Я так долго мечтала об этом! И вот, это наконец сбывается!
— Да, — пробормотал он, — наконец сбывается.
— Я знаю, что ты чувствуешь то же самое! Единственное, о чем я хочу спросить… но, если ты не захочешь, я пойму… Я хочу спросить… мы же можем поставить у нашего дома маленький беленький заборчик?
Мир будто отвернулся от Адама. Его словно подвесили в одиночестве на мгновение, которое растянулось на пугающую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем он обрел самообладание, натянул привычную улыбку и сказал:
— Конечно.
Его рука покоилась в ее руке, ее тело прижималось к нему, а голова лежала у него на плече, как будто они были соединены в еще одной жестокой игре Бога. Адам Блэк смотрел в свое будущее и находил его… неприятным. В конце концов, она была уродкой. От этого никуда нельзя было деться. Сьюзен Ярроу навсегда останется Урсалиной, и этого не изменить. О, она могла хотеть спрятаться от мира за стенами уютного домика, окруженного белым заборчиком, но это была только фантазия. Даже смешно, что она хотела втянуть его в такую жизнь. Одно дело играть роль Доминуса и все время слоняться вместе с этими людьми, а другое — согласиться провести остаток жизни с уродом. Мерзость природы — вот, кем она была на самом деле.
— Я люблю тебя, — сказала она. — О, Адам, я действительно очень сильно тебя люблю!
Он услышал отдаленный громовой раскат. Надвигалась гроза — далеко, на западном горизонте темное пятно облаков вторгалось в солнечную синеву.
Возможно, он слишком часто играл роль Доминуса. Возможно, холодность этого персонажа засела в его сердце и укреплялась в нем представление за представлением, ночь за ночью, и он скрывал это срастание с ролью не только ото всех, но и от себя самого. Однако сейчас единственной мыслью в его пятнадцатилетнем мозгу было: бежать.
Да. Бежать, пока он еще может.
И еще одна мысль вторглась в его сознание, хотя он думал, что давно отогнал ее прочь. Он вспомнил, что о нем говорил мэр Килер: