— Боже правый, что здесь за ссора?
Женщина, вошедшая в комнату, была одета в объемное розовое платье, подходящее для королевского бала. Она шла, тяжело опираясь на трость, пока украшенные драгоценными камнями броши сверкали около ее декольте. В ее седых волосах красовалась усыпанная бриллиантами диадема. Адам в шоке понял, что ей, должно быть, по меньшей мере, семьдесят лет. Ее скуластое лицо выглядело ужасающе из-за обилия белой пудры и румян.
— Делия! — воскликнул Блэк. — Прошу тебя… этот человек и я, мы…
Адам заметил, что фигура в капюшоне переместилась на другую сторону комнаты и теперь стояла за спиной у дряхлой леди Карлтон. Ему показалось, или невидимая голова кивнула?
Возможно.
Адам уставился на ослабевшее ископаемое, затем обвел взглядом комнату богача и самого надменного лорда Карлтона. В памяти воскресли крики обитательниц Брайерли-Хилл и изуродованное лицо матери. Адам будто снова почувствовал хруст ее шеи, ломающейся в его руках.
Да.
Фигура действительно кивнула.
— Дьявол в душе, — сказал Адам, подходя к предмету, который видел у камина. Его сердце перестало сильно биться. Возможно, он немного вспотел под рубашкой, но в остальном он был совершенно спокоен.
Он вытащил железную кочергу.
— Ты даже не представляешь… — прошептал он Черному Ворону.
Прежде, чем Енох Блэк успел поднять руки для защиты, длинные ноги его сына уже были у цели. Адам взмахнул кочергой, и ее крюк врезался Блэку в правый висок, с глухим стуком войдя внутрь. Брызги крови веером разлетелись по столу. Когда Блэк отскочил назад, Адам выдернул оружие, и оно прочертило кровавую борозду на голове его отца, обнажив скулу. Затем кочерга освободилась, и Адам замахнулся снова. В этот момент леди Карлтон обрела голос и заверещала. Второй удар смял череп Блэка, из ноздрей густо хлынула кровь, и он рухнул на колени. Поскольку женщина продолжала кричать, Адам повернулся к ней и нанес удар по голове, который заставил ее замолчать навсегда. Диадема слетела с ее головы, и старуха упала на пьедестал, на котором стояла Библия. Потянувшись за опорой, она схватилась за распятие, то соскочило с верхнего колышка и повисло вверх ногами на стене. Еще один удар по затылку сломал ей шею с отвратительным треском, и мертвое тело осело на пол.
В этот момент в комнату ворвался слуга, и у него было время, чтобы побледнеть от ужаса, прежде чем Адам ткнул заостренным концом кочерги ему под челюсть. Рыдая и пуская кровавые слюни, слуга, пошатываясь, вернулся в коридор. Адам последовал за ним, и, когда мужчина завалился на спину на синий ковер, встал над ним, вытащил кочергу и превратил лицо в кровавое месиво.
Он услышал тихий вздох.
Повернувшись направо, Адам увидел молодую темноволосую девушку в платье с передником. Ее руки были белыми от муки. На вид ей было не больше семнадцати, и она действительно была бы хорошенькой, если б ее лицо не перекосило от ужаса. Она пятилась назад, пока не уперлась в стену, а затем опустилась на колени, подняв белые ладони.
— Пожалуйста, сэр, — захныкала она. — Пожалуйста, сэр!
Не оставляй живых, — произнесла фигура в капюшоне, стоявшая рядом с Адамом.
И это было необходимое требование, которое не получилось бы проигнорировать.
Только так и никак иначе.
Он двинулся на девушку.
— Пожалуйста, сэр! — взмолилась она и заплакала.
Он забил ее до смерти, нанеся четыре удара по черепу, и остановился, прислушиваясь к звукам в доме и пытаясь понять, остался ли здесь кто-нибудь еще. Он ничего не услышал, лишь почувствовал, как у него ноет плечо. Сегодня вечером потребуется какая-нибудь мазь…
Вернувшись в гостиную, Адам обнаружил, что Черный Ворон пытается ползти по полу. Он встал над ним, думая, что никогда прежде не видел такого крупного слизняка. Адам ткнул отца сапогом в бок. Ошеломленные вытаращенные глаза попытались найти своего мучителя, но не смогли.
— Есть три имени, которые запечатлелись в моей памяти, — сказал Адам. — Позволь мне назвать их тебе. Сим. — Он нанес очередной удар по лицу отца. — Хам. — Второй удар раскрошил и без того переломанные кости. — И… о, да… Иафет.
Третий удар не понадобился: беззубые развалины тела отца издали хрипящий удушливый звук, служивший предсмертным хрипом. Однако Адам не стал отказываться от плана и все же нанес удар, после которого тело задрожало на полу и затихло. Остались только часы на каминной полке.
Фигура в капюшоне снова испарилась.
Адам отбросил кочергу в сторону. Ему пришло в голову, что, прежде чем уйти из этого дома, следует найти какую-нибудь сумку и наполнить ее как можно большим количеством денег — нужно забрать все драгоценности, какие он сможет унести и, в частности, бриллиантовую диадему.
Еще несколько мгновений он рассматривал свою работу. Он никогда прежде не чувствовал себя настолько совершенным и настолько свободным. Ему стало любопытно, что готовила кухарка на кухне. Придя туда, он обнаружил, что она раскатывала тесто для сахарных пирожных. Он нашел горшочек кукурузы в сливках с кусочками ветчины, потратил несколько минут на поиски ложки — разумеется, из чистого серебра, — и немного подкрепился, потому что ничего не ел со вчерашнего вечера.
Он взял миску с собой в разгромленную гостиную и, доедая, вдруг уставился на перевернутый крест. Ему показалось правильным осуществить то, что пришло ему в голову — проявить уважение ко всем заинтересованным сторонам.
Он использовал ложку, чтобы нарисовать перевернутый крест на всех трупах, хотя при обилии крови и увечий сатанинский символ едва ли был заметен. Тем не менее, перевернутое распятие довольно красиво алело на застывшем лице леди Карлтон.
Потребовалось еще около получаса, чтобы завершить всю свою работу. Выйдя из дома с сумкой, полной сокровищ и веревкой, чтобы привязать сумку к седлу, Адам вдруг обнаружил, что его друг в капюшоне ждет его рядом с лошадью.
Дело сделано.
Он сказал это или подумал? Адам решил, что это неважно, потому что его слова были услышаны.
Да. Дело сделано, — был ответ.
Ты поможешь мне добраться до Лондона?
Ты и сам знаешь дорогу, — ответила фигура.
Адам завязал мешок и забрался в седло. Фигура в капюшоне просто стояла на месте, как безликий страж. Теперь она казалась совершенно плотной, и сквозь нее ничего нельзя было разглядеть.
— Как мне тебя называть? — спросил Адам вслух.
Ты уже знаешь.
Адам не стал отвечать вслух, но подумал:
Да, я знаю.
Что касается тебя, — кивнула фигура, ее голос звучал то по-мужски, то по-женски. — Если эта тварь называла себя викарием, то ты должен быть…
Кардиналом, — подумал Адам.
Он повернул лошадь прочь от особняка лорда и леди Карлтон. Когда он оглянулся мгновение спустя, Доминуса уже не было. Однако на самом деле он был повсюду.
В последующие годы Гэвин Флей обнаружил у себя изнуряющую болезнь, которая отнимала у него не только зрение, но и жизнь. Во время болезненных бредовых припадков он лепетал своему подопечному, что раскаивается во всем, хочет отказаться от своих связей и исповедаться духовнику в надежде, что это спасет его душу.
К несчастью, однажды холодным декабрьским утром Гэвин Флей неудачно упал со ступенек своего офиса на верхнем этаже и сломал шею. Вскоре после этого Адам Блэк узнал, что унаследовал дом, значительное состояние Флея, его кожевенный бизнес, опеку над собранием и почти рабское поклонение его участников.
В конце концов, — напомнил ему как-то Доминус, — шоу должно продолжаться.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ГОЛГОФА
Глава двадцать седьмая
Сон Мэтью больше напоминал катание из стороны в сторону на подушечке для иголок. Он проснулся совершенно разбитым и первым, на что он обратил внимание, было плетеное кресло, в котором накануне сидел давно погибший Тиранус Слотер. Поначалу его даже захлестнуло пугающее чувство, что кресло ненастоящее, и все вокруг него — лишь иллюзия, из которой нет выхода. Мэтью казалось, что он теряет почву под ногами.
С трудом взяв себя в руки, он сел на койке и потянулся вперед, дотронувшись рукой до темно-красной матерчатой подушки на кресле — слава Богу, достаточно реальной. Мэтью еще не плясал под дудку собственного сумасшествия, хотя и чувствовал, что недалеко ушел от остального оркестра. Вся эта история с исчезающими татуировками, церковью с корабельным колесом и тревожная потеря памяти Хадсона заводила его в тупик… а теперь еще и визит страшного монстра из прошлого!
Это однозначно было его собственное чудовище, рожденное из… чего?
Мэтью снова лег на койку и уставился в потолок, вспоминая события прошлой ночи. Он был убежден, что разум, лишенный любопытства, увядает. Именно поэтому он не переставал интересоваться деталями, даже если расспросы встречались враждебно. Мэтью подумал, что ночное видение было следствием любопытства, присущего его разуму, который пытался осмыслить то, чего не мог понять. Слотер был одним из самых хитрых и опасных злодеев, с которыми он когда-либо сталкивался. И именно в его образе агрессия разума Мэтью пробудилась и попыталась сделать его более обучаемым… опять же, чему?
Его мучили загадки. Например, стена из белого кирпича в церкви: имена и даты на кирпичах были важны, именно об этом говорил Слотер. И самым любопытным из этих имен было первое, которое имело английское происхождение: Остин. Октябрь 1663 года. Мэтью припомнил другие имена: Понца, Оливетта, Сандрино… они куда больше подходили жителям средиземноморского острова.
Остин? Это имя казалось неуместным.
Мэтью вдруг понял, что потирает пальцы правой руки. На его среднем и указательном пальцах что-то было… какой-то песок — слишком мелкий, чтобы его рассмотреть, но он раздражал. К чему он только что прикоснулся? К подушке с плетеного кресла. Может быть, на ней осталась призрачная пыль?