и запасы, поднялась с места и бесстрастно известила:
— Я зашла, чтобы узнать, когда мы наконец поедем куда-нибудь. Сколько можно ждать? Барнум и Бейли опять предложили мне контракт. Так что уйду я от вас.
И она двинулась через двор к выходу, но тут же вернулась в сопровождении седобородого мужчины могучего телосложения.
— К вам Громобой Иванович, — сообщила дама. — Он уже тоже потерял терпение. Ему хочется работать.
— Это наш силовой акробат, — пояснил Виктор в ответ на вопросительный взгляд Миклоша. — Он русский и на других языках не знает ни слова. Настоящий богатырь! Любые тяжести шутя поднимает.
Что бы ни говорила дама в розовом, Громобой Иванович вовсе не выглядел недовольным. Он флегматично поглаживал свою окладистую бороду и бросал пытливые взгляды на носки своих сапог, словно ожидая услышать от них что-то важное.
— Нет, я точно у вас не останусь! — пробурчала мадемуазель л’Эстабилье, после чего поспешно удалилась.
— Я слышу это от нее уже две недели, — заметил Виктор. — Папа уверяет, что мадемуазель не уйдет от нас, даже если он вознамерится ее уволить… Однако уже полдень. Пора бы пообедать. Громобой составит нам компанию.
Русский богатырь не понял, о чем идет речь, но с готовностью последовал за Виктором и Миклошем. Они пересекли грязный двор, свернули в узкий переулок и через пару минут уже входили в ближайший трактир.
Все трое заканчивали трапезу, когда дверь трактира с грохотом распахнулась и перед ними предстал взволнованный сверх всякой меры Цезарь Барберри.
— Ах вы, канальи! — вскричал он. — Вы тут преспокойно набиваете свои утробы и даже думать забыли о своем директоре, у которого забот больше, чем волос на голове!
И он снял цилиндр, чтобы продемонстрировать все еще довольно пышную шевелюру. А тем временем трактирщик, по всей видимости уже знакомый с господином Барберри, поставил перед ним большой бокал вина. Директор залпом осушил его и, переведя дух, выпалил:
— Мы отплываем сегодня вечером!
Громобой Иванович кивнул, как будто понял сказанное.
— Корабль уже будет ждать нас, — продолжал господин Барберри. — Совсем скоро попутный ветер наполнит паруса и понесет нас навстречу новой жизни. Готовьтесь, парни! Вечером общий сбор в «Золотом фазане».
И, не в силах совладать с волнением, он выбежал из трактира, успев только выкрикнуть с порога:
— Ура!
— Ура!.. — подхватил русский богатырь.
— Друзья мои! — торжественно произнес Виктор. — Это поистине знаменательный день. Перед нами открываются блестящие перспективы. Нас ждут европейские столицы, и я верю, что мы не ударим в грязь лицом. Давайте выпьем за здоровье полковника Симича, который подарил нам эту возможность!
Позже, в кафе «Золотой фазан», Миклош увиделся и с господином Густавом. Старый клоун вскочил из-за столика, обнял Миклоша и растроганно воскликнул:
— Вот ты и снова с нами! Это судьба. Помяни мое слово, из тебя выйдет великий артист. Искусство у тебя в крови, и оно тебя не отпустит.
За соседним столиком сидели светловолосая Мари-Мари и Мисс Аталанта. Женщина улыбнулась:
— Теперь тебе уже не надо надевать маску. Я уверена, что это из-за нее ты упал. Она тебе мешала.
А семилетнее чудо-чадо дернуло его за рукав и потребовало:
— Поцелуй меня! Ты мне нравишься.
Миклош с нежностью поцеловал ребенка. Никогда еще у него не было так легко на душе, как сейчас. Все вокруг приветствовали его, словно родного, искренне радуясь его появлению. Он чувствовал, что все его любят и, в свою очередь, тоже любил их. И ощущал необыкновенный прилив сил при мысли о том, что ему предстоит работать бок о бок с этими замечательными людьми.
В «Золотом фазане» ждали полковника Симича. И вот наконец дверь распахнулась, и на пороге возникла его внушительная фигура. Окинув угрюмым взглядом всю компанию, полковник протопал к самому дальнему столику в углу, сел и погрузился в глубокое молчание.
Все притихли, выжидательно поглядывая на него, но он неподвижно сидел, склонившись над своим столиком и ни на кого не обращая внимания. И поднял голову только при появлении мадемуазель л’Эстабилье, притащившей с собой груду коробок.
— К чему столько барахла? — мрачно пробурчал он и снова углубился в свои мысли.
В кафе вся компания просидела до полуночи. За оживленными разговорами время шло незаметно. В предчувствии увлекательного путешествия все пребывали в прекрасном расположении духа, шутили, смеялись. Даже Громобой Иванович однажды вставил какую-то реплику, но его, конечно же, никто не понял. Барберри без конца вынимал и снова убирал в карман свои золотые часы. Видно, ему очень нравилось, что они ни на миг не переставали равномерно тикать.
В полночь полковник выбрался из своего угла, где так и просидел, не проронив ни звука, прошептал что-то на ухо Барберри и ушел.
— Полковник сказал, что мы должны через четверть часа отправиться к причалу, — с заговорщицким видом пояснил директор своим подопечным. — Он будет нас ждать около корабля.
Теперь от часов господина Барберри была по крайней мере определенная польза. Он положил их на столик перед собой и внимательно наблюдал за движением секундной стрелки. Когда прошло ровно пятнадцать минут, вся компания покинула кафе и направилась в сторону порта.
— Да, вот еще что, — на ходу спохватился директор. — Чтобы никаких разговоров, никаких вопросов! Полковник этого не любит.
В полном молчании они шли через порт. Над темной водой высились огромные корабли, погруженные в дрему. С моря дул свежий соленый ветер, а по небу сквозь лохмотья облаков медленно пробиралась луна. Кругом царила тишина, только время от времени издалека доносились надрывные пароходные гудки.
— Вы знаете, как называется наш корабль? — прервал молчание Барберри. — Он называется «Сан-Мартино». Но нам проще будет называть его «Мартоном»[14]. Это прекрасный, испытанный корабль, и при попутном ветре он будет лететь как птица.
Вся компания с волнением внимала речам своего директора. И как было не волноваться, если им предстояло долгое морское путешествие! Никто из них не знал в точности, куда они направляются. Да и какая разница? Вот директор, пусть он и решает.
Они уже миновали территорию порта, когда откуда-то из темноты послышался негромкий свист.
— О, это нам! — шепнул Барберри. — Мы на месте.
Сделав еще несколько шагов, они увидели стоявшего на берегу полковника Симича.
— Поторапливайтесь, — буркнул он. — Сейчас как раз тот ветер, который нам нужен.
Возле берега покачивалась довольно вместительная шхуна, и ее широкие паруса хлопали под неистовыми порывами ветра.
— Ну, с Богом! — крикнул Барберри и первым поднялся по трапу на борт судна. За ним последовала его труппа.
К тому времени, когда вся компания почти на ощупь, лишь при тусклом мерцании светильников, кое-как разместилась на палубе, шхуна уже отчалила от берега и мчалась на всех парусах по водной глади.
Внезапно откуда-то из темноты появился другой корабль. Как раз тут же из-за лохматых облаков выплыла луна.
— Стоять! — крикнули с корабля.
В лунном свете ясно были видны люди в форме и с ружьями в руках.
— Стоять! — снова скомандовал зычный голос. — Спустить паруса!
С «Сан-Мартино» никто не ответил. Шхуна, поймав попутный ветер, стремительно уходила от преследователей.
Внезапно над водной гладью громыхнул выстрел. Пуля угодила в борт шхуны и застряла в нем.
— Хорошо стреляют черти полосатые! — усмехнулся полковник Симич. — Будь у «Сан-Мартино» шпангоут[15] хоть на дюйм тоньше, мы бы уже были на небесах.
Преследователи тем временем заметно отстали и вскоре растаяли во мраке ночи.
Миклош, лежавший на палубе рядом с Виктором, прошептал:
— Кажется, у нас на корабле какой-то левый груз. Иначе зачем мы стали бы удирать?
— Я знаю, что это, — так же шепотом отозвался Виктор. — Это порох. В трюме полно бочек с порохом… Ну все! Давай помолимся — и спать.
Глава шестая, в которой постоянно заходит речь о странном (фрахте[16] полковника, а господин Барберри признает, что не был достаточно ловким дипломатом
Удивительное это зрелище — рассвет над морем.
Бескрайняя водная гладь начинает постепенно светлеть, как будто ее озаряют не солнечные лучи, а какой-то неведомый источник света из морских глубин. Затем усиливается ветер и откуда-то издалека к кораблю приближаются серебристые гребни волн. Внезапно на горизонте появляется красно-золотистая полоса — она становится все шире и шире, пока, наконец, над горизонтом не поднимается огненный шар — солнце.
Вся компания была уже на ногах, впервые в жизни наблюдая это диковинное явление. Утро выдалось прохладное, и наши путешественники, ежась под порывами ветра, сновали туда-сюда по палубе, чтобы хоть как-то согреться. Теперь, при свете солнца, они могли разглядеть корабль, на котором оказались волею судеб. Это было вовсе не такое уж замечательное судно, как могло показаться со слов господина Барберри. Скорее заурядная, ветхая с виду шхуна, вряд ли сумевшая бы выдержать даже не самый сильный шторм. И хозяин шхуны, некий Беппо, был под стать своему суденышку: изрядно потрепанный жизнью, влачащий жалкое существование старый матрос-неудачник, хватавшийся за любую возможность хоть что-нибудь заработать. Он постоянно сидел на носу корабля, апатично покуривая трубку, и ему явно не было никакого дела до своих пассажиров.
Вся корабельная команда состояла из двух субъектов — на вид абсолютных отбросов общества, подобранных, вероятно, в самой захудалой портовой таверне. Один был косоглазым, у другого добрую половину лица уродовал страшный ожог, к тому же он ходил, переваливаясь с боку на бок, с таким трудом, как будто хромал на обе ноги.